Каждый за себя, а Бог против всех. Мемуары - Вернер Херцог

техасский Мак-Аллен, а вечером возвращались домой в Мексику. На границе на многополосной дороге для них было три отдельных полосы, их машины узнавали по специальным наклейкам уже издалека. Такие наклейки мексиканцы получали после тщательных бюрократических проверок у властей США. Обходными путями я раздобыл себе мексиканские номера и такую наклейку. Моя колымага имела для этой цели самый подходящий вид. Рано утром пограничники США просто махали мне, чтобы я проезжал вместе с несколькими тысячами других машин по специальным полосам. Сегодня это и представить невозможно, но тогда, в 1965 году, почти не было наркоторговли и войн между бандами. Те, кто хотел попасть в США нелегально, просто переплывали Рио-Гранде и выходили на другом берегу – их называли mojado, мокрые. Для меня было важно лишь преодолеть небольшое расстояние до пограничного техасского города Мак-Аллена, не привлекая внимания к заштампованной визе в паспорте. На обратном пути мексиканцы пропускали безо всякого паспортного контроля. В редких случаях я привозил в Мексику кольты – это было скорее парадное оружие, рукоятки у них были красиво декорированы перламутром, что имело огромное значение. Богатые ранчерос хвастали ими – стволы должны были быть как можно длиннее, настоящий мачо не мог носить на бедре коротышку. Недавно я натолкнулся на письмо брату Луки, в котором описываю револьвер с таким длинным дулом, что рукоятку приходилось совать под мышку, а дуло, достававшее мне точно до пояса, приматывать к груди клейкой лентой так плотно, что я едва мог вздохнуть. Я спрятал его на себе, потому что так мне казалось безопаснее. Оружие в машине могли найти, а вот просто ощупывать гринго мексиканский таможенник никогда бы не стал, разве что того поймали бы при попытке бегства. Но эти промыслы вскоре закончились. Один ранчеро захотел себе кольт из стерлингового серебра, да еще и серебряную пулю к нему. Такого в Мак-Аллене не нашлось, пришлось заказывать дорогую игрушку специально. К тому же я был вынужден вложить в это собственные средства. Я продал все, что у меня было, и решил рискнуть. Но только вот ранчеро отказался купить у меня привезенный для него серебряный кольт, потому что к нему не было серебряной пули. Само оружие было в полной боеготовности, но патронов из серебра просто не существовало, во время ускорения в стволе они бы деформировались и дуло могло бы лопнуть. Прошло целых три недели, прежде чем этот человек, уже из одной лишь жалости, купил у меня чертов кольт. Так что я на своей шкуре изведал все то, что бедные мексиканские пастухи и батраки чувствуют каждый день.

Я перебрался в Сан-Мигель-де-Альенде, очаровательный колониальный городок, который теперь и не узнать. Как раз в это время там появился передовой отряд художников, и созданная ими атмосфера затем долгими десятилетиями притягивала толпы американцев, столь же невменяемых, сколь и богатых, надеявшихся раскрыть там свое творческое начало. Сейчас я бы уже не рад был там оказаться. Но, живя в Сан-Мигеле, я узнал о мумиях из Гуанахуато, которые в то время еще стояли длинными рядами, прислоненные к стене. Мой фильм «Носферату», снятый двенадцать лет спустя, начинается с длинной секвенции с этими мумиями, которые раззявили рты, будто кричат от ужаса. Когда я вернулся туда снимать кино, мумии уже были выставлены в стеклянных шкафах, как это принято в музеях. Только по ночам, тайно, нам разрешалось доставать их из заточения и снова прислонять к стене. Я никогда не забуду, какими легкими они были – как бумага, потому что из этих тел ушли все жидкости. Для меня начало «Носферату» нисколько не символично, ну разве что самую малость. Я познакомился с мумиями, и они крепко застряли в моем воображении.

Все это время мой проект «Признаки жизни» продвигался вперед. Моя мать в Мюнхене неустанно подавала за меня заявки в организации, оказывающие поддержку кино, и при этом рассылала копии моих первых фильмов для просмотра. Я понимал, что скоро придется снова ехать домой. А потом я еще и заболел на юге Мексики, на границе с Гватемалой. Позже выяснилось, что я подхватил гепатит, но тогда я этого еще не знал. Мне не дали визу в Гватемалу, но мной овладела безумная идея, что я должен помочь организовать независимое государство майя в департаменте Эль-Петен. До меня дошли слухи о таких попытках. Я еще помню асфальтированную дорогу в джунглях, где то и дело попадались перееханные кем-то змеи, прозрачные ручьи и большие камни, на которых женщины стирали белье. Границей была река Сучьяте, через которую вел мост Талисман. Мне хотелось хотя бы ненадолго попасть в Гватемалу. Я нашел подходящее место метрах в двухстах от пограничного перехода вверх по реке. Положив найденный мной старый резиновый мяч в сетку-авоську, чтобы было легче держаться на воде, я осторожно поплыл со своими вещами на голове. Но вдруг почувствовал, что что-то идет не так. И тут же прекратил движение, а потом вдруг заметил, что точно напротив меня на другом берегу нерешительно топчутся два очень молодых солдата с ружьями. Они вышли из джунглей и смущенно ухмылялись. Я осторожно помахал им рукой в знак приветствия и очень медленно поплыл обратно.

Вообще-то в глубине души я был рад, что из моего плана перейти границу ничего не вышло. К тому же мне стало ясно, что у меня какие-то проблемы со здоровьем. Чувствовал я себя паршиво, у меня подскочила температура. Почти без остановок я снова добрался до Техаса, на этот раз даже без фальшивых номеров и наклейки на лобовом стекле. Тогда еще не было электронной обработки данных, и я надеялся, что смогу со своей визой снова въехать в страну как студент по обмену. Что я делал в Мексике? Я заявил, что это был короткий визит по учебе, и меня в самом деле пропустили. С этого момента все происходило как в лихорадочном сне. Я ехал и ехал день и ночь, в короткие паузы клал мокрую от пота голову на соседнее сиденье и засыпал на пару часов. Помню одну деревню в индейской резервации, в округе Чероки в Северной Каролине. Там я заправился и съел гамбургер, который подала мне индейская женщина. На ней было платье, похожее на те, что носят на масленичных шествиях на юге Германии. Не хочу ли я взглянуть на танцующих кур, вот там, сразу через дорогу? У меня перед глазами уже танцевало все: моя тарелка, припаркованная машина, даже чаевые на стойке. Разумеется, я хотел увидеть куриные пляски, прежде чем ехать дальше на север на