И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник) - Любомирская Лея Давидовна

тут, конечно, были вскрики, слезы, упреки, клятвы, объятия, опять слезы, опять клятвы, и Херберт согласился вернуться домой вместе с одеждой, башмаками, галошами и съестными припасами. на радостях бакалейщик Штолле подарил ему барабан и дудку, а Аида Рудольфовна – складной армейский ножик с ложкой и вилкой, чтобы Херберт пользовался им за столом вместо всех остальных приборов.

а вскоре после свадьбы Аида Рудольфовна ощутила, что у нее под сердцем что-то шевельнулось, и замерла в восхищении и предвкушении – если бы мне хотелось всех сейчас огорчить, я б сказала, что это была не беременность, а смертельная болезнь, или что болезни не было, но потом у Аиды Рудольфовны родился глухой мальчик без рук, или что мальчик родился ничего, целенький, но был вылитый Руди Шлюпка и вырос обаятельным аферистом и провел всю жизнь под чужими именами, скрываясь от полиции, да мало ли печальных вариантов можно придумать, но мне что-то не хочется никого огорчать, поэтому мы оставим Аиду Рудольфовну Дубель-Шлюпку, по мужу Штолле, прямо сейчас, на раннем сроке, в первом то есть триместре, и будем надеяться, что у нее родится славная девочка, скажем, Эльза или же Генриетта, Генечка Дубель-Штолле, музыкантша и мамина гордость. а почему, собственно, нет?

Вместо отступления

Perdoai-me senhor porque pequei…

Прости меня, Господи, я грешен, и ничего истинно доброго я не сделал в земной моей жизни.

Я убивал, Господи, бок о бок с моим господином, серпы вырастали из моих рук, ими косил я моих врагов, вооруженных и безоружных, десятками, сотнями, целыми войсками, ибо мое сердце жаждало крови.

Коэльо, кричит принц, Коэльо, справа! и ты бьешь, не глядя, и знаешь, что попал, потому что всегда попадаешь, и мавр – могучий ли воин, нежный ли мальчик в пылу своей первой битвы, – взревев, или тоненько вскрикнув, или в полном молчании падает куда-то под копыта коней, и ты даже не смотришь, тебе они все одинаковы, для тебя они все мертвы.

Я грабил, Господи, вместе с моим господином, земли моих врагов, их золото, их коней, их жен, их малолетних детей забирал я себе, продавал или дарил за ненадобностью, ибо мое сердце жаждало богатства.

Хорошая рабыня, тягучим нетрезвым голосом говорит принц, где ты берешь таких, почему мне вечно достаются одни старухи? ты пользуешься моей добротой, Коэльо, и забираешь себе самых лучших, клянусь, я велю отрубить тебе руки за воровство! принц хихикает, довольный своей шуткой, и ты почтительно смеешься вместе с ним, а потом даришь ему свою хорошую рабыню, вчера еще среднюю дочь могущественного эмира, а сегодня просто смуглую черноволосую девку с красными от слез глазами.

Я лжесвидетельствовал, Господи, по одному моему слову мой господин казнил или миловал, и никто не чувствовал себя в безопасности, ибо мое сердце жаждало власти.

Ты уверен, Коэльо, спрашивает принц, ты полностью в этом уверен? ты можешь предоставить доказательства? Могу, господин, говоришь ты, не моргнув, у тебя нет никаких доказательств, но принц и не спрашивал, есть ли они у тебя. Сожгу собаку, цедит принц, и, распаляясь, всю семейку его проклятую сожгу! и ты киваешь, это мудро, господин, это очень мудро.

Я возжелал жены ближнего, Господи, невесты господина моего и его любовницы я возжелал, и любил их всех, каждую из них, ибо мое сердце жаждало их ласк.

Хороша тоненькая Бланка, отвергнутая невеста, бледная, нежная, как лепесток цветущей вишни. Что со мной сделают, Коэльо, спрашивает она, заглядывая тебе в лицо, что со мной теперь сделают? Все будет хорошо, говоришь ты, обнимаешь ее и гладишь по волосам, как ребенка, все будет чудесно, вот увидишь, ты еще станешь королевой, женой и матерью великих королей, и действительно, стала, совсем немного спустя, ты узнаешь о ней от нечастых посланцев и радуешься за свою Бланку.

Хороша и ясноглазая Констанса, заброшенная жена, тихая и задумчивая, как лесное озеро. Что мне делать, Коэльо, спрашивает она, осторожно и недоверчиво гладя свой круглый живот, что мне теперь делать? Ничего, говоришь ты и, встав на колени, касаешься губами ее теплого живота, ничего не делай, пусть идет, как идет, все решится само. И действительно, решилось, наследник, Фернандо, – вылитый ты, но принц считает его своим, и старый король любит его больше остальных внуков, как жаль, что Констанса умерла, она была бы рада.

Но прекраснее всех – белогрудая Инес, главное сокровище принца, его кровь, его жизнь, гибкая, страстная и покорная, как лузитанская кобылица. Коэльо, мелодично смеется она, толкая тебя в плечо маленькой босой ступней, что же мы с тобой делаем, Коэльо? Мы любим, уверенно говоришь ты, ловишь и целуешь эту ступню, мы просто любим друг друга, разве нет? Нет, резко говорит Инес, и голос ее похож на крик чайки. Я люблю принца. Отпусти меня. И ты отпускаешь, и молчишь о том, что скоро она умрет. Так решил старый король и сказал тебе и еще двоим, но ты никому не позволишь коснуться прекрасной Инес, ты сам вонзишь ей нож в белую грудь и будешь потом выть без слез на замковой стене, пугая караульных.

Я ложился с мужчиной, как с женщиной, Господи, с господином моим я лег, и был ему мужем, и был ему женой, и всем, чем он хотел, ибо мое сердце жаждало.

После охоты принц пахнет зверем, после битвы принц пахнет смертью, вид его дик, руки его жестки, голос его властен, а глаза неожиданно робки, и нежны детские губы, прячущиеся в завитках бороды. Подойди, Коэльо, говорит он, привставая на ложе, и ты идешь, ненавидя и любя этот рот, этот голос, эти обвитые жилами руки, ты идешь, как на казнь, и хочешь умереть, но умереть в его объятиях.

Я грешил, Господи, помыслами и деяниями, но пуще всего я грешил сердцем, жадным, несытым сердцем. Помилуй меня, Господи, полюби. Ты видел – мой господин вырвал сегодня у меня сердце, и сам я никого больше полюбить не смогу.

Принц ногой отталкивает труп с окровавленной дырой в груди и подносит к лицу еще трепещущее сердце. Что же нам делать, Коэльо, тихонько спрашивает он, касаясь сердца губами. Что же нам теперь делать?