Стеклянный дом - Ева Чейз

как еще в Лондоне ей много раз хотелось предостеречь Джинни. Рассказать, как Дон прижимался к ней, проходя мимо, а один раз – как унизительно! – прокомментировал ее «аппетитные ножки». Но Рита молчала – не хватало смелости. Она почему-то чувствовала себя соучастницей, виноватой, хотя сама не понимала, что такого сделала, чтобы привлечь его внимание. И потом, няням опасно жаловаться на такие тривиальные мелочи. Все знали, что такое происходит постоянно, и хорошенькие молодые няни брали за правило перед сном подпирать дверь спальни спинкой стула. Нужно было просто не терять бдительность и лишний раз не высовываться. Теперь она жалеет, что промолчала.

– Я попытаюсь.

* * *

Остаться с Джинни наедине непросто. Тянется липкий день, а они с Доном неразлучны. Вокруг них искрит воздух. Джинни смотрит на Дона жадно, как-то по-мужски.

В Лондоне они не могли вести себя так открыто. Да и не посмели бы. Точно не при детях. Но здесь, в лесу, они скинули с себя все запреты, точно шелковое платье. Это так завораживает и шокирует, что Рита не может отвести взгляд. Они не замечают ее взглядов. Она, как никогда раньше, чувствует себя мебелью, каким-нибудь кухонным шкафом, который бесшумно катится мимо на колесиках.

Она незаметно отодвигает занавеску и выглядывает из окна гостиной. Да, вот они, расстелили одеяло и устроились на лужайке, поросшей маргаритками. Малышка лежит между ними. Два бокала. Бутылка вина. Пустая. Они похожи на молодое семейство – и это хуже всего. Рита невольно испытывает сочувствие к Уолтеру, которое тут же сменяется тревогой. Если он узнает, страшно даже представить, что случится. А если это зрелище увидит Мардж, она сразу поймет, что происходит под просевшей крышей дома Уолтера.

Рита смотрит, как Тедди подбегает к ним и тянет Дона – тот смеется и протестует – за собой, болтая что-то о лесной охоте. Джинни жестом разрешает им идти.

Рита чувствует, как по спине пробегает тревожный холодок. Она надеется, что далеко они не пойдут. И не будут собирать грибы. И не упадут в заброшенную шахту. Нужно отнести высохшее белье на второй этаж. Занять руки и голову, пока Тедди не вернется. Через полчаса на лестнице слышатся легкие шаги Джинни.

Вот он, ее шанс. Рита тихо стучится к ней в спальню.

– Это я, Рита.

– Заходите! – бодро отзывается Джинни.

– Я просто… Ой. Простите. – Джинни переодевается, возится с лямкой бюстгальтера и натягивает платье из устричного шелка. – Я зайду позже.

– Ну что за глупости. Мы обе женщины.

У нее, пожалуй, больше общего с садовой тачкой, чем с Джинни в этом текучем платье с вырезом на спине. Рита уже много месяцев не видела ее такой красивой.

– Решила в кои-то веки привести себя в порядок. – Джинни отворачивается и приподнимает начесанные, напомаженные кудри, открывая шею. – Поможете застегнуть?

Рита долго возится с крошечной перламутровой пуговкой, невольно задевая гладкую безупречную кожу своими огрубевшими пальцами.

– Я хотела поинтересоваться, надолго ли задержится Дон.

Джинни резко оборачивается и смотрит ей в глаза чуть дольше, чем принято.

– На несколько дней. Потом уедет в Аравию. Раз уж вам так интересно. – Все сестринское тепло исчезает из ее голоса. – Я сама застегну.

Как они выдержат еще несколько дней? К тому же приближается последняя неделя августа. Уолтер должен вернуться в Англию. И они планировали позвонить в полицию. Или Джинни не верит, что Уолтер заявится сюда в любой момент? Она как будто вовсе отказывается думать обо всем остальном.

Время утекает, как песок сквозь пальцы. Близится смена времен года. Орды белых бабочек сменились злыми осами. Воздух в конце августа теплый, как кровь, но уже не жаркий; небо вымученно-синее. А на рассвете Рита чувствует, как в оконные щели начинает просачиваться запах осени, кисловато-сладкий, как бурые пятна на бочках опавших яблок. Рита тоскует по морю.

– В разговорах с Уолтером не упоминайте приезд Дона. – Джинни старается говорить непринужденно. – Давайте не будем устраивать скандал.

Рита смотрит на распустившийся край старого персидского ковра, и ей кажется, что она сама тоже потихоньку рассыпается.

– Что сказать Мардж? – тихо спрашивает она, не поднимая взгляда.

– Просто скажите, что приехал старый друг семьи.

Как будто она в это поверит. Мардж – настоящая ищейка. Рита бросает взгляд на неубранную постель Джинни, на перекрученные простыни и представляет, как домработница подносит их к носу и принюхивается.

– Лучше и ей сказать, чтобы ни о чем не говорила Уолтеру, – быстро добавляет Джинни.

– Вряд ли она меня послушает. – Мардж считает себя на целый разряд, а то и на класс выше Риты в семейной иерархии.

– Что ж, в ближайшие дни связаться с Уолтером будет сложно. Из-за всех этих дел с шахтой. Он ведь сам вам так сказал по телефону?

Рита кивает. Почему-то она не очень верит словам Уолтера. Вполне возможно, что он все же планирует позвонить – или вообще приехать без предупреждения прямиком с самолета, – чтобы застать их врасплох, поймать на горячем.

– В любом случае Мардж вряд ли может рассказать Уолтеру про Дона и умолчать о такой незначительной детали, как ребенок, верно? – Джинни присаживается на краешек кровати и надевает на тонкое запястье браслет-манжету со стразами. – Либо все, либо ничего.

То же самое касается и ее записей. Теперь все лето исчезло из сводок, превратилось в зияющую дыру в том месте, где не осталось правды. Только история, которую сочинила Джинни: выдуманная семья в сказочных лесах Аркадии.

– Мардж полюбила эту малышку, Рита. Она оказалась добрее, чем я думала.

В этом Рита тоже сомневается, подозревая, что Мардж просто приятно быть в числе посвященных в тайну. Приятно обладать властью. Молчание затягивается.

– Послушайте, Рита, я знаю, что вы не одобряете Дона.

Рита не находит в себе сил возразить, хотя она не в том положении, чтобы одобрять что-то или не одобрять. Джинни отворачивается к зеркалу и приподнимает подбородок, осматривая свое отражение.

– И как бы я хотела, чтобы Гера перестала так его ненавидеть. Это ужасно неловко, учитывая, как тепло к ней относится Дон. – Она поправляет браслет на запястье, потом бросает на Риту резкий взгляд, как будто возражая в ответ на невысказанное осуждение. – Жизнь не черно-белая. Все не так, как кажется в юности.

Рита едва заметно кивает. Она бы никогда не стала изменять мужу. Это такая же непреложная истина, как то, что она никогда не станет низкорослой и никогда не разлюбит папоротники.

Кажется, у нее все на лице написано, потому что глаза Джинни наполняются слезами, которые грозят размазать тушь и стрелки.

– Поймите, это не