Coda in crescendo - Евгений Лотош

— Возражаю! — резко сказал Пьеро Челенти, воздвигаясь в левой части зала во весь свой внушительный рост. — Окончательного текста еще нет! И я не намерен признавать паладаров орудием Божьим, как бы меня к тому ни склоняли! Я готов признавать их людьми… да как ни назовите, но отнюдь не орудием Божьим, а наоборот — истинными врагами Церкви и разрушителями веры. И те, кто держит их сторону, есть такие же враги, поддавшиеся искусу Креода. С ними нужно расправляться железной рукой!

Хосе поморщился. Епископ дестры Маунта символизировал собой воплощенную агрессивную глупость. Именно ему следовало бы заткнуть рот в первую очередь. Однако нельзя, не на данном этапе. Дурак явно и неприкрыто метил на трон папы, хотя на выборах не набрал бы в синклите и двух голосов в поддержку, и при том являлся рупором крайних консерваторов. Убеждать его бессмысленно, а более жесткие меры… несвоевременны. Между тем, если не успокоить его немедленно, синклит скатится в долгую бессмысленную свару и закончится ничем. Пора действовать. Епископ Дамарры незаметно глянул на часы (все еще рискованно, но в пределах разумного) и поднялся.

— Приношу свои извинение за вмешательство, — как можно более нейтрально произнес он, пока налившийся кровью Меццо подыскивал слова для достойного отпора. — Однако если мне позволят, я прошу внеочередного выступления. Возникли обстоятельства, уводящие на второй план даже наше отношение к паладарам.

— А именно? — с явными сварливыми нотками в голосе осведомился Меццо.

— Люди, восстающие из мертвых.

Гул голосов прокатился по залу. Епископы переглядывались, на их лицах виднелось явное замешательство. Даже секретарь-распорядитель на мгновение в недоумении поднял взгляд.

— Поясните, — с недовольными и настороженными нотками потребовал Меццо.

— Если позволите, тесса, я воспользуюсь кафедрой.

Хосе выбрался в проход и подошел к трибуне. Епископ Челестины раздраженно глянул на него, потом на все еще демонстративно стоящего у своего кресла Челенти, очевидно, все еще раздумывая над достойным ответом, но потом поморщился и спустился. Кивком поблагодарив его, Хосе поднялся по узким дубовым ступенькам, за столетия вытертыми до блеска тысячами ног предшественников, и тщательно следя, куда ступает. Однажды он здесь оступился, упал и сильно ударился плечом, которое затем болело полгода, упорно отказываясь поддаваться усилиям лучших врачей. Помог в конечном итоге только общий массаж в сочетании с минеральными ваннами. Проклятую кафедру… да что там, всю древнюю обстановку зала давно следовало бы заменить на что-то более удобное и современное, но с традициями сражаться сложно. Вот когда он станет папой… Оборвав несвоевременную мысль, Хосе Капурри утвердился наверху и обвел ряды притихших пурпурных сутан бесстрастным взглядом.

— К сожалению, тессы, восставшие из мертвых больше не миф, — его слова веско падали в напряженный омут зала. — Я потратил больше восьми декад на охоту за слухами по всему Кайтару, а также к северу от него, преимущественно в Теулане и Росуге.

— На какие средства? — поинтересовался Лючиано Фетаска. В его тоне по-прежнему скользили язвительные нотки, но куда как меньше, чем в адрес Меццо.

— На собственные средства семьи Капурри, — спокойно сообщил Хосе. — Полагаю, что для присутствующих здесь не секрет, что наша семья не стесняется помогать Церкви деньгами на богоугодные дела, да и многие журналисты на службе у моего брата весьма искушены в искусстве идти по следу. Спешу уверить, что из фондов Церкви не потрачено ни единой лееры. Я ответил на ваш вопрос, тесса Фетаска?

Епископ Маринии молча кивнул. Наверняка он прекрасно знал, что медиа-империя Капурри, включающая в себя несколько телеканалов, ежедневных газет, аналитических журналов и агентство по опросам общественного мнения, специализируется в числе прочего и на сборе и перепродаже самой разной информации, включая прямой промышленный шпионаж. Он и сам пару раз обращался к Леону через Хосе для анализа настроений прихожан в своей дестре, да и в остальном они неплохо ладили. Скорее всего, вопрос он задал исключительно для демонстрации своей объективности — а может, даже осознанно или неосознанно подыгрывал. Да, обязательно нужно сойтись с ним поближе.

