Царь Давид - П. Люкимсон

"И сказал Йоав: как жив Бог, если бы ты не говорил, то еще с утра перестал бы каждый из людей преследовать брата своего" (II Сам. 2:27).

Очевидно, в ходе этого разговора Иоав спросил Авенира и об обстоятельствах гибели Асаила, и старый вояка рассказал, как было дело, подчеркнув, что он не хотел убивать юношу, несколько раз просил его угомониться и применил копье, лишь когда Асаил стал угрожать его жизни и не оставил ему никакого другого выхода.

"На мне нет вины за кровь твоего брата!" – закончил этот свой рассказ Авенир. Иоав вынужден был согласиться, что тот прав, и дал сигнал трубить в рог о прекращении сражения. Однако то, что Иоав признал правоту Авенира, отнюдь не означало, что он простил его. Нет, скорбь по брату не оставляла Иоава на протяжении всего обратного пути в Хеврон, и жажда мести сжигала его изнутри, доводя едва ли не до исступления. Оплакивая брата, Иоав свернул по дороге в Хеврон в родной Вифлеем, чтобы похоронить Асаила в родовой гробнице. Только после похорон, совершив ночной переход, он со своим отрядом вошел в Хеврон, неся на носилках тела девятнадцати погибших в битве товарищей.

Двенадцать из этих девятнадцати пали во время затеянной Авениром "военной игры", и таким образом в ходе битвы с противником отряд Давида потерял всего семь человек. Как вскоре стало известно, потери армии Иевосфея были куда более тяжелыми: от рук людей Давида погибли 360 человек (включая двенадцать "поединщиков"). Таким образом, победа армии Давида была неоспоримой, что значительно укрепило его позиции внутри Иудеи и увеличило число его сторонников среди других колен.

Тем временем Давид обживался в Хевроне, проводя время не только в государственных заботах, но и в игре на арфе и в сочинении все новых псалмов.

В этот период его поэтический дар достигает поистине огромной силы; мотивы преследования и спасения сменяются глубокой философской лирикой, пронизанной восхищением перед той мудростью, с какой Бог сотворил мир:

"Руководителю хора. Песня Давида. Небеса повествуют о величии Господа, о деянии Его рук рассказывает небесный свод. День за днем ведут речь и ночь за ночью раскрывают знание. Нет говорящего, и нет слов, и не слышен их голос. По всей земле проходит их луч и до края Вселенной – их слова…" (Пс. 19:1-5).

Этот 19-й [18-й] псалом был одним из самых любимых псалмов великого физика и теолога Исаака Ньютона, утверждавшего, что в нем Давид наилучшим образом выразил мысль, что само гармоничное устройство Вселенной является доказательством существования Бога. В таком же ключе трактовал этот псалом великий Маарал [50] из Праги в своем сочинении "Нетивотолям" ("Тропы мира"): "Наблюдая небесные светила и их созвездия, человек может познать Того, Кто приводит их в движение, Его могущество и Его мудрость. И когда он по-настоящему вдумается в упорядоченность и масштаб этих процессов, он неминуемо познает Творца".

Но ведь эти строки о гармоничности Вселенной, о неслышимой обычным человеческим ухом "музыке сфер", реальность которой была открыта совсем недавно, были написаны почти три тысячи лет назад, и эти не только поэтические, но и, если хотите, научные озарения Давида не могут не поражать воображения.

Поэтическое творчество, видимо, доставляло Давиду величайшее наслаждение и, будучи, как и всякий поэт, не чужд тщеславия, он стремился любыми путями распространить свои сочинения в народе. Давид явно желал, чтобы люди по всей стране повторяли их снова и снова, не забывая при этом о том, кто является их автором, – многие псалмы начинаются словами "Мизмор ле-Давид" ("Песнопение от Давида") или "Теила ле-Давид" ("Восхваление от Давида").

Другой страстью Давида были, несомненно, женщины. Подражая принятым в регионе обычаям, он вскоре после воцарения в Хевроне завел небольшой гарем, присоединив к первым трем женам Ахиноаме, Авигее и Маахе еще трех местных девушек – Аггифу (Хаггит), Авиталу (Авиталь) и Эглу.

Судя по всему, молодой царь в те дни не обходил ни одну из своих жен вниманием, и они одна за другой подарили ему сыновей. Ахиноама родила ему первенца Амнона, а вскоре после нее настал черед рожать Авигее. Так как Давид поспешил взять Авигею в жены вскоре после смерти ее мужа, то по Иудее поползли слухи, что на самом деле Авигея родила сына не от Давида, а от Навала. Однако когда ребенок подрос, всякие сомнения в том, кто его отец, отпали сами собой; маленький Далуиа (Даниэль) был копией Давида, за что и получил еще одно имя – Килав, то есть "Подобный отцу".

Вслед за этими двумя сыновьями Мааха родила Давиду сына Авессалома (Авшалома), Аггифа – Адонию (Адониягу), Авитала – Сафатию (Шефатью), а Эгла – Иефераама (Итреама). В том, что у Давида в течение столь короткого времени родилось шестеро сыновей, народ увидел особое благоволение Бога к царю Иудеи.

А над домом Иевосфея тем временем все больше и больше сгущались тучи.

Глава третья "Царь умер. Да здравствует царь!"

Все известные нам еврейские источники сообщают, что причиной ссоры между Иевосфеем и Авениром стала наложница покойного Саула Рицпа – женщина поистине удивительная, с самоотверженностью которой нам еще предстоит встретиться на страницах этой книги.

"А у Шаула была наложница по имени Рицпа, дочь Айи. И сказал Ишбошет Авнеру: зачем вошел ты к наложнице отца моего?" (II Сам. 3:7).

Это, видимо, был первый случай, когда безвольный и трусливый Иевосфей открыто возмутился действиями Авенира, игравшего при его дворе роль и премьер-министра, и министра обороны. Дело в том, что, согласно принятым на Ближнем Востоке обычаям, гарем умершего царя отходил к его преемнику, то есть тот, кто пользовался гаремом царя, его женщинами, и считался законным его наследником. Далее нам еще придется столкнуться с тем, как пытались использовать этот обычай в свою пользу сыновья Давида, так что гнев Иевосфея понятен: "войдя" к Рицпе, объявив ее своей женой или наложницей, Авенир как бы заявил и о своих претензиях на трон, о своем намерении низвергнуть Иевосфея. Именно так трактуют поступок Авенира абсолютно все комментаторы и исследователи.

Однако если это действительно было так, то Авенир не остановился бы только на овладении наложницей Саула, а стал бы предпринимать и другие шаги по захвату власти. В сущности, если учитывать расстановку сил при дворе Иевосфея, устроить дворцовый переворот не составило бы для Авенира особого труда. Но дальнейшие события разворачиваются совсем по-другому:

"И сильно вспылил Авнер из-за слов Ишбошета, и сказал: разве я собачья голова в Иудее?! Неужели отныне буду я делать добро дому Шаула, отца твоего, братьям его и друзьям его? Я не предал тебя в руки Давида, а ты упрекаешь меня в грехе из-за этой женщины? Пусть так накажет Бог Авнера и еще усилит наказание, если я не сделаю того, о чем клялся Господь Давиду: отнять царство у дома Шаула и утвердить престол Давида в Исраэле от Дана и до Беэр-Шевы. И не мог больше тот (Ишбошет. – Я. Л.) ответить ни слова Авнеру, так как боялся его" (И Сам. 3:7-9).