Еврейский мир. Важнейшие знания о еврейском народе, его истории и религии - Иосиф Телушкин

За несколько лет до Спинозы другой голландский еврей, Уриэль да Коста (1585–1640), также выступил против амстердамской религиозной общины и был отлучен. Но в отличие от Спинозы да Коста был сильно травмирован херемом и раскаялся в своих заблуждениях. Унизительные наказания, которые ему пришлось претерпеть, прежде чем он вновь был принят в общину, включали публичную порку в присутствии мужчин и женщин. Почти сразу же после этого он покончил жизнь самоубийством. Учитывая подобные последствия херема, можно считать большим счастьем, что в прошлом подобные меры практиковались крайне редко.

Отлучение почти не применяется и сегодня, кроме тех редких случаев, когда мужчины отказываются дать своим женам развод по нормам еврейского права (см. «Гет»).

113. Придворные евреи. Штадланим

Свои ограниченные права евреи в средневековой Европе могли получать благодаря не законам, а воле тех или иных личностей. Например, если феодал приглашал евреев поселиться в своих селениях. Поэтому евреи обычно испытывали тревогу, когда подобное расположенное к ним лицо умирало: вполне могло оказаться так, что его преемник изгонит их, конфискует их собственность или наложит на них куда более тяжелые налоги.

Евреи, представлявшие своих соплеменников перед внешними властями, назывались на иврите штадланим (термин восходит к II в.). Штадланим часто выступали в качестве «придворных евреев» (звание, присваивавшееся евреям, служившим местным правителям). Особенно много придворных евреев было в Германии, разделенной на многочисленные княжества.

Главной задачей придворных евреев было предоставлять займы, вести соответствующие переговоры и заниматься снабжением войск. В благоприятные периоды придворные евреи (которые обычно были самыми зажиточными членами еврейской общины) имели определенную власть и влияние. Однако они же обычно становились первыми жертвами антисемитски настроенных правителей. Самым знаменитым придворным евреем XVIII в. был Йосеф Зюсс Оппенгеймер (1698–1738), министр финансов герцога Вюртембергского. Он приобрел такое сильное влияние, что стал, по сути, обладать самостоятельной властью. Однако, когда герцог неожиданно умер, враги Оппенгеймера тут же схватили его и приговорили к смерти. Тогда пастор Ригер пообещал, что он может спасти свою жизнь, если обратится в христианство. Хотя Оппенгеймер не был набожным иудеем, он отказался: «Я еврей и евреем останусь. Я не стану христианином, даже если меня сделают императором. Перемена веры – дело личной совести свободного человека, но преступление для узника». Он умер со словами молитвы «Шма» на устах.

Так как придворные евреи и штадланим защищали своих собратьев посредством личных связей и взяток, а не на основе апелляций к праву, слово «штадлан» постепенно приобрело негативный, даже несколько эмоциональный оттенок. Например, когда одни евреи выступают за публичную демонстрацию, чтобы достичь своих целей, а другие – за конфиденциальные переговоры, то первые могут назвать вторых штадланим (своего рода еврейский эквивалент «дяди Тома» – соглашателя).

114. Хасидим и митнагдим. Исраэль Баал Шем Тов (1700–1760)

Хотя современные евреи часто употребляют слово «хасид» как обозначение крайнего ортодокса, хасидизм как религиозное течение, возникшее в XVIII в. в Восточной Европе, первоначально воспринималось как революционное и либерально-религиозное. Его противники, известные как митнагдим, сами были ортодоксальными евреями.

Митнагдим гордились тем, что их лидер Виленский Гаон произнес глубокую тираду о Талмуде уже в возрасте семи лет и изучал священные тексты по 18 часов в день. Основатель хасидизма р. Исраэль Баал Шем Тов герой совсем иных историй. В молодости он исполнял довольно низкую должность помощника в еврейской начальной школе – хедере, собирая учеников по их домам, и вел в школу с пением песен. Позже, когда он женился, то поселился вместе с женой в далекой горной карпатской деревушке, копал там глину и известь, которые жена продавала в городе; позже они завели гостиницу.

В эти годы Баал Шем Тов проводил много времени в лесу в уединенных размышлениях. Его последователи потом сравнивали это время уединения и размышления с тем периодом, который Моше провел в Мидьяне, когда он пас стада своего тестя.

