Рыцарь темного солнца - Валерия Вербинина

– Нет, – признался молодой человек, подумав.

– Ты очень смелый юноша, – сказал великий комтур, обращаясь к лже-Михалу. – Если правда, что ты не ушел, пока не похоронил всех, кто погиб в том лесу…

– Я говорю правду! – вскинулась Мадленка. Но по лицам рыцарей она заметила, что сейчас они смотрят на нее с бо́льшим уважением, чем вначале, и это удивило ее.

– От имени всех братьев я должен также поблагодарить тебя за то, что ты сделал для наших товарищей, брата Боэмунда и брата Филибера. Правда, брат Боэмунд принял твое участие слишком близко к сердцу… – великий комтур желчно усмехнулся, однако Мадленка почему-то вовсе не прониклась к нему симпатией за то, что он явно на дух не выносил синеглазого, – но тебе не стоит на него обижаться.

Мадленка подумала, что раз уж она все равно осталась в живых, обижаться было бы и в самом деле глупо.

– Однако обвинения, выдвинутые против тебя, вынуждают нас быть осторожными.

Мадленка затрепетала, уловив в голосе великого комтура новые, лязгающие нотки.

– Это не значит, однако, что мы не верим тебе. Ты единственный, кто может подтвердить, если понадобится, что крестоносцы не совершали того чудовищного преступления, в котором их обвиняют.

– Если он тот, за кого себя выдает, – тихо вставил рыцарь в серой одежде, Вальтер фон Арним, комтур крепости Кенигсберг.

– Да, – великий комтур нахмурился. – Есть ли кто-либо, кто может подтвердить, что ты действительно Михал Соболевский?

– Да кто угодно! – воскликнула Мадленка, пожимая плечами. – Моя мать, мой отец, сестры, ксендз Белецкий…

«Охотно вам подтвердят, что я вовсе не Михал», – мелькнуло у нее в голове продолжение фразы. Но Мадленка отогнала прочь столь неуместную мысль и смело улыбнулась в лицо великому комтуру.

– Что ж, покамест я тебе верю, – заключил Конрад фон Эрлингер. – Брат Боэмунд… – неожиданно сказал он.

Синеглазый поднял голову.

– Да, брат Конрад?

– Как по-твоему, способен ли мальчик зарезать двух женщин? Брат Филибер уже говорил, что не верит в такое, но вот что думаешь ты? Тебе ведь тоже довелось с ним столкнуться, и ты далеко не так расположен к нему, как брат Филибер.

– Он и раненого добить не сможет, – холодно уронил Боэмунд, сжигая лже-Михала бирюзовым взглядом. – Нет, только не он.

– То есть ты считаешь, что он невиновен?

– В данном случае – нет.

– Ты считаешь, мы можем без урона для нашей чести дать ему убежище, чтобы он мог в случае необходимости защитить нас перед королем? – осведомился великий комтур.

Боэмунд фон Мейссен откинулся на спинку скамьи.

– Это глупо, брат Конрад. Его свидетельству никто не поверит.

– Почему же? – вскинулся Вальтер из Кенигсберга.

– Потому, – невозмутимо продолжал Боэмунд, – что княгиню и лже-Магдалену убили моей мизерикордией, и потому, что брат Филибер помог обвиненному в преступлении мальчишке, нашему «бесценному свидетелю», бежать в Мариенбург. Отсюда всякий сделает вывод, что он был подослан нами и, следовательно, убийство матери Евлалии тоже наших рук дело. Король Владислав не поверит ни единому слову юноши, и я бы на его месте поступил точно так же.

– Но мы не убивали настоятельницу монастыря Святой Клары! – горячо возразил фон Ансбах из Торна. – Это ложь, ложь, ложь!

Мадленка устала переминаться с ноги на ногу, ожидая, когда рыцари закончат препираться и обратят на нее внимание.

– Стрела и четки, не забывайте, – вмешался до того молчавший брат Киприан. – Они что-то да значат!

