Однополчане - Александр Чуксин

— И чего вы так за этого Цимбала хлопочете?

— Я обязан ему жизнью. До прихода в эту часть я воевал на Кубани. В 1943 году наш самолет ночью сбили возле Славянской. Летчик погиб, я был тяжело ранен в живот и в ногу. Ползком добрался до цыганского табора. Меня нашел Куприян Цимбал. Вместе с матерью прятал от немцев в камышах, в таборе. Я с ними кочевал больше двух месяцев. Там я и полюбил Цимбала, ему тогда было около пятнадцати лет. Такой славный, очень душевный паренек. После войны Цимбал ушел из табора и приехал к моим родным. Отец у меня учитель. Он помог ему устроиться на работу, учил его. Вот уже год, как Куприян в армии, при моем содействии попал в авиацию, к нам в часть. А ведь сами знаете — «сделав добро, худа не ждут».

— Да, тогда стоит с ним повозиться, — Колосков с интересом взглянул на штурмана: — Вы об этом никогда не говорили.

— Не спрашивали, а самому как-то неудобно. Колосков вспомнил, как в прошлом году к нему в эскадрилью пришел рядовой Цимбал. В руках — гитара.

— Пополнение, товарищ гвардии майор, — весело доложил он и тут же осекся, добавил: — На должность воздушного стрелка-радиста рядовой Цимбал прибыл в ваше распоряжение.

— Почему без вещей? — спросил Колосков, с любопытством разглядывая смуглолицего солдата.

— Ничего не имею. Живу на готовом, на государственном довольствии. Народ меня обувает, одевает, кормит и жалование платит, как при коммунизме, — живо ответил тот.

Нет, Яков, ты еще часто неправ бываешь по отношению к людям, судьба которых зависит и от тебя. Ведь должен был понять, почувствовать — интересный парень этот Цимбал. На других не похож? Труднее, недисциплинированней? А тебе надо, чтобы все было гладко да просто, да легко. Вот и повозись с человеком, помоги ему. А не обрушивайся при первой же неудаче. А как ты Гордеева встретил? Какое дело лейтенанту до твоего настроения, до твоих огорчений? «Цыпленок», — вспомнил Колосков и поморщился. А может, цыпленок этот через год-другой и тебя за пояс заткнет. Так-то, товарищ гвардии майор.

В зрительном зале тихо. На сцене за столом, покрытым зеленым бархатом, сидит начальник штаба гвардии подполковник Руденко, возле развешанных схем — штурман части Морозов.

— Командир полка, — сказал Руденко, — поручил мне разобрать, как отбомбилась первая эскадрилья на учении. Прошу, товарищ гвардии майор, — обратился он к Морозову.

— Последнее бомбометание эскадрильи происходило в особых условиях, — начал Морозов. — Перед ведущим командиром эскадрильи майором Колосковым стояла задача сбросить бомбы на вражеский аэродром. Но посредник перед целью вывел из игры ведущий самолет — командира и штурмана эскадрильи. Приняв команду, заместитель не справился со своей задачей. Его штурман сделал неправильно расчеты, и бомбы не попали в цель.

Очевидно, наша передовая эскадрилья отлично бомбит только на полигоне, — продолжал Морозов. — Плохо это. Придется многое пересмотреть.

Колосков сидел весь красный от стыда. Если бы его эскадрилья не подкачала, часть получила бы отличную оценку.

— Я много говорить не буду, — начал свое выступление начальник штаба Руденко. — Успешное выполнение задания зависит не только от летчиков и штурманов, но также и от всех членов экипажа. У нас же, к сожалению, воздушные стрелки-радисты подготовлены плохо: три экипажа, стрелявшие из фотокинопулеметов, не выполнили задания. Плохо вы, гвардии майор Колосков, подобрали стрелков!

— Стрелки не виноваты, — возразил Колосков.

— Старая песня, — ответил Руденко. — Кто же тогда виноват?

— Мы виноваты, товарищ гвардии подполковник. — Мы учили их стрелять с реактивных самолетов по конусам, буксируемым поршневыми самолетами со скоростью 300 километров. А здесь им пришлось стрелять по цели со скоростью 800 километров в час.

— Вы хорошо знаете, что наши конусы буксировать реактивными самолетами нельзя, рвутся, — сердито проговорил начальник штаба. — Что же вы предлагаете?

— Надо создать вместо конуса цель в виде планера, который выдержит любую скорость.

— Лучше готовьте воздушных стрелков-радистов, товарищ Колосков, и не мудрите.

Руденко хотел объявить перерыв, но в зал вошли командир и заместитель по политчасти.

— Товарищи офицеры! — подал команду начальник штаба. Он поспешно сошел со сцены и доложил Зорину: — Товарищ гвардии полковник! Руководящий офицерский состав собран по вашему приказанию.

