Договор с вампиром - Джинн Калогридис

Знания буквально захлестывают меня. Когда почти четыреста лет назад умерла его жена, дядя очень страдал от одиночества. Он мог бы взять себе в спутницы любую из женщин, однако его выбор пал на меня. Вместе с его кровью в меня втекали самые сокровенные его чувства. Они обступали меня, как волны. Я знала: обменявшись кровью, мы связали свои жизни навсегда.

Он избрал меня своей невестой, потому что я избрала его. Я привлекла его внимание к себе, и он увидел мое отчаяние, мое одиночество, мой любовный голод, и они были сильнее, чем у него.

Он избрал меня, потому что я одна любила его бескорыстно... нет, "любовь" – неподходящее слово для испытываемого мною чувства. Я почитала его так, как он этого заслуживал.

Я пила его кровь, и вместе с нею в меня входила его страсть, непреклонная воля, его ненависть к суеверным крестьянам, боящимся его, точно чудовища.

Нет, он – не чудовище и не дьявол, каким его считают крестьяне. Он – святой, ангел, сошедший с небес.

Нет, даже больше. Он – бог.

Я пила его кровь и плакала, скорбя по нашим многочисленным предкам, сошедшим в могилу и покоящимся в часовне и склепе. Каково жить, когда знаешь, что каждое юное лицо обезобразит гримаса старости, каждая любовь угаснет и каждая жизнь оборвется, замерев под очередной могильной плитой? За секунды передо мной промелькнула целая вереница лиц – разных и в то же время похожих на отца, на Аркадия и на благородное лицо Влада. Нескончаемый круговорот: любовь, утрата, горе и одиночество – долгое и куда более ужасающее, чем то, что испытала я за свою недолгую жизнь смертной.

Я пила его кровь и сознавала: больше мы с ним никогда не будем одиноки.

Наконец Влад вздрогнул и застонал. Его руки слабо скользнули по моей шее, он попытался отстранить меня. Будто голодный зверь, я еще плотнее прильнула к его груди и никак не могла насытиться.

– Жужанна, – тихо простонал он.

Это была просьба, мольба. Я чувствовала, его силы на исходе, зато мои собственные возросли многократно. Я стала необычайно, сверхъестественно могущественной. Если бы я захотела, то смогла бы переломить ему позвоночник, как прутик.

Как же велико было его доверие ко мне. Теперь я поняла, какой силой он обладает. А ведь он ни разу не причинил мне вреда.

Наконец я оторвалась от его кровоточащей раны и выпрямилась. Я облизала губы и сложила чашей руки, чтобы собрать кровь, капающую с моего подбородка. Потом я по-кошачьи облизала ладони. Насытившаяся, удовлетворенная, всемогущая, я подняла голову. Его глаза горели неистовым, безумным желанием.

Он овладел мною. Да, он был слаб, а я намного сильнее, однако я послушно легла и не противилась, желая пройти круг наслаждения до самого конца. Я откинула волосы, обнажив шею. Я даже не вздрогнула, когда его острые зубы нашли прежние ранки и прокусили их снова. Нет, я не вскрикнула и не попыталась вырваться, а лишь испустила долгий и тихий вздох.

На этот раз он пил недолго. Потом он поставил меня на ноги, шатающуюся, пьяную от наслаждения. Я обхватила его руки и встала перед ним на колени, умоляя закончить то, что он начал. Мне надоело играть роль несчастной, слабой Жужанны.

Но он был тверд. Он разжал мои руки и велел остаться. Я не смела возражать, ибо он теперь – мой повелитель, и я сделаю так, как он приказывает. И все же, когда он смешался с тенями, я заплакала, бросилась к открытому окну и стала негромко звать его.

Прохладный ночной воздух обдувал мне кожу. Я вновь почувствовала себя пьяной – пьяной от крови, наслаждения и силы.

Мои чувства необычайно обострились. Звезды теперь не просто мерцают, а ослепительно сверкают. Ночной лес полон жизни. Я слышу стрекотание насекомых, слышу шорох ветвей, сквозь которые пробирается какой-то зверь. Где-то вдали раздается призывный волчий вой. Мои губы хранят вкус его крови: бархатный, терпкий, пьянящий сильнее любого вина Легкий ветер несет аромат его крови: резкий, горьковатый, чем-то напоминающий запах металла. Но и запах тоже опьяняет меня. Время от времени я касаюсь кончиком пальца одной из темных капелек, застывающих на моей жемчужно-белой груди, и подношу к губам, чтобы вдохнуть ее благоухание, поцеловать и проглотить еще одну частичку его крови.

До чего я сильна! Сейчас мне ничего не стоило бы убить Дуню – легким движением руки сломать ей шею.

Но я не стану этого делать. Пока еще не время. Я поиграю чуть дольше, потому что такова его воля. Я возьму кувшин, плесну в таз воды и смою следы крови с рук, лица и груди. Потом я верну на место их дурацкую гирлянду, надену сорочку и нырну в постель.

Хотя нет, повременю немного. До рассвета еще далеко, а слизывать капельки его крови так сладостно...

ДНЕВНИК МЕРИ УИНДЕМ-ЦЕПЕШ

15 апреля

Аркадий знает про Влада. Каким-то образом он выяснил, кто есть его дядя на самом деле.

Я не стала допытываться у него подробностей. Мне хватает того, что знаю я сама, а этого уже более чем достаточно, чтобы лишить меня рассудка. Но сегодня утром у нас с Аркадием состоялся долгий разговор.

Вчера к вечеру он окончательно оправился после горячки и всю ночь спал спокойно. Правда, может, мне так только показалось, ибо я сама уснула, как убитая, после утомительного двухдневного дежурства у постели мужа. Мне опять приснился Влад. Я в ужасе пробудилась и увидела, что Аркадий мирно сопит рядом. Я снова погрузилась в сон, и ничто меня не тревожило до самого утра. Встав, чтобы отодвинуть портьеры и пустить в комнату веселые солнечные лучи, я увидела Аркадия уже бодрствующим и даже сидящим на постели. Видом своим он напоминал кающегося грешника.

– Что с тобой, дорогой? – спросила я. – Скажи наконец, что тебя тревожит?

Я подошла и присела рядом.

– Я хочу попросить у тебя прощения, – ответил муж.

Я взяла его за руку, хотя, надо признаться, Аркадий меня не на шутку напутал. Думаю, сердце любой жены похолодело бы от подобных слов, как бы она ни доверяла своему мужу. Но потом я вспомнила нашу ссору двухдневной давности и рассмеялась:

– Аркадий, я давно уже все забыла. И потом, у тебя, наверное, уже начиналась горячка. Неудивительно, что ты был излишне раздражен. Я знаю, ты не способен на дурные поступки, а потому нет причин просить у меня прощения.

– Я не об этом, – возразил он столь угрюмо, что мне вновь стало страшно. – Я прошу прощения за то, что привез тебя и нашего будущего ребенка сюда – в это проклятое место!

Я напряглась и приготовилась молча выслушать его исповедь. Аркадий опустил голову и даже отвернулся от меня – ему и вправду было мучительно стыдно. Он глядел на золотистый солнечный свет и на окно спальни Жужанны (наверное, она еще спала, и Дуня не решалась открыть ставни).