Подопечный - Сергей Костин

А город между тем подползал все ближе и ближе. Самые настырные мелкие вещи нетерпеливо дергали меня за подол плаща, покусывая его неизвестно откуда появляющимися зубками. Я с ужасом представил, какие челюсти у домов.

Мустафа несколько секунд сидел неподвижно, обречено свесив голову, затем, я не знаю, что с ним произошло, лицо осветилось счастьем. Нежно разглядывая сморщенное лицо, он прильнул губами к потрескавшимся сухим губам Зинаиды и замер, в этом самом прекрасном и столь же необычном поцелуе на свете.

Докторская колбаса, больше похожая на "собачью радость", чуть не повизгивая от радости, жадно отхватила кусок походной сумки и с ужасным чавканьем проглотила приличный кусок.

— На, подавись, скотина.

Я швырнул к подножию ближайшей стены остатки сумки, плащ, ненужные ножны и всю ту мелочь, которая болтается в карманах путешественников, в надежде, что они сослужат когда-нибудь службу. Время пришло.

На вещи бросились все окружающие нас предметы. И кажется завязалась потасовка из-за обладания запасной пары моих носков. Тех, не стираных. Дома же неторопливо продолжали сжимать круг. Маленькие домики, попыхтев и получив от больших пару-другую хороших трещин в стенах, прятались за спинами более старших товарищей. Все как в курятнике. Оттолкни ближнего, слопай внизу стоящего.

Что-то слишком долго Мустафа телиться. За это время можно раз десять обшарить чужие мозги, вывернуть их наизнанку и даже узнать, болел ли подопытный в детстве свинкой.

Я потянул ангела за одежду, пытаясь привести его в исходное положение. Тело хранителя подалось слишком легко, с наисчастливейшим лицом, стеклянными глазами Мустафа шлепнулся на камни.

— Да вы что, сговорились? — я чуть не плакал. Зинаида состарилась, Мустафа как наркоман валяется. А я тут один, в свежем уме и чистой памяти должен смотреть, как меня кушают? Ни хрена!

Схватив Мустафу за грудки я влепил ему пару хороших пощечин.

Рожа ангела порозовела, он затряс головой и, наконец-то, пришел в себя.

Не глядя на меня он бросил: — Неси Зинку— и двинулся прямиком на белую стену.

Или свихнулся, или… тоже свихнулся. Иного не дано. Но послушаемся ангела, раз самому в голову не приходит ничего путного.

Зинаида оказалась легка, словно пушинка. Сплошные кости. И безусловно мертва. Черт. Будем надеяться, что Мустафе удалось что-то выкачать их Зинаиды. Жаль девчонку, но ничего не поделаешь.

А ангел, откидывая ногами настырные вещи приблизился к дому с колоннами, встал перед ним и странно затряс руками. Мелко, мелко так. А я еще сомневался в его вменяемости.

Но странное дело. Дом, только что пытавшийся затащить Мустафу выросшими из стен отростками в парадную пасть, замер. Я хочу сказать. что он попросту застыл, как каменный. Собственно, таким он и был.

Чуть слышных треск прошелся по всему зданию и… оно рассыпалось мелкой крошкой перед ногами великого (я должен поправиться — "Великого") ангела.

От поднятой пыли на меня нашел кашель, и я потерял несколько драгоценных секунд. Нет, со мной ничего не случилось. Просто я не успел лицезреть, как хранитель расправляется с очередным домом. Последнего постигла такая же участь.

А дальше было все совсем неинтересно. Мустафа, как добрый волшебник шел через город, тряс ручищами и работал под экскаватор. Я плелся за ним и тащил на себе безжизненное тело Зинаиды.

— Это не то, что мы ищем? — я врезался в спину остановившегося ангела и взглянул на заинтересовавшую его картину.

Батюшки. Прав оказался ангел. Так вот откуда берутся красные облака.

В самом центре прожорливого города находилось большое озеро. Вода красного цвета была недвижима. Словно огромное зеркало, озеро отражало солнечные лучи и окрашивало проплывающие над ним облака.

— Это кровь, — без эмоций констатировал Мустафа, — Они ее собирают. Зачем, не знаю.

— Да, да, — понимающе закачал я головой, — Собирают.

Я что-то стал волноваться за друга. Каждый раз он меняется совершенно непостижимым образом. То рохля, то герой. Или у них у ангелов доля такая. Дурная.

— Идем, — ишь ты! Ни тебе пожалуйста, ни будьте любезны. Выберемся, я напомню. Хотя нет, не стоит. В его сегодняшнем состоянии лучше не напоминать, как я ему по роже нашлепал.

И послушно заковылял следом.

Наше движение по городу больше всего напоминало работу лесорубов в лесу. За спинами оставалась широкая просека из погубленных деревьев. Свободное место никто не занимал, даже наоборот. Дома стремились отползти как можно дальше от злополучного места. Но и там их настигала карающая десница ангела. Интересно, чем же все-таки их достал Мустафа?

Примерно часа через два мы вышли из города. Вслушайтесь в эти золотые слова! Мы вышли из Прорвы! Из населенного пункта, из которого никто, никогда не выходил.

Звучит государственный гимн. Плакальщицы оплакивают безвременно почившую жилищную программу. Эх, побольше бы нам таких прорабов!

Я сбросил Зинаиду, и рухнул на траву. Зеленую. Мягкую.

Мустафа, словно вперед смотрящий, стоял с ладонью у бровей и грозно посматривал на только что разрушенный город.

— Потомки тебя не забудут, — мрачно пошутил я, вытряхивая из карманов строительный мусор, — Надо Зинаиду похоронить. Как подобает. С крестом и холмиком. Или как у вас на небе хоронят?

— Она не мертва.

Нет, вы только послушайте! Я три часа пер на себе бездыханное тело…

— Как не мертва?— что-то до меня долго мысли доходят.

— Она в глубоком старческом трансе.

— Старческом?

— Совершенно верно, — Мустафа аккуратно разложил на траве совсем сморщившееся тело. Я с немалой долей сомнения наблюдал за действиями хранителя.

Зинаида не то что не подавала признаков жизни. Она вообще-то была похожа на мумию из одного классного фильма. Такие не оживают. Или у Мустафы поехала крыша.

— Ты должен ее поцеловать.

Это он мне.

— Что я должен?— мне показалось, что я не совсем расслышал.

— Поцеловать. В губы. С любовью в сердце. Она этого хотела.

Скажу честно, я был в смущении. Конечно, я прекрасно понимаю, что смерть близкого друга, тем более некогда красивой девушки может повлечь за собой необратимые изменения в психике, но не настолько же серьезные.

Я решил быть осторожным.

— Не могу этого сделать, — вот так, твердо и бесповоротно.

— Почему? — Мустафа двинулся на меня и я понял, что сейчас случиться непоправимое.

— Мустафа. Успокойся и послушай. Она мертва. И ее не вернуть. Город убил Зинаиду. Ну хо-ро-шо! — я освободился от прилипчивых рук Мустафы, — Если ты так хочешь, то поцелую. Но мне надо подготовиться.