— Товарищи офицеры! — обратился к собравшимся Зорин. — Сейчас получен приказ. Наша часть перебазируется на Родину. — Радостный шепот побежал по рядам. Наконец-то! — С завтрашнего дня техническому составу готовить к перелету авиационную технику, — продолжал Зорин. — Летному составу приступить к изучению маршрута полета. Начальнику штаба приготовить приказ о перебазировании.

После совещания к Колоскову подошел Пылаев, и они вместе вышли из клуба.

— Почему не зашел? Мы с Лидой ждали.

— Перед совещанием забегал, но не застал вас…

— Приходи, потолкуем. Ведь давно не виделись.

— Да, действительно. Как ты отдохнул? Как самочувствие? Днями загляну. Как живешь-то?

Василий тяжело вздохнул.

— Ты что-то скрываешь от меня…

— Никому не хотел говорить, но тебе… Лида беспокоит меня. Несколько раз заставал ее в слезах. Она тайком достает из чемодана фотографии Николая, перебирает их и плачет…

— В чем же ты можешь обвинить Лиду? Николай — первая ее любовь… Знаешь что, Вася, Лиде ребенок нужен. Это многое изменит. А Николая ни она, ни мы с тобой никогда не забудем…

— Пойми меня правильно, Яша, — тихо заговорил Пылаев, — я ведь только с тобой поделился. Боюсь, что Лида только уважает меня, но не любит. Иногда в голову приходят такие мысли: а вдруг она из жалости стала моей женой. А меня жалеть нечего. Для меня лучше, если ты в глаза правду мне скажешь.

Они дошли до общежития эскадрильи, командиром которой был назначен Пылаев, и остановились.

— Брось ты, Лида не из таких. Любит она тебя, Вася, любит! И не мучай ты себя, — и после паузы: — Петра Репина хорошо проводили?

— Не знаю, я в то время был уже в доме отдыха.

— Жаль, не повидался я с Петром.

— Да, жаль… — ответил Пылаев и подумал в который уже раз: «Почему он не заехал? Почему?»

Из больших открытых окон казармы донеслась команда старшины: «Смирно». Шла вечерняя поверка. «Гвардии старший лейтенант Назаров…» «Герой Советского Союза старший лейтенант Назаров пал смертью храбрых в бою за свободу и независимость нашей Родины!»

Да, не только они, друзья Назарова, но и весь народ не забудет героя. Всех своих героев…

Утром после построения Пылаев объявил приказ о своем назначении на должность командира эскадрильи, попросил офицеров задержаться, а солдат и сержантов отправил на аэродром.

— От вас зависит успех в работе, — начал он. — Наша эскадрилья за последнее время ни разу не выходила в передовые. Вина общая. Я, как заместитель, и ваш командир эскадрильи, уехавший на курсы, много говорили о выполнении обязанностей, но плохо их выполняли… Учебный год мы начали неудачно. Прошло несколько месяцев, а уже наложено взыскание на рядового Середу за пьянство. Плохо готовит самолеты к полетам младший сержант Павлюченко. Из-за него экипаж не выполнил задание. Так дальше продолжаться не может. Меньше уговоров, больше требований. Не давать поблажки провинившимся. С приездом на новое место базирования приготовьте мне списки солдат и сержантов, которые нарушали дисциплину. Постараюсь убрать их. А теперь за работу. Вопросы есть? — спросил Пылаев.

Все растерянно молчали.

— Нет? Хорошо. Тогда штурманы — в распоряжение гвардии капитана Кочубея, летчики, и техники — на аэродром!

Пылаев почувствовал, что разговором подчиненные его недовольны. Почему же?

— Вася, постой, — обратился к нему Кочубей.

— Я вам не Вася, а командир эскадрильи, и у меня есть звание, — резко оборвал Пылаев штурмана.

— Виноват, товарищ гвардии капитан, — опешил тот и отошел от командира. «Странно, — думал он, — что на него нашло. Или новая метла по-новому, метет. Ведь ничего он не добьется такими методами».

Пылаев решил, что с первых же дней командования заставит подчиненных беспрекословно выполнять все требования. Ему казалось, что дружеские взаимоотношения, которые сложились у него с офицерами эскадрильи, будут мешать ему. «Надо забыть, что я Вася Пылаев. Я капитан, командир эскадрильи. Больше требовать, строже держать себя».

Кочубея глубоко обидела резкость Пылаева. С начала войны они служат в одной эскадрилье. Да разве он не знает, где можно назвать по имени? Нет, надо все-таки поговорить с Василием, пока он дров не наломал. Кочубей возвратился к Пылаеву.

— Ты чего убежал? — сказал Пылаев. — Говори, что хотел.