Московские французы в 1812 году. От московского пожара до Березины - Софи Аскиноф

Катастрофа на Березине196

14/26 ноября 1812 года те, кто выжил, достигли болотистых берегов Березины, которая стала для отступающей в беспорядке армии серьезной естественной преградой. Русские, преследовавшие французов, особенно армия Кутузова, очень рассчитывали на то, что сумеют блокировать здесь противника. С предыдущего дня войска Чичагова взяли под контроль мост в Борисове. Для французов существовал лишь один способ вырваться из западни – построить мосты из подручных средств и как можно скорее переправиться на правый берег. Нидерландские понтонеры генерала Эбле бросились в ледяную воду и тут же принялись за работу. В 13 часов первые императорские войска перешли реку. Наполеон в последний раз приказал армии избавиться от всего лишнего. Проход наполеоновских сил казался бесконечным и продолжался три дня. Г-жа Домерг перешла реку 15/27 ноября, около 13 часов, вместе с Наполеоном. Также и г-жа Фюзий, к которой за прошедшие несколько дней вернулись силы. Мост был узкий и шаткий, так что кавалеристы оказались вынуждены спешиваться, чтобы уменьшить нагрузку на него и успокоить лошадей. «Он дрожал под колесами моей кареты», – отмечала актриса. Но все прошло благополучно. До сих пор наспех сделанные мосты выдерживали. Однако наступление русских усиливалось, и требовалось ускорить движение и поторопить замешкавшихся. Генерал Эбле объявил, что мосты будут разрушены на рассвете 17/29 ноября, чтобы таким образом прикрыть отступление. Дабы поторопить отстающих начали жечь кареты и повозки, однако те, совершенно обессиленные, предпочли ждать 29 ноября, чтобы перейти на другой берег реки. Исполнение приказа Наполеона об уничтожении мостов откладывалось, сколько было возможно, но между половиной девятого и девятью часами утра 29 ноября их начали жечь. Тех, кто находился в арьергарде, внезапно охватила паника, тем более что они узнали, что вот-вот должна начаться атака русских. Действительно, первые казаки появились в полдесятого и сразу захватили много пленных. Тогда толпа французов бросилась к двум оставшимся временным мостам. Но из-за того что морозы ослабели, лед на реке был очень хрупкий. В некоторых местах он вообще растаял. «Березина! На ее роковых берегах, – писала позднее г-жа Домерг, – или в ее ледяных водах после долгой агонии пути суждено было погибнуть большинству семей, бежавших из Москвы». Действительно, катастрофа на Березине, в которой погибли несколько тысяч человек, ужасна.

Переправа через Березину

Многие свидетели рассказывали о ней, уже перебравшись, как и г-жа Фюзий, на правый берег. Приехав в деревню, г-жа Фюзий решила отправиться вместе с генералом Леклерком и с другими обеспокоенными происходящим офицерами на берег. Таким образом она издалека наблюдала за этой драмой. «Когда мост сломался, – свидетельствовала актриса, – мы услышали крик, единый крик, изданный множеством людей, непередаваемый крик! Он до сих пор звучит в моих ушах, когда я думаю об этом. Несчастные, оставшиеся на том берегу, падали, скошенные картечью. Только тогда мы смогли оценить размах трагедии. Лед, недостаточно прочный, ломался, и мужчины, женщины, лошади, экипажи проваливались в воду. Военные, с саблями наголо, убивали любого, кто оказывался на их пути к спасению, поскольку в крайней опасности законы человечности забываются; всё приносится в жертву сохранению собственной жизни. Мы увидели красивую женщину с ребенком на руках, зажатую, словно в тиски, между двумя льдинами. Ей протянули приклад ружья и рукоятку сабли для спасения, но само движение, сделанное ею, чтобы ухватиться за них, стало причиной того, что она пошла ко дну. Я, рыдая, отвернулась от этого зрелища. Генерал Лефевр, человек не слишком сентиментальный, был бледен как смерть и все повторял: «Ах! Какое страшное несчастье! Эти бедняги там, под огнем неприятеля!» Среди них было много и членов французской колонии Москвы, которые до сих пор избегали смерти от того, что считали самым худшим: пожара и московских грабежей, а затем отступления в холоде и голоде, в страхе и ежедневных мучениях! В числе жертв оказались г-н Адне и его жена, артисты труппы г-жи Бюрсе197. А сколько в ледяных водах Березины погибло тех, чьи имена так и остались неизвестными!

