Бюро темных дел - Фуасье Эрик

– Паштет из него сделаю! – счел необходимым уточнить означенный Малыш Пьер и, поплевав на обе ладони, взмахнул кувалдой над головой.

– Погоди-погоди! – Гран-Жезю придержал подручного за плечо. – Сначала избавим себя от неприятных сюрпризов. А ну, брось сюда твою трость! – рявкнул он Валантену. – Я так понял, ты чересчур ловко ею орудуешь.

Валантен сделал глубокий вдох. Настал решительный момент. То, ради чего за два часа до назначенного времени он уже побывал на острове Лувьера в первый раз и принял необходимые меры: заранее изучил местность и подготовился к тому, чтобы отразить возможное нападение. Сейчас инспектор явился сюда повторно, и через несколько секунд должно было выясниться, не проявил ли он излишней самоуверенности. Если да, у него в любом случае не останется времени, чтобы об этом пожалеть.

Сделав вид, что выполняет приказ Гран-Жезю, который по-прежнему держал его на мушке, Валантен перехватил трость за нижний конец. Только вместо того, чтобы бросить ее к ногам бандитов, он резко взмахнул тростью над головой и разбил рукояткой масляный фонарь. Пятерых мужчин в мгновение ока окутала тьма.

Валантен, воспользовавшись эффектом неожиданности, выхватил из-за пояса двуствольный пистолет и дважды выстрелил в ту сторону, где стоял Малыш Пьер. Необходимо было в первую очередь обезвредить этого громилу, потому что, если тот первым доберется до него, противостоять такой природной силище будет невозможно. Ответом на два залпа стал душераздирающий хрип и глухой стук упавшего замертво тела.

– Проклятие! – возопил во мраке Гран-Жезю. – Этот гад разнес Малышу Пьеру башку к чертям! Не дайте ему перезарядить! Убейте его! Убейте!

Валантен швырнул ставший бесполезным пистолет в ту сторону, откуда звучал голос толстяка. Трость-шпага сейчас тоже никак не могла ему пригодиться, потому что отразить клинком одновременную атаку трех бандитов, один из которых вооружен заряженным пистолетом, было нельзя. К счастью, во время своей первой вылазки на остров Валантен позаботился спрятать здесь на такой случай кое-что еще. Пошарив рукой под скамейкой, придвинутой к стене конторы управляющего, он извлек оттуда пару армейских пистолетов, заряженных и с взведенными курками. Когда два негодяя, понукаемые главарем, начали приближаться, полосуя ножами пустоту перед собой, зрение Валантена уже успело приспособиться к темноте. С пистолетом в каждой руке он опустился на колено для лучшего упора и не спеша прицелился в обе тени, двигавшиеся в его сторону. Две вспышки сверкнули одновременно. Два бандита опрокинулись назад, не успев издать и стона.

Гран-Жезю, стоявший всего в дюжине шагов от них, видел, как оба его подручных рухнули на землю, и почувствовал ледяную дрожь, прокатившуюся волной по позвоночнику. Ему показалось, что он спит и видит кошмарный сон. Ужас наяву. За несколько секунд полицейский, который, казалось, был уже у него в руках, убил троих его лучших людей. А он остался один на один с этим карающим ангелом.

Напуганный до смерти сутенер лихорадочно озирался во мраке. Его противник будто испарился. Сжимая обеими трясущимися руками рукоятку пистолета, Гран-Жезю нацелил дуло на темный силуэт конторы и начал медленно пятиться. Решив, что отошел на безопасное расстояние, он уже собирался развернуться и сломя голову помчаться к мосту, а потом затеряться в кривых проулках квартала Марэ.

В ярости и отчаянии он прощупывал взглядом окружающую тьму, с ужасом ожидая, что в любую секунду оттуда выскочит враг, как черт из табакерки. Неистовые удары собственного сердца так громко отдавались у него в ушах, что он не заметил, как зашелестела трава где-то слева, совсем рядом. Паника преобладала у него над всеми чувствами, и сутенер не сразу понял, откуда взялась эта обжигающая волна, раскатившаяся от груди по всему телу. Он сделал еще пару заплетающихся шагов. Внутренности теперь терзало лютое пламя. Кулак разжался против его воли, повинуясь неконтролируемому мышечному спазму, и оружие выскользнуло из ослабевших пальцев.

