Ты для меня? - Людмила Сладкова

— Но и на улице спать – не вариант! Я тебе не позволю!

— Почему нет? Мне здесь… спокойно.

— А в доме? — спросил, внимательно наблюдая за ее реакцией. — Неспокойно?

Валерия приняла сидячее положение.

Притянув колени к груди, укутала ноги одеялом и пробубнила:

— Там я чувствую себя сумасшедшей.

— Вот как? — он присел рядом на освободившуюся половину кушетки. — Почему?

— Потому что… слышу голоса из прошлого. Раз за разом. Раз… за разом. Но я ведь не должна их слышать, правда?

Давыдов потянулся к графину, стоящему на столике.

Наполнил стакан прохладной чистой водой и подал девушке.

— Выпей. Тебе сейчас нужно употреблять как можно больше жидкости.

Она безразлично хмыкнула:

— Не хочу…

— Выпей! Я кому говорю?

И вновь:

— Не хочу…

— Ну, как знаешь!

Герман раздраженно швырнул бокал обратно на столик.

Тот с грохотом приземлился на столешницу, но ни капли не пролилось.

Лера судорожно выдохнула:

— Завтра я пожалею… да? Пожалею о словах, которые говорила тебе в машине?

— Откуда мне знать?

— Ты не дашь забыть о них…

— Возможно. Скорее всего.

«Черт! Да я и сам их не забуду!»

Спирина плотнее обернула вокруг себя одеяло.

— Почему, Герман?

— А это не очевидно? Чтобы впредь так не напивалась!

— Я не об этом! — девушка уткнулась лбом в колени и тихонько пробубнила: — Почему ты отказался от меня? Почему так легко вычеркнул из своей жизни?

Герман замер.

«Сука! Только не это! Только не сейчас…»

— Ты одним махом обрубил все концы! — продолжала Лера. — Я сходила с ума, пытаясь понять, чем заслужила такую жестокость? 

«О, я тоже сходил с ума, девочка! Меня, черт подери, наизнанку выворачивало! Ломало, как гребаного Щелкунчика!»

— Я отказывалась верить, что тот случай… что все только из-за этого!

— Лера, хватит! — предостерегающе.

— Из-за одной глупой ошибки так сурово не наказывают, Герман!

— Я сказал: хватит!

Но она будто не слышала его. Продолжала гнуть свою линию.

— Глеб прилетал регулярно – два раза в год. Сначала с родителями, а потом и один. Он находился рядом, когда происходили значимые события в моей жизни. Он. Не ты! После похорон мамы я… я тебя не видела! Ни разу! Почему? Неужели мой поступок оказался для тебя столь… чудовищен, столь… противен, что ты не смог простить меня? Я ведь была дорога тебе!

«Ты и сейчас мне дорога, дурочка!»

Не в силах вынести ее испытывающий взгляд, Давыдов отвернулся.

— Тогда я не видел другого выхода. Мне казалось, что поступаю правильно.

— Ты просто струсил!

— Может быть!

— Прошло столько лет, а ты… даже не обнял меня при встрече! — ее голос дрогнул. — Это равносильно пощечине, Герман!

— Довольно! — от напряжения на его висках взбугрились вены. — Прошлого не изменить. Хватит оглядываться назад – живи настоящим!

В голосе девушки появились металлические нотки:

— Не могу! Мне так не хватало тебя все эти годы!

— Лера…

«Твою мать! И откуда столько нежности взялось в моем осипшем голосе?»

Давыдов сам себя шокировал. Осторожно заправил ей за ухо прядь волос, спавшую на глаза. Обрисовал костяшкой указательного пальца овал ее лица.

— Я старше тебя на целых семь лет! — отозвался шепотом. — Я просто вырос. Тебе не приходило это в голову?

Лера усиленно пыталась сфокусировать на нем свой поплывший взгляд.

А Герман продолжил:

— У меня появились другие дела. Работа. Ответственность. Интересы.

— И… женщины! — язвительно выдохнула Лера.

— И женщины, — вторил он ей, подтверждая.

— Жаль! — горько улыбнулась она. — Я часто думаю, как бы сложилась моя жизнь, будь ты рядом – мой грозный старший брат!

Герман отдернул руку, словно она его ужалила.

В каком-то смысле так и было. И от этого яда в крови каменели мышцы.

Он нашел в себе силы встать и отойти на безопасное расстояние, чтобы не придушить на хрен, и прогромыхал:

— Запомни уже, наконец! — чеканил каждое слово, буравя неистовым взглядом. — Вбей в свою прелестную головку и никогда не забывай! Я тебе не друг! Не брат! Не сват! Не… муж! Не старший! Не грозный! Никакой!

Девушка вскочила на ноги, переступая через упавшее покрывало.

Она все еще была в своем греховном умопомрачительном платье.

Ее щеки полыхали. Ее глаза горели шальным блеском, а руки сжимались в кулаки. Ни капли страха не было на лице Леры. Лишь ярый протест.

В несколько шагов она преодолела разделявшее их расстояние и встала…

«Близко… слишком близко!»

— Мне плевать на твои слова! — гневно зашипела Спирина. — С того дня я больше ничего для тебя не значу? Чужая? Пусть так! Но ты… ты для меня значишь, и очень многое! Ты по-прежнему мой бра…

— Заткнись, Лера!

Девушка, не особо церемонясь, ударила его ладонями в грудь:

— Сам заткнись, Герман! Заткнись и слушай!

От ее дерзости и ярости в жилах воспламенилась кровь.

По венам точно расплавленная лава потекла.

— Годы потеряны, понимаешь? Я ничего от тебя не требую. Ничего не прошу. От моих слов ничего не изменится, и я этому даже рада. Пусть для тебя я и умерла после того, как…

Лера запнулась, судорожно втягивая в себя кислород. Потом продолжила.

— Неважно! Для меня Герман Давыдов все равно… будет жить вечно. В моей душе. В моем неадекватном искореженном мире. И никто не заставит меня его забыть! Никто не заставит разлюбить! А любой, кто попытается, клянусь, получит от меня по морде! Даже если это окажется он сам!

«Твою мать…»

Разум помутился. От мгновенно взревевшего пульса потемнело в глазах.

Не контролируя силу, окончательно осатанев, Герман рванул эту настырную девчонку к своей груди и крепко вдавил в себя ее податливое мягкое тело. Глаза закатились от удовольствия, как у маньяка, настигнувшего жертву.