Г-же Фюзий трудно было прийти в себя после этого кошмара. Даже годы спустя она помнила все так, как будто это было вчера. «Я прошла по мосту через Березину за час до катастрофы, – рассказывала она. – Это было ужасно. Маленькая речка была так запружена трупами, что по ним проезжали на лошадях и даже шли пешком. Количество погибших мужчин, женщин, детей и лошадей просто невозможно подсчитать. Военные саблями расчищали себе дорогу. Лед был слишком крепким, чтобы можно было плыть, и слишком хрупким, чтобы идти по нему. Несчастные, кому случилось упасть, так и оставались на нем, а лошади, зарядные ящики и кареты сметали тех, кто останавливался…» И г-жа Фюзий прекрасно осознавала, что если бы несколькими днями ранее она не потеряла сознание в снегу, после чего ее подобрал маршал Лефевр, она, все всяких сомнений, оказалась бы сейчас в числе многочисленных жертв. Душевная травма от пережитого не прошла у нее никогда, и она всегда считала, что на Березине спаслась чудом. Общие людские потери оказались весьма значительными. Г-жа Домерг насчитала в наполеоновской колонне 49 000 человек под Красным, но на Березине в ней оставалось лишь 30 000, а после катастрофы – всего 8 000. Как мы помним, в момент выступления в ней было 100 000 человек. Что можно сказать обо всем этом, кроме как то, что французов действительно засосало в жуткий омут?

И вот в состоянии крайнего физического и психологического истощения наполеоновская армия наконец завершила свой тяжкий путь. Через десять дней после катастрофы на Березине она пришла в Вильну, в Литву, в страшный мороз, когда температура колебалась между – 20 °C и – 30 °C. Но остановка оказалась неожиданно короткой: всего два дня. Г-жа Фюзий вспоминала свой приезд в город в 23 часа. «Городские ворота были так запружены рвавшейся туда толпой, полагавшей, что она достигла земли обетованной, что нам стоило огромных трудов пробраться сквозь нее. Здесь погибли почти все московские французы, которые, борясь с холодом и голодом, не смогли войти в город198. Те же, кто выжили, так изменились и постарели, что шесть недель спустя я с трудом узнавала их». Сама она поселилась у графини Казаковской, но спала плохо. 29 ноября/10 декабря французы возобновили движение, предоставив русским грабить город и истреблять население, еще не покинувшее его. Г-жа Фюзий, свидетельница этих ужасов, думала лишь о том, как бы поскорее покинуть эти края вместе с маленькой девочкой, которая потеряла свою семью и которую она подобрала на дороге, с ней она делила свой последний кусок хлеба. «У меня ничего больше не было, никаких средств в этом разграбленном и заваленном трупами городе, где поляки смотрели на нас как на нежеланных гостей; мне посоветовали обратиться с прошением к императору Александру, чтобы он позволил мне выехать в Штутгарт». Действительно, там она родилась, там еe дядюшка исполнял в прошлом обязанности королевского губернатора. У нее там сохранились связи, и она в этом месте рассчитывала найти убежище. Наконец, она получила покровительство и рекомендации у самого фельдмаршала Кутузова. Благодаря ему она уехала в Санкт-Петербург вместе с одной польской дамой и со своей приемной дочерью. Там, «мне предлагали много мест компаньонки и гувернантки в лучших домах; предложили одно место чтицы: я уже служила в этом качестве у графини Строгановой в Москве. Это было вполне приличное и очень выгодное место. Мое искушение согласиться принять его было тем сильнее, что я очень люблю Россию, но моя семья страшно беспокоилась о моей судьбе, и ее следовало успокоить». В конце концов, она решила вернуться во Францию через Швецию и Германию, как она писала потом в своих «Мемуарах». «По моем возвращении во Францию мое маленькое состояние было полностью потеряно, как и мои надежды. Моя семья, так же, как и я, сильно пострадала от всех этих событий. […] Я положилась на Провидение, хранившее меня до сих пор, и вновь отправилась в дорогу. По приезде моем в Дрезден все приняли меня за пришельца с того света», – не без юмора рассказывала она. Спустя несколько месяцев она оказалась в Париже, оккупированном русскими войсками. Как писала она в завершение своего повествования, «после того как в течение целого года казаки преследовали меня, в Париже мне пришлось заключить с ними мир. Я могла гордиться тем, что видела две невероятные вещи: французов в Москве и русских в Париже».