В следующее мгновение Гран-Жезю ткнулся коленями в траву, жадно хватая воздух широко разинутым ртом, как рыба, выброшенная на берег. По жирному телу прошла судорога, и его вырвало волной крови. Голова начала клониться на грудь – лишь тогда мерзкий негодяй опустил взгляд и увидел последнее, что ему дано было увидеть в жизни: длинное тонкое стальное лезвие торчало из его жилета на уровне сердца.

Глава 27. Дневник Дамьена

Я ошибся.

Я был не прав, когда твердил себе, что за все это время – за долгие месяцы, за целые годы – Викарий ко мне привязался. Что он дорожил мной. О, дорожил по-своему, конечно же, – в его особой, уродливой, омерзительной, извращенной манере. В конце концов у меня были основания так думать. Я говорил себе, что именно поэтому он заставил меня убить мамзель Луизу. Чтобы не делиться мною ни с кем. Чтобы между ним и мною никто не стоял, ибо мысль эта должна была казаться ему невыносимой.

Да, я ошибся и понял это через несколько дней после лютой смерти моей четвероногой подруги… когда в погребе появился Другой.

Я пребывал в то время в плачевном состоянии. Слишком много лишений, жестоких испытаний, отчаяния и горя выпало на мою долю. Нервы у меня в конце концов не выдержали. Руки теперь постоянно тряслись. Казалось, меня терзает лихорадка, хотя лоб, когда я его щупал, как будто был не горячее, чем обычно.

Одуревший от горя, взвинченный донельзя, я не мог найти покоя, и каждую ночь сидел на своей подстилке, раскачиваясь из стороны в сторону, словно сам себя убаюкивал, но заснуть у меня не получалось. Днем же я погружался в полуобморочное состояние: в нем чередовались короткие периоды бодрствования, ясности сознания, во время которых я не мог сдерживать слезы, и глубокого сна, больше похожего на потерю сознания, из которого я выходил еще более изнуренным, в ступоре и полнейшем отупении.

Очнувшись после одного из таких обмороков, я обнаружил, что перестал быть единственным пленником в погребе.

О, я понял это далеко не сразу. Нет, не сразу!

Сознание возвращалось ко мне постепенно. Голова словно была сдавлена тисками. Тошнило так, что я думал, меня вырвет. И каждый раз, когда я пытался приоткрыть веки, в мозг вонзались тысячи раскаленных игл. Я перекатился на другой бок, зарывшись лицом в одеяло, вонявшее плесенью, и прижимал к глазам кулаки – долго, пока под веками не заплясали алые пятна, пустившись в безумную сарабанду. Лишь тогда я медленно отвел руки и высунулся из-под одеяла.

Лучики солнечного света расчертили полумрак погреба. Мне почудилось, будто на земляном полу вырисовываются контуры человеческого тела, и я подумал, что у меня галлюцинации. Наверняка разум надо мной подшутил. Тогда я зажмурился и подождал, чтобы головокружение слегка утихло. А когда снова осмелился открыть глаза, человеческая фигура была на месте.

Другой мальчишка.

Поскольку я невольно застонал, поднимаясь на койке, он тоже проснулся и сел на ворохе тряпок, служивших ему подстилкой. У него были такие же светлые волосы, как у меня, но более злое и ожесточенное лицо, выдававшее решительный, твердый характер.

Да, белобрысый мальчишка. Но совсем не такой, как я, – старше, выше, сильнее.

– Кто… кто ты?

Ответа не последовало. Другой пристально смотрел на меня, но будто бы не слышал моего вопроса. Сердце мое бешеным бесом колотилось в груди. Я не верил своим глазам и вместе с тем задыхался от страха перед этим внезапным вторжением незнакомца в мой замкнутый мирок, отрезанный, как мне казалось раньше, от внешнего мира навсегда.

– Как ты сюда попал? Викарий тебя привел? Он тебя запер здесь?

Светловолосый мальчик хранил молчание, внимательно изучая меня взглядом. В его глазах не было страха – лишь спокойное любопытство, к которому, по мере того как он рассматривал меня, примешивалось что-то похожее на иронию. Я не знал, как мне себя вести. Приблизиться к нему я не решался. От его необъяснимого молчания с каждой минутой мне все больше делалось не по себе. Кто он? Почему не проронил ни слова? Представляет ли он для меня какую-то опасность?