Тень Дракона - Александр Золотько

Холоднее, еще холоднее. Человек может привыкнуть к чему угодно, если привыкать по чуть-чуть. Вот как сейчас – горячая вода перекрыта, только холодная, а он стоит и даже не вскрикнул.

Так ты привыкнешь и к убийствам. И чувство вины уйдет от тебя. По чуть-чуть. Сегодня не обрати внимание на выброшенную из окна женщину. С утра. А к вечеру не принимай близко к сердцу то, что шестнадцатилетней девчонке перерезали горло… Или воткнули нож в позвоночник. Наплевать.

И потихоньку ты перестанешь воспринимать все это слишком лично. И тогда ты… Шатов выключил воду, растерся полотенцем. Тогда ты перестанешь быть человеком, Женя Шатов. Или Дракон имел ввиду именно это? Ты перестанешь быть человеком? Ты сделаешь выбор и перестанешь дергаться по поводу его игры. Откажешься – и никто не сможет заставить тебя ее продолжить. А то, что он будет штрафовать тебя в тройном размере… Это его проблемы, и проблемы тех, кто ему подвернется по руку. И, кстати, у Дракона появляется куда больше возможностей, чтобы ошибиться и попасться.

Что-то он протрезвел. Это не входит в его планы на сегодня. Он хочет напиться.

Шатов обернулся в полотенце и вышел из ванной.

Вики на кухне не было. Бутылка и стаканы стояли на столе.

– Вика, ты где? – крикнул Шатов.

– Стелю постель.

– Я сейчас приду, только вот захвачу бутылку и стаканы.

Пить не обязательно на кухне. Пить можно и в комнате.

Вика сидела в кресле, завернувшись в халат. При неуверенном свете ночника она была особенно похожа на Виту. Шатов торопливо отвел взгляд и сел на постель:

– Тебе налить?

– Это обязательно? – спросила Вика.

Шатов хмыкнул:

– Еще пятнадцать минут назад я думал, что обязательно.

– А сейчас?

Шатов посмотрел на бутылку:

– Не знаю. Как хочешь. Я, например, выпью, если ты не возражаешь.

– А это что-нибудь изменит? – Вика встала с кресла. – Ты делай что хочешь, а я схожу под душ. Чистое белье – в шкафу, как обычно.

– Хорошо, – Шатов поставил один стакан на пол, к стене, во второй налил водки, грамм пятьдесят. Поднес стакан к губам.

Зажмурился. Это ведь ничего не меняет. Ровным счетом ничего. От этого никто не оживет. Никто не восстанет из мертвых. Это просто он отгородится от них и от памяти о них зыбкой стеной опьянения. А завтра… Завтра либо снова пить, либо помнить.

Как мерзко пахнет водка. А он этого не замечал. Просто пил. Потому, что хотел забыться. Мерзость какая. Шатов почувствовал, как к горлу подкатила тошнота.

Выпить? Допить эту бутылку? Шатов сглотнул. А потом отправиться дразниться с унитазом.

Черт! Шатов встал, пристроил стакан на журнальный столик и открыл шкаф. Хотя бы трусы надел, моралист алкоголичный. Неудобно перед посторонней женщиной.

Шатов лег в постель, закинув руки за голову. Закрыл глаза и тут же почувствовал, как комната резко провернулась. Так с ним бывает часто. Положительный компонент опьянения, то, ради чего он вливал в себя водку, уходил быстро, оставляя тошноту и головокружение. Его давний приятель называл такие ощущения ночными полетами.

А Шатову не нужны ночные полеты. Шатов просто хотел забыться. Просто испытать облегчение. Если бы можно было выплакать все это, просто разреветься.

Отчего мужики не плачут? Отчего люди не летают, вопрошала героиня старой пьесы. А потом – хрясь с высокого волжского берега.

В комнату вошла Вика:

– Будем спать?

– Будем, – коротко ответил Шатов.

Вика сняла халат, оставшись в ночной рубашке, осторожно, чтобы не прикоснуться к Шатову, легла в постель, к стене.

Шатов на ощупь, не глядя, нашарил выключатель ночника, нажал на кнопку.

– Спокойной ночи, Вика – сказал Шатов.

– Спокойной ночи, Евгений Шатов.

Евгений Шатов. Она приняла к сведению его пожелания. Евгений Шатов. Так к нему обращалась Вита. И еще запах. Шатов понял, что Вика воспользовалась духами Виты. «Дюна».

Напрасно это она. Все это бессмысленно. Она никогда не станет Витой.

– Не нужно, – сказал Шатов, почувствовав, как Вика легонько провела рукой по его плечу. – Не нужно.

– Почему? – чуть охрипшим голосом спросила Вика.

– Ты не Вита.

– А почему я должна быть Витой? Я не восковая кукла. Я живая баба, и меня тоже может разозлить мужик, который спит со мной в одной постели которую ночь и даже не попытался…

– Не нужно, – повторил Шатов.

