Об интеллекте - Джеф Хокинс

Проведем небольшой мысленный эксперимент, чтоб показать, каким образом наши повседневные замечания о сознании являются тем же самым, что и формирование декларативных знаний. Вспомните, что считается, что вся память заключается в физических изменениях в синапсах и нейронах, которые они соединяют. Следовательно, если у меня был бы способ обратить эти физические изменения, ваша память могла бы быть стерта. Теперь вообразите, что я могу повернуть переключатель и вернуть ваш мозг точно в такое же состояние, в котором он был в некоторый момент прошлого. Это может быть час назад, двенадцать часов назад, любой промежуток времени. Я просто поворачиваю переключатель в моей обращающей машине, и ваши синапсы и нейроны возвращаются в предыдущее состояние во времени. Делая это, я стираю вашу память о том, что произошло с того момента времени.

Теперь предположим, что вы прожили сегодняшний день и проснулись завтра. Но как только вы проснулись, я повернул переключатель и стер последние двенадцать часов. У вас была бы абсолютно нулевая память о предыдущем дне. С точки зрения вашего мозга, «вчера» никогда не происходило. Я сказал бы вам, что уже среда, а вы протестовали бы, «нет, вторник. Я уверен в этом. Календарь просто поменяли. Но все равно вторник. Зачем вы так шутите надо мной?». Но каждый, кого вы встречали во вторник, сказал бы, что вы были весь день в сознании. Они видели вас, обедали с вами, разговаривали с вами. Разве вы этого не помните? Вы бы сказали нет, этого не было. В конце концов, посмотрев видеозапись вашего обеда, вы постепенно убеждаетесь, что день действительно прошел, даже хотя у вас нет воспоминаний об этом. Как будто вы были целый день зомби, а не в сознании. Однако, вы были в сознании все время. Ваша уверенность в том, что вы были в сознании, исчезла только тогда, когда ваши декларативные знания были стерты.

Этот мысленный эксперимент охватывает эквивалентность между декларативной памятью и нашим повседневным пониманием сознания. Если во время или в конце игры в теннис я спрошу вас, были ли вы в сознании, конечно же, вы скажете да. Если затем я стер бы ваши воспоминания по последних двух часах, вы заявили бы, что были без сознания и не отвечаете за действия, которые происходили в течение игры. В обоих случаях, это была одна и та же игра в теннис. Единственная разница в том, есть ли у вас воспоминания о ней в тот момент, когда я вас спрашиваю. Следовательно, это значение сознания не абсолютно. Оно может изменить после стирания памяти.

Наиболее сложные вопросы о сознании касаются qualia. Qualia часто перефразируется в стиле дзен-буддизма, например «Почему красное — красное, а зеленое — зеленое? Является ли красное для меня таким же, как и для вас? Почему красное эмоционально связывается с определенными чувствами? Это должно быть для меня неотъемлемое качество или чувство. Какое чувство оно вызывает у вас?»

Я обнаружил, что такое описание трудно соотносится с нейробиологией, так что я предпочитаю перефразировать вопрос. Для меня эквивалентным, но все также трудным для объяснения, является вопрос «Почему разные чувства кажутся качественно различными? Почему зрение кажется отличным от слуха, и почему слух кажется отличным от осязания? Если кортекс одинаков везде, если он работает по одним и те м же принципам, если он всего лишь оперирует с паттернами, если нет звука или света в голове, а только паттерны, то почему зрение кажется таким отличающимся от слуха?». Мне трудно описать, как зрение отличается от слуха, но это самоочевидно. Я думаю, для вас также. Аксоны для представления звука и аксоны для представления света во всех практических отношениях идентичны. «Освещенность» и «звучание» не переносятся по аксонам сенсорных нейронов.

У людей с особенностью, называемой синестезией, мозг размывает различия между чувствами — определенные звуки имеют цвет, или определенные текстуры имеют цвет. Это говорит нам, что качественный аспект чувств не является неизменным. Путем некоторых физических модификаций, мозг может придать качественный аспект зрения слуховой информации.

