Держава (том первый) - Валерий Кормилицын

— Род войск менять не хочу, хотя, конечно, благодарю за доверие, а вот пару денёчков «Протоколы» почитать не отказался бы.

— Гм, — засомневался Сипягин. — Ну что ж, на пару деньков можно дать экземплярчик. Юрий Николаевич, — обратился к приват–доценту, — выдайте, пожалуйста, генералу экземпляр из сухотинской сотни. С полной версией. Только условие, уважаемый Максим Акимович. Ни–ко–му-у! Вы меня понимаете? Даже брату. Для вашей же безопасности… и его тоже. Кто–то не хочет выносить всё на публику.

— А может, Дмитрий Сергеевич, напротив, «Протоколы» в газетах напечатать?

— Нет! Пока рано. Прежде следует самим во всём разобраться, а то после вообще концов не сыщешь…

Когда Рубанов ехал в коляске обратно, ему показалось, что за ним следят.

«Чудеса какие. Во как Сипягин мне опасения внушил. Если так дальше пойдёт, скоро тени своей бояться начну. Как же! Этого убили, того убили».

— Постой–ка, братец, — ткнул в спину ямщика. — Я сейчас вон тот экипаж остановлю, что бы кое в чём удостовериться, — вылез из коляски и направился навстречу упряжке из двух вороных коней, везущих закрытую коляску.

Неожиданно лошади понесли, и Рубанов чудом успел отскочить в сторону, закричав ругательства вслед исчезнувшей за углом коляске.

— Барин, вас не задело? — подбежал к нему перепуганный извозчик. — Пьяный, поди, чёрт напился, — погрозил вслед уехавшему экипажу, — вот и гоняет дуриком.

«Стечение обстоятельств, конечно! — сомневаясь, подумал Максим Акимович. — Не пойму, чего они больше боятся? Того, что стану злейшим их врагом или что информация от меня пойдёт дальше? И кто такие эти «они?» Если, конечно, произошедший инцидент не случайность… Да что это я? Ну конечно случайность», — успокоил себя.

Дома, сердитый Антип, сжигаемый страстями ревности, небрежно принял у генерала шинель, бурча под нос, что некоторые господа не расколятся, коли горничную кликнут.

— Взяли моду, чуть что, сразу Антип, а лакейская рожа без дела шляется.

Ещё обиднее ему было то, что барыня назначила мадам Камиллу экономкой, и теперь она стояла над всеми слугами.

«Я к слугам, конечно, не отношусь, но её супруг, мажордом недоделанный, считает себя выше царского ефрейтора. Ну, время придёт, разберусь с ним, — мстительно играл желваками, — или самому из ружья ликвидироваться от несчастной любви?».

«Да-а. Всё смешалось в доме Рубановых», — со вздохом сделал почти толстовский вывод Максим Акимович.

Поздоровавшись с женой и немного пообщавшись с сыном, он удобно расположился перед камином, поставив на столик шустовский коньячок, и принялся штудировать «Протоколы», восклицая иногда в сердцах: «Во-о гады!»

Незаметно для себя уснул, пробудившись ночью от гвалта и ругани внизу.

«Разодрались с лакеем, черти», — уронив с груди книжку, поспешил узнать, что на самом деле происходит.

На первом этаже уже собиралась прислуга. Мадам Камилла, в одной ночной сорочке, обнимала и гладила по щеке бледного, трясущегося супруга. А денщик, размахивая руками, о чём–то рассказывал старичку–лакею и швейцару.

Увидев главного своего начальника, чин которого был немножко повыше ефрейторского, Антип, раздвинув слушателей, подскочил к барину и ещё активнее стал размахивать руками, пытаясь что–то объяснить:

— Он вот тут стоял… а я оттуда вышел. Хто–то хрипит. Гляжу-у, никак Аполлошку душат… а тот хрипит так…

«Приятно для слуха», — мысленно продолжил за него Максим Акимович.

— Ну, понятно, понятно, ты постоял полчасика, приглядываясь, чего это добрый человек с Аполлоном делает, песню что ли разучивает… «Тьфу! Не туда меня понесло». — Аполлон. Расскажи, как дело было.

— Показалось, вроде стекло разбилось, вышел поглядеть… а тут он… Я кричать, — постепенно начинал размахивать руками Аполлон. — Он душить, я кричать… а тут он появился…

— Стоп, стоп, стоп. Кто тебя душил? Вор что ли залез? Да что вы все руками–то размахались, вместо того, чтобы языком… — обернулся на визг мадам Камиллы, которая в ужасе глядела на дверь, в проёме которой стоял растрёпанный сторож.

«Ну вот. Ещё один рассказчик явился. Ну, Чехов прям», — горестно покачал головой, рассматривая всклокоченного, заикающегося от избытка чувст и алкоголя Пахомыча.

— Он, гнида ушастая, меня по бошке хрясь! — выговорил, наконец, Пахомыч, руками имитируя колку пенька и для усиления эффекта сводя глаза к переносице, отчего все вздрогнули, а слабонервная мадам Камилла взвизгнула.