Примерно к 1736 г. Баал Шем Тов стал известен как целитель и духовный вождь. Его фамилия, которая буквально значила «обладатель доброго имени», часто применялась в еврейской традиции к знахарям и кудесникам. В 1740 г. он переехал в Меджибож – городок на Украине, в Подолии. К нему стали приходить ученики из соседних областей, но его уроки резко отличались от тех, которые давались в йешивах: личным контактам человека с Б-гом и своими ближними уделялось гораздо больше внимания, чем тонкостям еврейского права. Истории, которые хасиды рассказывали о Баал Шем Тове (обычно сокращенно называемом Бешт), неизменно изображают его с трубкой в руке, рассказывающим внешне вполне светские истории с глубоким духовным подтекстом. Он умер в 1760 г., оставив своим преемником Дова-Бера из Межерича. Незадолго до смерти Бешт сказал стоявшим у его кровати людям: «Я не печалюсь о своей смерти, ибо вижу всего лишь дверь, которая открывается, в то время как другая закрывается».

Многие идеи Бешта стали центральными пунктами хасидского движения, начатого его последователями. Некоторые из утверждений Бешта, не будучи чем-то совершенно новым, делают упор на те аспекты иудаизма, которые обычно игнорировались митнагдим: например, образ сердца. Бешт особенно любил утверждение Талмуда: «Б-г вожделеет сердца» (Санѓедрин, 106б), которое он толковал в том смысле, что для Б-га чистый религиозный дух важнее знания Талмуда. О Беште рассказывают, что однажды в Йом-Кипур в синагогу, где он молился, вошел бедный еврейский мальчик – неграмотный пастух. Мальчик был глубоко растроган службой, но не мог сам прочесть текст молитвы. И тогда начал делать то, в чем он был мастер, – свистеть: он хотел сделать свой свист приношением Б-гу. Молящиеся пришли в ужас от такого нарушения службы. Некоторые кричали на пастушка, другие хотели вышвырнуть его вон. Бешт тут же остановил их. «До сегодняшнего дня, – сказал он, – я чувствовал, что наши молитвы не доходят до небес. Но свист этого юного пастуха был так чист, что он донес наши молитвы сквозь все преграды прямо к Б-гу».

Другая древняя доктрина, которой Бешт придавал особое значение, основывалась на стихе Йшаяѓу: «Вся земля полна славы Его!» (6:4). Если весь мир полон Б-жьей славой, рассуждал Бешт, то митнагдим и аскеты ошибаются, думая, что нужно отворачиваться от радостей мира. «Не отвергай красоту девушки, – учил Бешт. – Но стремись, чтобы признание красоты возвращало тебя к ее источнику – Б-гу. Если человек овладеет этой мудростью, то его физическое наслаждение будет влечь за собой и духовный рост».

Так как мир полон Б-гом, Бешт считал, что нужно быть неизменно радостным, ведь величайшие акты творения совершаются в радости. «Ни один ребенок не появляется на свет без удовольствия и радости, – учил Бешт, – так и с молитвами: если вы хотите, чтобы они были услышаны, возносите их с радостью и весельем». Это учение было серьезным вызовом многим идеям, царившим в те времена среди евреев. Многие религиозные евреи, особенно среди кабалистов, проповедовали аскетизм и требовали поста каждую пятницу и понедельник. Бешт осуждал подобную практику, считая, что она ведет к меланхолии, а не к радости.

Постороннему наблюдателю, незнакомому с учением Бешта, хасидские молитвы и службы могут показаться сумбурными и неблагообразными. Следуя экстатическому заявлению царя Давида: «Все кости мои скажут: Г-споди, кто подобен Тебе?» (Теѓилим, 35:10), молящиеся иногда даже становились вверх ногами. Характерно, что Бешт защищал эту практику в хасидских службах, рассказывая такую притчу: глухой шел мимо зала, где праздновали свадьбу. Когда он заглянул в окно, то увидел людей, радостно и увлеченно танцующих. Но поскольку не слышал музыки, то принял их за сумасшедших.

Бешт учил, что цадик (духовный лидер хасидов) должен служить примером религиозной жизни. Однако учение о цадике было развито уже его последователями, особенно Довом-Бером из Межерича, который сделал его центральной частью хасидизма. Он учил, что Б-г проявляет себя в самых незначительных поступках цадика. Один из учеников Дова-Бера говорил: «Я хожу к нему не для того, чтобы изучать Тору, а для того, чтобы смотреть, как он расстегивает свои ботинки». Дов-Бер учил, что идеальный цадик имеет более тесные отношения с Б-гом, чем обычный еврей, и может благословлять людей.

Вера во власть и величие цадика стала одной из самых сильных – и самых спорных – идей хасидизма. Противники обвиняли цадиков в том, что они обогащаются за счет своих последователей. После Дова-Бера возникли многочисленные хасидские группы, каждая со своим цадиком, которых называли «ребе». Ребе стали чем-то вроде еврейской аристократии. Когда ребе умирал, ему наследовал сын или зять. Те хасидские группы, где возникли авторитетные семейные династии, процветали. Но многие приходили и в упадок после смерти своего цадика при его менее одаренном преемнике.