Застава - Сергей Лукьяненко

– Ну спасибо, что не на TGV, – пробормотал Ашот.

– Были бы французы – прокатили бы на TGV, – пожал плечами машинист. – Японцев бы просил на «Синкансене» прокатить. Испанцев – на «Талко».

– А ты осведомленный дяденька, как я погляжу, – признал Ашот.

Глава 13

Револьвер Эйжел и впрямь держала у виска машиниста. И даже курок взвела, что, на мой взгляд, было совершенно излишне – согласившись, Пагасо больше не колебался. Бор, несмотря на все его протесты, был с паровоза изгнан. Вагоны, платформа и даже тендер – отцеплены (хотя тендер пока и стоял вплотную к паровозу, и уголь, лопата за лопатой, отправлялся в топку). Стрелка манометра уже давно вошла в красную зону, показывая опасное давление в котле, но Пагасо выглядел спокойным. Мы решили довериться машинисту – свою машину он явно знал.

Выхода у нас все равно не было. Либо отправиться домой, либо попытаться преодолеть Разлом на старом паровозе. Оптимизма и душевного спокойствия это не прибавляло.

Но больше, чем висячий мост, тяжеленный паровоз, нервничающая Эйжел и откровенно трусящий Ашот, меня нервировал Петрайх.

Смотритель станции вовсе не собирался нам мешать. Напротив! Он со своими помощниками (и, судя по всему, родственниками) убрал с путей дрезину, по просьбе Пагасо смазал буксы и колесные пары, вообще – изо всех сил старался помочь.

Но когда необходимость в его помощи иссякла, он с женой и пятью мелкими детишками, а также четырьмя взрослыми помощниками, уселся на вокзальные скамейки. Жена сбегала в дом и принесла ведро, полное колотого льда и бутылок с пивом. Дети начали ныть и тянуть руки к пиву – за что вначале получили по загривку, а потом были посланы в дом и вернулись радостные, с кувшином мутного домашнего лимонада. Петрайх достал из промасленной газеты огромную копченую рыбину – то ли мелкого сома, то ли что-то местное, эндемичное, и принялся разделывать, наделяя взрослых кусочками. Лакомые плавнички достались жене, которая уселась рядом с мужем и тоже взяла пиво, но и помощников Петрайх не обделил.

– Ёшкин кот! – выругался Ашот, выглядывая в окошко. – Да им только попкорна не хватает!

– Отсталый мир, – согласился я, – попкорн не изобрели… Народ, а здесь вообще кукуруза растет?

И Ашот, и Хмель пожали плечами. Эйжел коротко ответила:

– Не знаю. Но я этим не интересуюсь.

Ее команда собралась по другую сторону путей. В отличие от станционного смотрителя с семьей, они вели себя сдержанно – просто стояли и наблюдали за нами. Они и с предводительницей своей прощались очень сухо, видимо в силу обычаев. Со мной, к примеру, гораздо теплее – жали руки, хлопали по плечам, произносили что-то ритуальное на своем языке, который я так толком и не выучил.

– Надо завезти и наладить выпуск попкорна, – решил я. – Озолотимся.

– Пока у них целлулоид разлагается на лету – кина не будет, – фыркнул Ашот. – А без кино никакой попкорн не пойдет.

– Ну что, господа пограничники, прокатимся с ветерком? – спросил Пагасо, швыряя в топку последнюю лопату угля. И, не дожидаясь ответа, дернул за цепь, заставив паровоз издать протяжный гудок.

– Пар теряешь, – сказал я.

– Поучи отца детей делать, – презрительно сказал машинист. – Паровоз без гудка со станции не уходит, иначе это не паровоз, а телега на паровом ходу.

Он дернул какой-то рычаг, повернул сверкающий от миллионов прикосновений маховичок, потянул еще один рычаг…

Паровоз облегченно вздохнул, вздрогнул, заскользили где-то невидимые нам рычаги и закрутились шестеренки (или что там крутится в паровозах?) Мы двинулись – еще медленно, но с угадываемой нарастающей мощью.

– Удачи, погранцы! – закричал с перрона Петрайх и отсалютовал нам бутылкой. – Я верил, что однажды какой-то псих решится это сделать!

Напутствие придало бы нам больше оптимизма, если бы не продолжение, донесшееся уже вслед набирающему ход паровозу:

– Достал меня этот Разлом, достала эта станция, сопьюсь я тут! Валите мост на хрен!

– Ах, скотина! – от души сказал Ашот. – Какая же он свинья!

Пагасо метнулся к окну (Эйжел дернулась за ним и даже схватила за плечо, видимо, решила, что машинист хочет дать деру). Но Пагасо лишь высунул голову и закричал:

– А вот не дождешься! Сдохнешь на этой станции, тля перронная! И дети твои тут состарятся!

– Какие теплые, дружеские отношения, – пробормотал Ашот. Он бледнел на глазах и старался не смотреть в окна.

А вот я не мог оторвать взгляд от надвигающегося Разлома.

Ну казалось бы, что такого – ущелье, только большое. Каньон. Щель в земле. Овраг-переросток. Тьфу на него! Тем более все заполнено туманом, дна не видно… и не так страшно…

Но почему в нем нет ветров?

Почему вечно стоит туман?

И почему этот туман остается таким темным, хотя солнце в зените? Разлом уже не выглядел черной бездной, как утром, но и клубящаяся серая мгла будто таила в себе какой-то мрачный антисвет, поглощала солнечные лучи…

– Что там внизу, Ашот? – спросил я. – Ты же был. Скажи, а?

Ашота передернуло, но он не ответил, а лишь неуклюже сострил в приступе храбрости:

– Есть шанс самому увидеть!

В этот миг мчащийся паровоз перевалил край Разлома и оказался на висячем мосту.

Если бы в ту же секунду древняя конструкция рассыпалась будто детский конструктор под ногой, я бы ничуть не удивился. В нашей затее было слишком много авантюры и слишком мало трезвого расчета.

Но мост выдержал.

Мы мчались вперед, под уклон, в туманное море. Пагасо что-то орал, прыгая на месте, и я вопреки всей логике испугался, что эти прыжки раскачают мост.

А мост не качался. Будто немыслимость происходящего и человеческая дерзость поразила даже законы физики. Тонкая лента дороги была почти неразличима на фоне тумана, и казалось, будто паровоз мчится по воздуху, словно в детской сказке или старой фантастике. Ход все ускорялся и ускорялся – перегретый котел и наклон моста работали заодно, разгоняя нас до немыслимых в Центруме скоростей. Не взлететь бы с рельсов на самом деле!

– Мамочка родная! – воскликнула Эйжел. Это было так на нее не похоже, что я покосился на бывшую подругу, ожидая увидеть на ее лице насмешливую улыбку. Но нет, она кричала всерьез, ей было страшно.

А у меня весь страх прошел. Так, наверное, бывает у людей, боящихся высоты, когда самолет отрывается от земли, пронзает тучи и ложится на курс. Вроде страшное никуда не делось – но страх исчезает…

– Получилось? – с удивлением спросил Хмель. Я заметил, что он держит автомат в руках – будто собирался в случае падения начать палить в пропасть.