Капитан Темпеста. Город Прокаженного короля (сборник) - Эмилио Сальгари

– Но ведь это тоже чисто варварский способ боя!..

– Как ты мягкосердечен, эфенди! По-моему, это даже и не идет такому доблестному воину.

– Есть благородные способы биться, госпожа, а есть и…

– Ну вот, пустился уж и в нравоучения!..

И, не дожидаясь дальнейших возражений со стороны своего гостя, Гараджия три раза хлопнула в ладоши, подавая этим знак начать бой. По этому сигналу индусы с пронзительными криками бросились друг к другу. Гараджия вся выгнулась вперед, чтобы лучше видеть их движения. Красивое лицо ее покрылось живым румянцем возбуждения, глаза разгорелись, как у тигрицы, почуявшей свежую кровь, а ноздри трепетно раздувались.

«Чистый демон эта женщина! – думала про себя герцогиня, украдкой ее наблюдавшая. – Не дай Бог долго иметь дело с такой особой. Нужно как можно скорее отделаться от нее».

Бойцы, беспрерывно испуская дикие крики, вертелись, как вьюны, стараясь ударить друг друга оружием, отчасти напоминавшим вороний клюв.

– Так! Молодцы!.. Стоите один другого!.. Вот так! Еще!.. Превосходно! – поощряла их Гараджия, упиваясь видом крови, струившейся из ран бойцов.

Но венецианка смотрела молча.

Минут через десять после начала боя один из индусов уже лежал на земле с пробитым черепом, между тем как его победитель с торжествующим воем наступал ему на грудь ногой.

– Получай награду, храбрый победитель! – крикнула Гараджия, бросив ему жемчужину. – Ты хорошо исполнил свое дело, и я довольна тобой.

Индус с мрачным видом поднял жемчужину, потом долго смотрел на убитого им товарища, к которому никогда не чувствовал никакой вражды, и, наконец, удалился медленными шагами, отмечая свой путь кровавым следом.

– Доволен ли ты этим зрелищем, эфенди? – с веселой улыбкой осведомилась турчанка у герцогини.

Но та покачала головой и сказала:

– Нет, я предпочитаю войну. Нехорошо ради одной потехи заставлять людей убивать друг друга – людей одного племени, одной веры и, быть может, даже родственников.

– Я – женщина и умираю от скуки, – наивно оправдывалась Гараджия. – И мне больше нравится война, но где же взять ее, когда теперь везде тихо и находящейся под моим начальством крепости не угрожают враги?.. Ну, посуди сам, эфенди, что же мне делать еще? – спросила она, заглядывая мнимому юноше прямо в лицо.

– Да, на этот вопрос трудно ответить, – промолвила молодая венецианка, стараясь уклониться от необходимости высказаться яснее и откровеннее.

– И я так думаю… Но пойдем, эфенди, я проведу тебя по нашим укреплениям, чтобы ты мог судить, как трудно было нам отбить их у христиан.

– Я к твоим услугам, госпожа.

– Ах, я только и слышу от тебя: «госпожа» да «госпожа»! – капризно топнув ногой, вскрикнула турчанка. – Ты ведь не простой солдат, а капитан и сын паши, поэтому имеешь полное право называть меня по имени… Слышишь, эфенди, я желаю, чтобы ты звал меня просто Гараджией!

– Как тебе угодно, – с едва заметной насмешливой улыбкой произнесла герцогиня.

– Отлично… Идем же.

То поднимаясь, то спускаясь по разным крытым переходам и лестницам, девушка-комендант привела Элеонору ко входу в одну из башен, находившуюся на углу замка, отворила тяжелую, обитую железом дверь, запиравшуюся особым, замысловатым механизмом.

– Отсюда прекрасный вид, притом нам здесь можно будет и побеседовать без всякого стеснения, – сказала она, приглашая свою спутницу подняться по узкой винтовой лестнице.