— Не пугай дам своей мимикой, а внятно скажи, как выглядел тот человек, — по слогам произнёс Максим Акимович.

— Как гнида! Как же ишшо…

— О–о–х! — устало вздохнул Рубанов. — Аполлон. В чём он одет–то был?

— В чёрном пальте. Точно помню, — аж подпрыгнул Антип, перебив лакея.

— Да-а. Черноволосый такой. Как дьявол словом… и тут же душить, — всхлипнул Аполлон.

— А я его — бац! — вновь начал заводиться Антип. — А потом ещё раз… а потом как заору: «Руки кверху-у, зара–а–аза-а!» А он, шельмец, в дверь — шасть, заранее, што ли открыл, и исчез.

— Ду–ше–гу-у–у–бец! — словно в опере пропел Аполлон.

«Так, так, так, — задумался Рубанов. — Во-о чушь какая. Бывает же стечение обстоятельств».

— Ладно! Окно чем–нибудь заложите, запирайтесь, да спать. Утром полицейских вызову. Всё равно никого не найдут: «Зато будет что рассказывать», — даже обрадовался он.

На Акима тоже свалилась неожиданная радость. На следующий день он не пошёл в гимназию, поплакавшись маменьке, что не спал всю ночь, хотя на самом деле, к несказанному горю своему, ничего не слышал.

Поглазев, как полицейские мучаются с Пахомычем и временами незаметно крестятся, оглядев разбитое окно, стал бродить по дому, и в кабинете отца, куда вход ему был категорически запрещён, увидел под креслом, рядом с пустой бутылкой, какую–то книжонку. Мучаясь скукой, унёс в свою комнату и начал читать с неожиданно проснувшимся интересом, неизвестно для чего записывая особо заинтересовавшие его места. Вечером вернул книгу на место, под кресло.

Отдав «Протоколы» лично Сипягину, Рубанов не стал фантазировать, рассказав лишь про вора.

— Да-а! развелось в Питере мазуриков. Того и гляди портмоне сопрут. Но не они опасны, а те респектабельные курчавые брюнеты, что в прошлом году собрались в Базеле на Первый организационный съезд сионистов. Вот там–то, как мне донесли, и обсуждались некоторые из вопросов, о которых вы читали в данной пакостной книжонке. Через месяц после этого, в сентябре 1897 года, в Вильне состоялся Первый съезд еврейского социалистического Бунда, где преобладала идеология сионизма, а не социализма. Все должны

подчиняться евреям как избранному народу, — сморщился Сипягин. А весной этого года, как я тебе уже говорил в прошлый раз, состоялся Первый съезд РСДРП, где тоже еврей сидел на еврее и евреем погонял, как говорится в русской поговорке.

— Чего–то не слышал такую, — задумался Рубанов.

— Не слышали, так услышите. Главное, до этих–то субчиков добрались. Пусть в Сибири немножко остынут и свежим воздухом подышат. И я не считаю себя националистом. Тут дело не в нации, а в идеологии и религии. Ведь если у нас еврей выкрещивается, то он пользуется теми же правами, что и русский. Правда, об этом они почему–то помалкивают… А книжонка эта, — брезгливо кивнул на «Протоколы», думаю, идёт от масонов. Вы, Рубанов, случаем не масон? — улыбнулся Сипягин. — Шучу.

— Я фармазон! — Шучу! — тоже улыбнулся Максим Акимович.

— Мы–то с тобой шутим, а, насколько мне известно, даже некоторые великие князья являются масонами, — открыл он дверь и посмотрел, не подслушивает ли кто. — Рыба гниёт с головы, любезный мой Максим Акимович.

— Дмитрий Сергеевич, а вы, часом, не социал–демократ?

— Тьфу! Прости Господи! Этих господ, пока, вообще понять не могу, хотя, в принципе, верхушка — те же самые евреи и поклоняются еврею Марксу с его «Капиталом». Посолиднее «Протоколов», но такая же белиберда, абсолютно для России не приемлемая. Затребовал недавно на него дело. Оказалось, что Карл Маркс это псевдоним, а настоящие имя и фамилия этого масона — Мардохей Маркс Леви. Карл тоже мне. Папа Карла, — стал язвить Сипягин. — Крёстный отец всех буратин с деревянными лбами и длинными но–сами, которые и суют их, куда не попадя. А более всего меня волнует самый влиятельный наш масон — Сергей Юльевич Витте.

— Что, министр финансов тоже масон? — поразился Рубанов.

— Тише, господин генерал. И у стен растут длинные уши… Особенно в здании МВД. Я давно наблюдаю за ним. Как известно, его первый брак закончился скандалом, вторым браком он женился на красивой жидовочке Матильде Хотимской. А еврейка–жена, для любого, кроме еврея — хужей динамиту, как говорится в народной пословице.

— Вы, Дмитрий Сергеевич, стали просто непревзойдённым знатоком народного фольклора.

— … под себя подомнёт и умом забьёт даже академика, — не слушал собеседника Сипягин. — Сейчас он, пользуясь огромным влиянием при дворе, поддерживает евреев и даже, как я узнал, имеет на своём заграничном счёте хорошие от этого суммы.