— Итак, тессы, я должен сообщить чрезвычайно неприятную новость: наша официальная доктрина в скором времени может подвергнуться еще одному тяжкому испытанию. Но прежде чем объяснять проблему, я хочу, чтобы перед вами выступил один человек. Его зовут доктор Сантонелла Чико. Он весьма известный в своей области терапевт, полтора десятилетия работал в лучших больницах Барны, а примерно год назад по зову сердца отринул искус денег и славы и пришел работать в больницу святого Мейсера. Работающая с ним пасанта Фьюченца, а также сервилы-медсестры дают ему самые лучшие рекомендации как врачу, так и человеку. Полторы декады назад, когда Барну внезапно накрыл кольчон, он стал свидетелем случая, о котором расскажет самолично. Однако, тессы, прошу учесть, что с ним не стоит вдаваться в теологические детали: он атеист, так что разговор обязательно уйдет в нежелательном направлении.

— Протестую! — опять вскинулся Пьеро Челенти. — Неслыханно — ярый безбожник вещает в самом святом месте Церкви? В сердце и оплоте веры?!

— Полагаю, тесса Челенти, что открывать дискуссию по вопросу, давным-давно закрытому Церковью, мы не станем, — холодно ответил Хосе. — Атеистов признали такими же орудиями Божьими, как и верных, полтора века назад. Хорошо известно, что атеистами или агностиками является по крайней мере треть наемного персонала в разнообразных церковных учреждениях, непосредственно не связанных с теологическими материями, и Церковь спокойно принимает такое положение дел. Доктор Чико не станет читать нам лекции о мироустройстве, он всего лишь опишет то, что видел своими глазами.

— Еще никогда нога ни одного безбожника не ступала на священный пол зала Слова Божьего!

— Регулярные экскурсии в нефе базилики святого Йогана проводятся для всех желающих без разбора вероисповедания, — Хосе добавил в голос ледяных ноток. — На мой взгляд, неф и алтарь — гораздо более святые места базилики, чем одно из служебных помещений, и Всевышний наверняка простит нас, если один атеист проведет здесь десять минут по острой необходимости. Прошу вас, тесса Челенти, сядьте. Сегодняшнее заседание и без того предстоит тяжелое, и не стоит тратить время на пустые пререкательства.

Несколько секунд епископ Маунты сверлил его тяжелым взглядом, потом оглянулся на остальных епископов, недружелюбно и косо на него поглядывающих.

— Мы еще обсудим данную тему, тесса Капурри, — буркнул он, устраиваясь в своем кресле.

— Разумеется, тесса Челенти. Но после синклита и с глазу на глаз. А сейчас…

Он глянул на служку у двери.

— Снаружи должен ожидать мой помощник и дэй Чико. Попросите его войти.

А вот интересно, мелькнула в голове мысль, как выкручиваться, если окажется, что самолет из Барны задержался сильнее, чем обещали в диспетчерской аэропорта, и доктора все-таки еще не привезли? А если машина с ним застряла в пробке? На мгновение сердце екнуло и дало перебой, в глазах чуть потемнело. Так, тихо. Не дергаться. Всевышний знает, насколько важен сегодняшний синклит, он не допустит провала.

Служка поклонился, приоткрыл дверь и выскользнул наружу. Десяток секунд напряженной тишины спустя он вернулся. Доктор Сантонелла Чико непринужденно шагал следом, с интересом оглядываясь по сторонам. Хосе с удовлетворением отметил, что сегодня внешность гостя весьма респектабельна: в сшитом на заказ костюме стоимостью по крайней мере полторы тысячи леер, прекрасно маскирующем излишнюю полноту, в начищенных ботинках стоимостью не менее пятисот, с золотыми запонками и золотой же заколкой бабочки на шее. На его лице держалась мина, куда более надменная и презрительная, чем во время давешнего разговора. Видимо, именно так он выглядел во времена, когда ему в голову еще не ударила блажь стать единственным врачом на грошовом жаловании в затрапезной благотворительной больнице. Хорошо. Такой вызовет у синклита куда больше доверия, чем встрепанный пожилой мужчина с глубокими тенями под глазами и в плохо отстиранном белом халате, каким он выглядел в Барне. А еще, пусть и атеист, но Церковь он уважает — если не как спасительницу души, то хотя бы как влиятельный общественный институт. Скорее всего, неожиданностей с его стороны не возникнет — особенно с учетом обещанного больнице пожертвования в пятьдесят тысяч.

Встретившись взглядом с Хосе, доктор Чико слегка кивнул. Тот кивнул в ответ и жестом показал на небольшую трибуну рядом с епископской кафедрой. Доктор неторопливо, с большими пальцами, заложенными в карманы пиджака, поднялся на указанное возвышение.