Глава XIX Рассказы Гараджии

Панорама, развернувшаяся с вершины этой башни перед глазами герцогини, действительно была восхитительная. На западе голубела ровная, лишь чуть-чуть рябившая поверхность Средиземного моря, на юге и на севере крутые обрывистые берега острова с маленькими мысиками и длинными рядами утесов, с крохотными заливчиками и глубокими ущельями напоминали знаменитые норвежские фиорды, а на востоке раскидывалась зеленая кипрская равнина, замыкавшаяся на горизонте цепью окутанных туманом гор. В одном из маленьких заливов герцогиня сразу рассмотрела свой галиот и взятую ею в плен турецкую шиабеку, стоявшие на якоре в небольшом расстоянии одна от другой. Оба эти судна и заметила Гараджия.

– Это твой корабль, Гамид? – полюбопытствовала она, указывая на галиот.

– Да, госпожа.

– Опять! Меня зовут Гараджия. Слышишь?

– Виноват. Да, Гараджия, это мой.

– Как красиво звучит мое имя в твоих устах! – вырвалось у молодой турчанки, и по ее лицу разлился густой румянец удовольствия, вызванного тем, что ей все-таки удалось заставить этого холодного юношу назвать ее просто по имени.

Затем, полюбовавшись снова несколько мгновений его красотой, она прибавила:

– Ты, кажется, спешишь со своим отъездом?

– Да, я спешу доставить Дамасскому Льву пленного франкского виконта. Мустафа может разгневаться за промедление.

– Ах да, ты ведь явился сюда только из-за этого христианина! – со вздохом произнесла Гараджия. – Я и забыла… Впрочем, разве нельзя отправить этого франка с кем-нибудь из моих воинов…

– Ты знаешь, Гараджия, что Мустафа вправе требовать точного исполнения его распоряжений. Если не я, которому это поручено, доставлю пленника, то…

– Ах, какой вздор! Ты не простой солдат, и тебе ровно ничего не сделает никакой Мустафа.

– Мой отец приказал мне повиноваться прежде всего воле великого визиря, его лучшего друга, и я не могу ослушаться отца, – вывертывалась герцогиня, как могла, твердо рассчитывая на то, что легкомысленная турчанка не обратит внимания на непоследовательность ее речей.

Гараджия оперлась обоими локтями на парапет, опустила голову на руки и долго молча смотрела на море. Молчала и герцогиня, не желая прерывать мыслей этой прихотливой женщины.

Вдруг последняя обернулась к ней и, пронизывая ее взглядом своих пылающих глаз, резко задала ей вопрос:

– Так ты не побоялся бы помериться с Дамасским Львом?

– К чему ты спрашиваешь меня об этом, Гараджия? – в свою очередь спросила изумленная герцогиня.

– Отвечай мне без уверток, Гамид: чувствуешь ли ты себя в силах выйти на поединок с Дамасским Львом?

– Чувствую…

– И это твой близкий друг?

– Да, Гараджия, самый близкий из всех моих друзей.

– Ну, это ничего не значит, – процедила сквозь зубы турчанка, лицо которой выражало в эту минуту страшную злобу. – Даже и самая горячая дружба может остыть… Мало ли бывало примеров, когда даже родные братья, раньше жившие в полном согласии, вдруг становятся смертельными врагами из-за… ну, хоть из-за соперничества, например…

– Я тебя не понимаю, Гараджия…

– После ужина ты поймешь меня, мой прекрасный рыцарь… Освобождение того христианина, ради которого ты пожаловал сюда, зависит от одной меня. Если я не пожелаю его выпустить из своих рук, то никто не заставит меня сделать это. Если Мустафе так нужен этот пленник, подаренный мне моим дедом, то пусть он явится сам за ним со всем своим войском и попробует взять его у меня силой… если только осмелится на это… Али-паша стоит больше великого визиря, а флот – больше сухопутной армии… Пусть, говорю, попытается, пусть! – твердила Гараджия пронзительным голосом, потрясая сжатыми кулаками.