– Так что вы думаете, братья? Кто мог решиться на убийство матери Евлалии?

– Может, князь Доминик? – выпалил фон Ансбах. – Убийство как-никак совершено на его землях.

– Да, но смысл?

– Тогда Август. Он ведь ее наследник.

– Но мальчик в этом сомневается. И потом, я достаточно хорошо знаю Августа: он бы никогда не поднял руку на свою крестную, а затем и на собственную мать. Нет, тут что-то не то.

– Постойте, братья. Кто настолько ненавидит нас, что пренебрег угрозой разоблачения и подослал самозванку, во всем обвинившую нас?

– Не обольщайтесь, брат Вальтер: все поляки нас ненавидят.

– И литовцы, особенно они. Почему четки оказались у литовской служанки?

Все заговорили разом, перебивая друг друга, пока великий комтур не ударил ладонью по столу. Жилы на его шее вздулись.

– Тихо! – рявкнул он, и тут уж Мадленка не узнала его вкрадчивого мягкого голоса.

Шум сразу же стих, как по волшебству.

– Братья, – продолжал великий комтур, – во всем происшедшем есть какая-то тайна, но теперь, когда мы благодаря этому юноше узнали так много, мы в ней непременно разберемся. Я позабочусь о том, чтобы послать ко двору князя надежных людей, которые доложат нам, что там и как. Ты, юноша, – обратился комтур к лже-Михалу, не знающему, куда деться, – покамест побудешь нашим гостем. Как-никак твоя голова очень дорого стоит, и мне не хочется, чтобы ты потерял ее раньше времени.

– Я бесконечно благодарен вашей милости, – пролепетала Мадленка, кланяясь в пояс.

– Ступай, юноша, – велел Конрад фон Эрлингер, – и не забывай почаще молиться, как то предписывает святая наша церковь. Возможно, тебе придется задержаться у нас дольше, чем ты думаешь.

Мадленка, кланяясь, вышла из зала и поспешила к себе. Она не обманывалась расположением комтура и прекрасно понимала, что значат его слова.

«Значит, теперь я пленница… то есть пленник крестоносцев, – Мадленка весело хмыкнула. – Двести флоринов! А ведь еще мой дед говорил, что я его сокровище и что мне цены нет. Одно утешение: Мальборк – хорошая крепость, и так просто они меня не отдадут. Даже если князь Диковский будет три года под стенами стоять, ничего он не добьется».

И, найдя утешение в этой мысли, Мадленка добралась до своей комнаты, не раздеваясь, рухнула на мягкую постель и мгновенно заснула.

На следующий день Мадленка начала обживать замок. Поскольку она теперь считалась под покровительством крестоносцев, ей разрешили бродить где вздумается, с условием, что она не попытается скрыться из Мариенбурга. Мадленка, впрочем, и сама не рвалась отсюда, отлично понимая, что ее ожидает, попадись она на глаза кому-нибудь из свиты князя Доминика или Августа Яворского. Правда, кое-кто из крестоносцев, а именно синеглазый, тоже ее не жаловал, но он ведь обязан уважать решение великого комтура, а значит, и с его стороны ей ничто не угрожало.

Мадленка облазила всю территорию крепости, побывала на укреплениях, у складов, заглянула в часовню, где были похоронены почившие в бозе великие магистры и в их числе отважный Ульрих фон Юнгинген, убитый в Грюнвальдскую битву. Твердыня Мальборка стояла уже около полутора веков и за столь долгое время успела значительно разрастись. Самым старым был Высокий замок, затем появился Средний замок, куда перебрались великие магистры, а в Нижнем замке были сосредоточены в основном склады, хозяйственные постройки и арсеналы. В Мальборке жило и кормилось множество народу; Мадленка вначале пыталась сосчитать его жителей, но затем бросила бесполезное занятие, решив, что их тут точно не меньше, чем в Кракове.