Другой мир. Союз трех - Максим Шаттам

можем откладывать жеребьевку каждый раз, когда кто-нибудь заболеет.

Некоторые пэны горячо согласились с ним.

– Ну… – промычал Даг, пойманный врасплох, – мы всегда так поступаем, и все согласны.

– Речь идет просто о том, чтобы вытащить жребий, это обычная процедура. Разве не может ее выполнить кто-то другой?

Мэтт повернулся к собранию, и все пэны единодушно кивнули.

– Давайте уступим девочкам, – продолжил он. – Почему бы не выбрать одну из них, чье имя идет первым по алфавиту?

На сей раз он встал, чтобы все могли его слышать. Даг едва сдерживал бешенство: его уши пылали.

– Итак, кто первый? – спросил Мэтт. – Есть среди нас Алишиа или Энн? – И, словно он только что о ней подумал, Мэтт резко повернулся к подруге: – Эмбер![1] Думаю, это должна быть ты.

Одновременно растерянная и восхищенная игрой Мэтта, Эмбер поднялась на каменное возвышение и встала возле Дага.

Попав в ловушку, тот больше никак не мог помешать жеребьевке. Поскольку Эмбер, Мэтт и Тобиас принадлежали к числу тех пэнов, которые всю неделю выполняли тяжелые работы, брусочки с их именами единогласно решили переложить из сумки в вазу, где ждали своего часа задания попроще. Никто из троих не возражал.

Даг поблагодарил Эмбер, криво улыбнувшись, и девушка встала на место Клаудиа. И тут раздался страшный треск, пламя свечей задрожало. Мэтт поднял голову к потолку и увидел, что люстра, висевшая над Дагом и Эмбер, раскачивается. Шнур, державший ее, почти оборвался. Снова раздался треск, и Мэтт понял, что времени на раздумья больше нет.

Эмбер и Дагу предстояло погибнуть у всех на глазах.

28

Третья группировка

Сорвавшись со своего места, Мэтт прыгнул вперед и почти пролетел над ступеньками, услышав на ходу, как шнур затрещал в последний раз. Мэтт понял, что не успеет спасти Эмбер, даже если с силой оттолкнет ее: падающая люстра все равно зацепит подругу.

И тогда, отчаявшись, он поднял голову, напряг все мускулы и закричал изо всех сил, вытянув ладони к небу.

Металлический каркас падал прямо на него. Мэтт почувствовал, что от макушки до пальцев ног его словно пронзил мощнейший электрический разряд. Запястья напряглись и заболели, по рукам побежали мурашки; открыв глаза, Мэтт убедился: люстра так и не упала на пол. Почти не упала.

Он держал ее в своих руках.

Эмбер и Даг лежали рядом, обхватив головы руками, в ожидании страшного удара. Десятки капель воска забрызгали пол вокруг. Лоб Мэтта покрылся потом, ужасная судорога свела его мышцы, словно в них вонзались тысячи иголок. Из онемевших ладоней струилась кровь.

Эмбер и Даг одновременно подняли головы, на которые еще падали последние горячие капли, и поняли, что они в безопасности. Они откатились подальше, и Мэтт нечеловеческим усилием отбросил люстру в сторону.

И сразу же в зале повисло гнетущее молчание; от головы Мэтта поднимался горячий пар, пот тек по лицу; потом свет померк у него в глазах, комната покачнулась, и, потеряв равновесие, он упал на заляпанный воском ковер.

Когда Мэтт пришел в себя, то увидел склонившихся над ним в беспокойстве Эмбер и Тобиаса.

– Что… это… было? – прошептал он.

– Все в порядке, – нежно ответила Эмбер.

Она положила ему на лоб влажную повязку.

Вдруг Мэтт ощутил свое тело, и его лицо исказила гримаса. Все мышцы болели так, словно он их порвал.

– Ох как больно!

– Успокойся, тебе надо отдохнуть. Не шевелись.

Все еще находясь под впечатлением от случившегося, Тобиас не мог успокоиться:

– Тебе удалось удержать люстру! В руках! А в это время Эмбер и Даг смогли спастись!

– Я… это сделал?

Эмбер кивнула, поджав губы: она не разделяла восторга Тобиаса.

– Да, сделал на глазах у всех, – ответила она.

– А что вы сказали остальным?

– Пока ничего, но вскоре нам нужно будет собраться и все объяснить. Больше молчать нельзя, надо им рассказать про изменения. Предупредить пэнов. Я бы подождала еще немного, но этот проклятый случай…

– Я… спас тебе жизнь? – спросил Мэтт, превозмогая боль.

Эмбер перестала промокать ему лоб.

– Да, по-моему, так, – наконец произнесла она.

Эти слова помогли Мэтту стерпеть боль. Он был счастлив.

– Отличная жеребьевка вышла, – засмеялась Эмбер. – Скажи мне, между отсутствием Клаудиа и твоим выступлением есть какая-нибудь связь?

Мэтт попытался улыбнуться:

– Я пошел за ней… я хотел запереть ее в одном из шкафов… но когда увидел, как она входит в туалет, пока все ждали ее в зале… я запер ее там.

– Ты понимаешь, что это объявление войны Дагу и его банде?

– По крайней мере, они знают, что мы догадались, как они обманывали нас во время жеребьевок, и не смогут больше продолжать.

Помолчав секунд десять, Тобиас заметил:

– Может, стоит рассказать ему про люстру?

Эмбер вздохнула, подняв глаза к небу:

– Я же просила тебя подождать! Ну давай, раз начал!

Тобиас не заставил себя упрашивать:

– Шнур был подрезан. Это было сделано специально. Никакой не несчастный случай!

– Что? – воскликнул Мэтт, пытаясь подняться.

Его мышцы загорелись болью, и он не смог сдержать стон.

– Ну вот! – проворчала Эмбер. – Тебе надо отдохнуть.

Мэтт покачал головой:

– Не понимаю, в этом нет ни малейшего смысла. Даг стоял под люстрой, она бы и его убила; тем более он не мог знать, что Эмбер заменит Клаудиа, если только… Есть третья группа заговорщиков!

– Да, Даг со своими, наш Союз трех, наверняка есть и другие группировки! – согласился Тобиас. – Это становится невыносимо: мы словно возвращаемся в мир взрослых, в котором жили раньше!

– Самое неприятное во всей это истории, что кто-то хотел избавиться от Дага, – напомнила Эмбер. – И этот кто-то готов убивать! Только представьте это себе!

Боль новой волной захлестнула Мэтта; ему показалось, что в тело воткнулись острые иголки. Он моргнул.

– Надо вывести их на чистую воду… – произнес мальчик, чувствуя, что в глазах опять темнеет.

И снова потерял сознание.

29

Большое разоблачение

Мэтт спал почти тридцать часов подряд, и многие начали переживать, как бы он снова не впал в кому.

Наконец он открыл глаза: ему хотелось есть и пить. Мышцы больше не болели, но воспоминание о том, как их ломило, вынудили Мэтта двигаться очень осторожно.

Все пэны ждали объяснения увиденного; Эмбер заверила их, что, как только Мэтт восстановит силы, он все расскажет. Мэтт плотно поел, потом умылся и, хромая, вышел на балкон четвертого этажа, откуда мог в полном одиночестве смотреть на деревья.

Мальчик все еще не мог описать словами то, что сделал. Действуя подсознательно, он, казалось, не раздумывал ни