Гадкие лебеди кордебалета - Кэти Мари Бьюкенен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Месье Лефевр, я поверю только тому, что увижу собственными глазами.
Он наполняет мой бокал.
— Я осознаю серьезность своих слов. — Он кладет руку мне на бедро и сжимает его, как папа. Я с трудом удерживаюсь, чтобы не затанцевать от счастья. Он поднимает руку и наклоняет бокал в сторону моих губ.
— А теперь, милая моя, будьте хорошей девочкой и пейте шампанское.
Спросить ли про Бланш? Она вернулась в танцевальное фойе после своего выхода, сжимая руки, едва сдерживая радость. Не стала обсуждать других и ехидничать. Только слегка улыбнулась мне, имея в виду, наверное, что экзаменаторам она понравилась. Хотя зачем мне напоминать месье Лефевру о ее голубиных руках? Конечно, гордиться тут нечем. Она моя единственная подруга во всей школе, но, если он может дать не только туфли, мне это нужно не меньше, чем Бланш.
Я делаю глоток. Я раньше никогда не пробовала шампанское. Кажется, что я пью воздух. Маленькие пузырьки лопаются в горле. На вкус оно как металлический нож, которым резали яблочный пирог.
— На рю де Дуэ пьют вино со вкусом бочки.
Месье Лефевр смеется, наполняет свой стакан, открывает маленькое окошечко и говорит кучеру, что мы поедем вдоль Сены. По пути он спрашивает:
— Отметим ваш успех прогулкой?
Я киваю. Интересно, раздвинет ли он занавески, закрывающие от нас Сену?
Месье Лефевр откидывает голову назад. Кажется, он совсем не хочет разговаривать. Мы едем молча.
Я пью шампанское. Наверное, я не должна думать ни о чем, кроме пузырьков на языке, но я никогда не умела наслаждаться тем, что происходит сейчас.
Я сразу же представила Антуанетту, которая в воскресенье вернулась из Мазаса и рухнула на стул, спрятав лицо в ладони. Я вздохнула и напомнила себе, как часто она была терпелива со мной.
— Что случилось? — спросила я.
— Они нашли нож. Инспектор сказал Эмилю.
У меня зародилась слабая надежда. Неужели она все-таки поняла, что Эмиль Абади виновен?
— Ты не понимаешь? Пьер Жиль никогда бы не сказал, куда выкинул нож, если бы не знал, что его ни в чем не обвинят.
Она посмотрела на меня. Худая, усталая, вокруг глаз красные круги. У меня защемило сердце. Дарить надежду этой сжавшейся на стуле девушке было неправильно, ведь этим я только на время отсрочу ее боль. Но ей было так плохо, что я даже позабыла данное себе обещание. Я давно хотела заставить ее взглянуть на Эмиля Абади моими глазами, но сейчас только сказала:
— Может, инспектор блефует.
— Он показал Эмилю нож.
Ей нужно отбросить свои фантазии о невиновности Эмиля Абади. Я погладила ее по плечу как можно нежнее. Но мое прикосновение ее только разозлило. Как будто это предательство с моей стороны — считать, что новые известия заставят ее признать вину Эмиля. Неужели она вообще ничуть в нем не сомневается?
— Но ведь эти двое ее убили, — решительно сказала я.
— Ничего не доказано. — Она стряхнула мою руку.
Месье Лефевр выпрямляется, и я вдруг вспоминаю, что так и не поблагодарила его за туфли. Это большая ошибка.
— Знаете, — говорю я, чувствуя себя очень храброй после шампанского. За весь день я съела только кусок хлеба. — Если мои ножки сегодня хоть чуть-чуть сияли, то только благодаря вашему подарку. Вы подарили мне уверенность.
Его рука снова оказывается на моем бедре, но не для того, чтобы по-отцовски его пожать. Ладонь просто лежит, не двигаясь. Я вспоминаю рассказы Жозефины. Постоянные посетители Оперы хотят противоестественных вещей, принуждают к ним девушек, суют пальцы, куда не положено. Я застываю на месте, вжимаюсь спиной в спинку диванчика, и он убирает руку. Перо говорила, что поклонники только помогают девушкам, чтобы они могли посвящать все время работе.
— Мадам Доминик сказала, что вы встаете с петухами и месите тесто в булочной.
— Да, — отвечаю я, не понимая, почему мне так не понравилась рука на моем бедре. Ничего такого, особенно теперь, когда я уже перестала ощущать ее тяжесть.
— Вы больше не сможете этим заниматься, — говорит он. — По вечерам у вас будут выступления, и придется ложиться очень поздно. Сколько они вам платят?
Он прямо сейчас хочет мне помочь? Я сую руку в карман и трогаю железный ключик — на удачу.
— В пекарне? Двенадцать франков каждую неделю и два багета в день.
Он достает бумажник и протягивает мне бумажку в двадцать франков.
— Уходите оттуда.
Кажется, Перо лучше разбирается в поклонниках, чем Жозефина. Я вспоминаю, как низко присела корифейка перед месье Мерантом, когда он перевел ее с роли менады в «Полиевкте» на роль нимфы, и встаю, чтобы присесть так же. И тут же падаю на место. Смех месье Лефевра придает мне сил, я улыбаюсь веселой улыбкой Шарлотты и пытаюсь повторить ее голос, каким она разговаривает с мясником.
— Вы так великодушны. Теперь я перед вами в долгу.
— Я очень рад этому.
Он подносит бутылку к моему пустому бокалу, и я подношу его поближе. Нюхаю пену, хихикаю, когда она щекочет мне нос. Он улыбается. Я выпиваю бокал, и он наполняет его снова. А потом открывает окошечко и говорит кучеру:
— В Булонский лес.
Я никогда там не была, но знаю, что это настоящий лес на далекой западной окраине Париже. Я глотаю пузырьки воздуха из бокала.
Le Figaro. Убийца из…
3 августа 1880 года
УБИЙЦА ИЗ МОНТРЁЯ
В следующем месяце Эмиль Абади и Пьер Жиль предстанут перед судом присяжных по обвинению в убийстве госпожи Безенго, владелицы кафе в Монтрёе. Несчастная женщина была заколота ножом. Преступники рассказали главному инспектору, куда потом спрятали орудие убийства. Оба признались, что явились в кафе с целью шантажа.
Жиль утверждает, что Абади перерезал женщине горло, запаниковав. Абади же все отрицает. Он говорит, что шантаж не удался и тогда он выпил в кафе коньяку и ушел, оставив Жиля там.
На прошлой неделе главный инспектор привозил преступников на место трагедии в кафе в Монтрёе для уточнения показаний. Звериный облик Эмиля Абади поражает с первого взгляда. Ему едва девятнадцать, и он сложен как Геркулес — плотный, широкоплечий, со