– Это ты говоришь. Это только слова. А что ты чувствуешь? Что? – Вика положила руку к нему на грудь. – У тебя колотится сердце.

– Я знаю. Еще у меня кружится голова и мне тошно. Я слишком торопливо пил.

– Только это? – рука скользнула по его лицу, пальцы прикоснулись к губам. – Только водка?

– Не только, – Шатов лежал неподвижно, даже не пытаясь отстраниться или оттолкнуть ее руку. – Еще три свежих трупа. Ты уже знаешь о площади Культуры?

– Да, – губы Вики почти коснулись его уха.

– А пока я шел домой через Парк, ко мне дважды позвонил Дракон. Первый раз дал мне послушать последний вздох человека по фамилии Изотов, а во второй раз, всего через пятнадцать минут, заставил меня отвечать на вопросы. Я ошибся в ответе и умерла Алена, которой не хватило двух месяцев до шестнадцатилетия. Ты полагаешь, что это должно возбуждать?

– И ты поэтому решил напиться?

– И я поэтому решил напиться. И даже этого толком не сумел сделать. Типичный неудачник.

– Типичный, – Вика потерлась щекой о его плечо.

Шатов почувствовал, что задыхается. Вздохнул раз, другой, словно всхлипнул. В горле запершило, и что-то едкое попало на глаза. Больно. Это не слезы, нет, это…

Отвернуться, хотя в темноте она все равно не заметит. Мужик он или нет…

Рядом с ним не Вита. Не Вита. Не Вита… Он не хочет, он не имеет права, он не может…

Он не ответил на ее поцелуй. Она просто притворяется. Ей приказали. Она выполняет инструкцию по поддержанию поднадзорного в нормальном психическом состоянии… Сейчас – она прошепчет: «Евгений Шатов», и он убедится, что его элементарно…

Какие у нее настойчивые губы… Ее учили целоваться на специальных курсах. Искусство обольщение мужиков. Глава вторая – женатые, раздел третий – жена в отъезде, пункт пятый – средняя стадия отравления алкоголем. Шлюха. Она просто шлюха… Ей приказали… Она трахнет любого, на кого ей укажет Хорунжий. И ляжет под любого… И…

– Женя, – прошептала Вика.

– Я…

– Молчи. И не смей обо мне думать плохо, – Вика чуть отстранилась, – не смей. Я знаю, что ты думаешь.

– Я не…

– Не ври. Ты думаешь, что мне приказали.

– А тебе не приказывали? – Шатов смотрел в темноту, пытаясь разглядеть Вику. – Не приказывали?

– Мне рекомендовали… Оставили на мое усмотрение.

– И ты сегодня усмотрела…

Резкая пощечина зажгла перед глазами Шатова гроздь огоньков.

– Еще добавить? – спросила Вика.

– А если фонарь подвесишь?

– Скажешь, что по пьяному делу на дверь налетел.

– Хорошая идея. И что теперь?

– А что теперь?

– Теперь мы будем спать? Или ты еще раз мне врежешь, чтобы доказать искренность своих чувств?

Перед глазами снова полыхнуло.

– Однако, – оценил Шатов, – хорошо удар поставлен.

– Хочешь еще?

– Искалечишь объект домоганий… – новый удар Шатов отбить успел и тут же пропустил следующую пощечину. – Отлично. А как насчет пистолета к виску? Только не волосы!

– За прическу боишься? – Вика наклонилась к самому его лицу. – Боишься?

Шатов попытался пошевелиться, но Вика крепко сжала его лицо ладонями:

– Боишься?

Ее губы шептали, чуть прикасаясь к его губам.

– Вика, – его губы пошевелились, и это был почти ответ на поцелуй.

– Ты ведь хочешь меня, – это был не вопрос, это было утверждение. – Хочешь. Сейчас, сию минуту. Я знаю…

– Не…

– Молчи, – ее губы стали требовательными, и от них стало просто невозможно отстранится.

А потом – оторваться.

Шатов попытался оттолкнуть ее тело, сжал плечи… И привлек ее к себе.

– Вот так, – выдохнула Вика, – вот так.

– Я…

– Молчи, молчи, не смей ничего говорить… Вот так… Вот так…

Кажется, она в последний момент закричала. Ее ногти скользнули по его спине, но и на это он не обратил внимания. Еще рывок, еще… Он застонал, чувствуя, как каждое движение ее тела обдает его жаром, как засасывает его в пылающий водоворот… Еще… Он вскрикнул, и разом все исчезло.

Только пустота, темная комната и тошнота, подкатившая внезапно к горлу. Шатов почти упал с дивана, борясь с позывами к рвоте. Встал с колен и на неверных ногах пошел в туалет.

Мысли разлетелись в клочья, только тошнота и отвращение к себе. И мерзкий вкус во рту. Не нужно было…