Так каково же объяснение для qualia? Я могу предположить две возможности, ни одну из которых я не нахожу полностью удовлетворительной. Одна заключается в том, что хотя слух, осязание и зрение работают по одним и тем же принципам неокортекса, они по разному обрабатываются под кортексом. Слух полагается на множество специфических для слуха подкорковых структур, которые обрабатывают звуковые паттерны прежде чем они достигнут кортекса. Соматосенсорные паттерны также проходят через множество субкортикальных областей, которые уникальны для чувств осязания. Вероятно qualia, подобно эмоциям, не опосредуется только неокортексом. Если они как-то переплетены с субкортикальными частями мозга, которые имеют уникальную структуру связей, возможно связанную с эмоциональными центрами, это могло бы объяснить, почему мы воспринимаем их по-разному, даже если это не поможет нам объяснить, почему какой-то вид qualia находится на первом месте.

Другая возможность, которую я могу подразумевать, это что структура поступающей информации — отличия в самих паттернах — диктует то, как вы воспринимаете качественные аспекты информации. Природа пространственно-временных паттернов в слуховом нерве отличается от природы пространственно-временных паттернов в оптическом нерве. В оптическом нерве миллионы волокон и он переносит практически пространственную информацию. В слуховом нерве только тридцать тысяч волокон и он переносит больше временнОй информации. Эти отличия могут быть соотнесены с тем, что мы называем qualia.

Мы можем быть уверены, что как бы ни определялось сознание, память и предсказание играют ключевую роль в их создании.

К сознанию относятся и понятия разума и души.

Когда я был ребенком, я не переставал удивляться тому, что было бы, если бы «Я» родился в теле другого ребенка в другой стране, как если бы «Я» каким-то образом не зависело от моего тела. Эти мысли о независимом разуме являются всеобще распространенными и естественным следствием того, как работает неокортекс. Ваш кортекс создает модель мира в своей иерархической памяти. Мысли — это то, что возникает, когда эта модель работает сама по себе; воспоминания ведут к предсказаниям, которая выступает в качестве сенсорной информации, что ведет к новым воспоминаниям и т. д. Наши наиболее абстрактные мысли не приводятся в действие и даже не связаны с реальным миром; они чисто продукт модели. Мы закрываем глаза и тихо размышляем, так что наши мысли не прерываются сенсорной информацией. Конечно, наша модель мира изначально создана изучением реального мира через органы чувств, но когда мы планируем и думаем о мире, мы делаем это в кортикальной модели, а не в реальном мире.

Для кортекса наше тело является всего лишь частью внешнего мира. Вспомните, что мозг находится в тихой и темной коробке. Он знает о мире только через паттерны в сенсорных нервных волокнах. С точки зрения мозга, как устройства для обработки паттернов, он не знает о вашем теле как-нибудь не так, как об остальном мире. Нет какого-либо специального различия между тем, где кончается тело и начинается мир. Но у кортекса нет возможности смоделировать мозг сам по себе, потому что в мозгу нет сенсоров. Таким образом, мы можем видеть, почему наши мысли возникают независимо от нашего тела, почему он склонен к тому, чтоб у нас был независимый разум или душа. Кортекс строит модель вашего тела, но он не может построить модель мозга самого по себе. Ваши мысли, которые располагаются в мозгу, физически отделены от тела и оставшегося мира. Разум независим от тела, но не от мозга.

Мы можем ясно увидеть эти отличия при травме или заболевании. Если кто-то теряет конечность, модель конечности в его мозгу может тем не менее оставаться нетронутой, давая в результате так называемую фантомную конечность, которую он все также может ощущать как часть тела. С другой стороны, если он испытает кортикальную травму, он может потерять модель руки, даже хотя рука сама по себе останется. В этом случае он может испытать то, что известно как синдром чужой конечности, и ощущать дискомфортное, возможно невыносимое чувство, что рука не его собственная и управляется кем-то другим. Некоторые даже настаивают, что конечность должна быть ампутирована! Если наш мозг остается нетронутым, тогда как остальное тело заболевает, у нас ощущение здравого разума заключенного в умирающем теле, хотя то, что мы имеем в действительности — это здоровый мозг, заключенный в умирающем теле. Естественно считать, что наш разум продолжается после смерти тела, но когда мозг умирает, также умирает и разум. Истинность этого становится очевидной, если наш мозг выходит из строя раньше тела. Люди с болезнью Альцгеймера или с серьезным повреждением мозга теряют свой разум даже если из тела остаются здоровыми.