Страсть - Лорен Кейт

Тогда звук начал преображаться, очищаться, как металл, тянувший через камень. Даниэль напрягался, поскольку более черная часть тени отделилась от темноты и наклонилась вперед. Что-то двигалось в бледно-сером свете под окном, где наконец силуэт лица становился смутно видимым.

Его собственное лицо.

Он забыл эту клетку, в которой отбывают наказание. Таким образом, это было то, где он оказался.

Некоторое время Даниэль смотрел, какой он теперь: тот же самый нос и рот, то же самое расстояние между теми же самыми серыми глазами. Его волосы были более потрепанными и жесткими с жиром, но это было то же самое бледное золото, которым это было теперь. И все же, заключенный Даниэль выглядел настолько отличающимся. Его лицо было ужасно измождено и бледно, его лоб, смешанный с грязью. Его тело выглядело истощенным, и его кожа была украшена бисером из пота.

Это было тем, что ее отсутствие сделало ему. Да, он носил ядро на цепи заключенного — но здесь он был по своей собственной вине.

Он помнил все это. И он помнил посещение себя будущего, и срыв, горькие разговоры. Париж. Крепость. Где он был заперт охранниками Бурбона после того, как Люси исчезла из дворца. Были другие тюрьмы, плохие условия жизни, и худшая пища в жизни Даниэля, но беспощадность его собственного сожаления, в том году, в Крепости, была одним из самых трудных испытаний, которые он когда-либо преодолевал.

Некоторое, но не все, имело отношение к несправедливости того, чтобы быть обвиненным в ее убийстве.

Но…

Если Даниэль уже был здесь, заперт в Крепости, это означало, что Люс была уже мертва. Таким образом Люс пришла …и ушла.

Его прошлое я был прав. Он слишком сильно опаздал.

— Подожди, — сказал он заключенному в темноте, подойдя ближе, но не так близко, что они рисковали соприкоснуться. — Как ты знал то, для чего я возвратился?

Царапанье ядра по камню, означало, что его прошлое я прислонилось к стене. — Ты не единственный, кто проникает сюда в её поисках.

Крылья Даниэля горели, посылая высокую температуру, облизывающую его лопатки. — Кэм.

— Нет, не Кэм, — его прошлое ответило. — Два ребенка.

— Шелби? — Теперь Даниэль загнал свой кулак в каменный пол. — И еще один… Майлз. Ты не шутишь? Нефилимы? Они были здесь?

— Приблизительно месяц назад, я думаю. — Он указал на стену позади него, где некоторые изогнутые метки были гравированы в стену. — Я попытался отследить день, но ты знаешь, каково это. Время проходит забавными способами. Оно убегает от нас.

— Я помню. — Даниэль дрожал. — Но Нефилимы. Ты говорил с ними? — Он напряг свою память, и слабые изображения приходили на ум от его заключения, изображение девочки и мальчика. Он всегда принимал их за призраков горя, всего лишь еще два заблуждения, которое окружает его, когда она уходила, и он снова оставался один.

— Совсем немного. — Голос заключенного казался усталым и далеким. — Но они не единственные, кто заинтересовался мной.

— Хорошо.

— Как только они узнали, что она мертва, они поспешили идти дальше. — Его серые глаза устрашающе сверкнули. — Кое-что ты и я можем понять.

— Куда они пошли?

— Не знаю. — Заключенный изобразил улыбку, слишком большую для его тонкого лица. — Я не думаю, что они сделали, тоже. Ты должен был видеть, как долго они открывали Предвестника. Больше похоже было на несколько неуклюжих дураков.

Даниэль почувствовал, что почти начинал смеяться.

— Это не смешно, — сказало его прошлое. — Они заботятся о ней.

Но Даниэль не чувствовал нежности к Нефилимам. — Они — угроза для всех нас. Разрушения которые они могут вызвать… — он закрыл глаза. — Они понятия не имеют, что делают.

— Почему ты не можешь ее поймать, Даниэль? — Его прошлое я сухо засмеялся. — Мы виделись на протяжении тысячелетий — я помню, ты погнался за ней. И ни разу не застал ее.

— Я… я не знаю. — Слова сковывали горло Даниэля, длинное здание рычало позади них. Дрожа он сказал это. — Я не могу догнать ее. Так или иначе, я вечно прибываю слишком поздно, как если бы кто-то или что-то работает специально, чтобы держать ее подальше от меня.

— Твои Предвестники будут всегда сопровождать тебя туда, где ты должен быть.

— Я должен быть с ней.

— Может быть, они знают лучше тебя, что тебе нужно.

— Что?

— Возможно она не должна быть остановлена. — Заключенный вяло шевелил свою цепь. — Из-за того, что она в состоянии путешествовать во всех временах, кое-что фундаментальное было изменено. Возможно ты не можешь поймать ее, пока она не сделает всё, благодаря чему изменится оригинальное проклятие.

— Но… — Он не знал, что сказать. Рыдание рвалось из груди Даниэля, топя его сердце в потоке позора и печали. — Она нуждается во мне. Каждая секунда — потерянная вечность. И если она сделает оплошность, все может быть потеряно. Она может изменить прошлое, и … будущее прекратит существовать.

— Но это — природа риска, не так ли? Ты ставишь все на слабую надежду. — Его прошлое я порянулся, и почти прикоснулся к руке Даниэля. Они оба хотели чувствовать связь. В следующий момент Даниэль резко отдернулся.

Его прошлое я вздохнуло. — А что, если это ты, Даниэль? Что если ты тот, кто должен изменить прошлое? Что если ты не можешь её поймать, пока ты не переписал проклятие, чтобы включить в себя лазейку?

— Невозможно. — Даниель фыркнул. — Посмотри на меня. Посмотри на себя. Мы несчастны без нее. Мы ничто, пока мы не с Люсиндой. Нет причины, почему моя душа не хочет найти её как можно быстрее.

Даниэль хотел улететь отсюда. Но что-то ныло в нем.

— Почему ты не предложил сопровождать меня? — спросил он наконец. — Я бы тебе отказал, конечно, но некоторые другие, — когда я обнаружу себя в другой жизни, хотят присоединиться. Почему ты не хочешь?

Крыса ползала по ноге заключенного, останавливаясь, чтобы обнюхать кровавую цепь вокруг его лодыжки.

— Я бежал однажды, — сказал он медленно. — Ты помнишь?

— Да, — сказал Даниэль, — когда ты — когда мы — сбежали, вначале. Мы пошли обратно, прямо в Савойю. — Он посмотрел вверх, с ложной надеждой на свет за окном. — Почему мы пошли туда? Мы должны были знать, что шли прямо в ловушку.

Заключенный откинулся с грохотом своих цепей. — У нас не было другого выбора. Это было самое близкое место к ней. — Он сделал вдох. — Это так трудно, когда она между ними. Я никогда не чувствую, что могу идти дальше. Я был рад, когда герцог предвидел мой побега, понял, куда я пошел бы. Он ждал в Савойе, ждал у обеденного стола моего покровителя со своими людьми. Ждал, чтобы притащить меня сюда.