Рифейские горы - Александра Турлякова

И вот теперь Кэйдару каждое утро доставляли в рабочий кабинет кипы исписан-ных дощечек с письмами, отчётами, приказами, постановлениями и распоряжениями. Многие из них надиктовывал Правитель, но указ без письменной формы и прави-тельственной печати не имел нужной силы и надлежащего влияния.

Какая тоска, прямо-таки смертельная тоска!

Кэйдар потёр лицо ладонями, убирая со лба спадающие вниз пряди волос, — "Будь оно всё проклято!" — откинулся в кресле, давая усталой спине расслабиться.

Лидас — счастливчик! Может заниматься тем, что ему нравится.

Сейчас бы на коня — и загород! Чтоб на полном скаку по дороге, мимо остролист-ника. Да, он уже цветёт, а ты ещё ни разу не был на охоте. Не даром говорят: за иглы остролистника зацепилось лето. Через неделю зацветёт каштан, вишня, зазеленеют виноградники. Что может быть лучше весны?!

А ты теряешь такие дни и киснешь в четырёх стенах. Неужели в этом и заключают-ся все прелести жизни властелина и Правителя? Ну, уж нет! Всех разгоню к демо-нам!..

Он рассмеялся, запрокидывая голову. Да, к демонам этих писарей и секретарей. Всю эту бюрократию!

В дверь кто-то постучал, предупредительно и одновременно торопливо.

— Я занят!

Но дверь уже открылась. При виде Альвиты Кэйдар вздохнул, нахмурился недо-вольно, не скрывая вопроса, легко читающегося на его лице: "Ну, что ещё там?.."

— Господин, она отказывается есть…

— Я же уже сказал: кормите силой! Даже разрешил связывать…

— Мы так и кормим, — Альвита поджала губы. Она уже сама порядком устала от частых визитов к господину Кэйдару, от его вечного раздражения и недовольства, устала от выходок строптивой наложницы. Но любое нововведение и тем более ужесточающее правило должны приниматься лишь с ведома хозяина и господина. — Её держут, её связывают, но после она сама вызывает у себя рвоту. Я же не могу держать её связанной постоянно. В её положении это вредно.

Кэйдар задумался. Уж если всегда сдержанная Альвита позволяет себе такой тон, то дело приняло серьёзный оборот.

— И что я должен сделать? — Кэйдар усмехнулся, потирая пальцы и разглядывая аккуратно подрезанные ногти.

— Я не знаю, господин, — прямота Кэйдара озадачила Альвиту сильнее, чем встреч-ный взгляд, брошенный исподлобья. — Может, хотя бы поговорить с ней, пообещать что-нибудь…

— Я уже однажды обещал ей свободу. Та сама видишь, какой ответ последовал.

— Но, господин! Я вообще в отчаянном положении. Я впервые столкнулась с таким непонятным упорством, с таким упрямством… Это нездоровое желание убить себя, прямо-таки маниакальное…

Кэйдар опустил голову, задумался, и тут спросил вдруг:

— Сколько ей ещё ходить?

— Она только на пятом месяце, если верить моим расчётам. Как раз половина срока.

— Ладно, — Кэйдар поднялся. — Пойдём.

___________________

Он остановился у порога, быстрым взглядом окинув комнату. Застал за завтраком.

Виэлийка сидела в глубоком кресле с высокой спинкой. Руки за запястья и до са-мых локтей обмотаны широкими полосами мягкой ткани и накрепко привязаны к подлокотникам. Запрокинутая голова, так, чтоб тяжело было держать челюсти плот-но стиснутыми. Одна из служанок придерживала виэлийку ладонями за голову, не давая отворачиваться от каждой протягиваемой ложки с жидкой кашей.

Так он выглядит — завтрак насильно.

Кэйдар чуть глазами повёл — обе рабыни без единого звука моментально покинули комнату. Подошёл к креслу. Виэлийка сидела, низко опустив голову. Длинные воло-сы собраны в косу, но выбившиеся пряди отросшей ещё больше чёлки почти полно-стью скрывают лицо.

Кэйдар видел, как при его приближении ещё сильнее напряглись её руки в попытке освободиться. Побелевшие от напряжения пальцы стиснулись в кулаки.

— Ну, и как я должен всё это понимать? — Первым спросил Кэйдар. Он стоял, скре-стив на груди руки. Во всей позе — властность, сила, воля. Он не терпел неповинове-ния. Что для него какая-то виэлийская девчонка, будь она хоть трижды царского рода?

— А что? Вам что-то не нравится? — Ирида выпрямилась, глядя на него с яростной усмешкой, у самой на губах свежая кровь, видимо, получила от служанки.

Кэйдар не видел виэлийку с тех самых пор, как его известили о её беременности, был, правда, в курсе всех дел. Ему даже докладывали, что его любимица сильно подурнела, что суицидальные попытки не прошли даром, да и беременность развива-ется тяжело. Да, похудела, аж скулы обострились, и губы припухшие, искусанные и бледные. Но глаза всё те же: ярко-синие, огромные, насквозь прожигающие, и в них — нескрываемая, живо осязаемая ненависть.

Впервые Кэйдара кто-то так сильно ненавидел: до дрожи, до бешенства, когда один только вид вызывает легко читающееся желание — вцепиться в горло и грызть, грызть.

— Не нравится. Мне многое не нравится. — Кэйдар двумя пальцами поймал её за подбородок, ладонью другой руки стёр с губ кровь. Девчонка извернулась, чуть не схватила за пальцы зубами, прошипела всё с той же ненавистью:

— Не смейте… прикасаться…

Кэйдар успел отдёрнуть руку, замахнулся для ответной пощёчины, но ударить не решился почему-то.

Виэлийка своей яростью, своим безумным блеском в глазах напоминала дикую степную кошку, пойманную в капкан: рвётся из пут, задыхается, шипит и кусается, с ненавистью глядя на протянутую руку. Интересно укрощать такого зверя. И чувство опасности не покидало Кэйдара. А главное — удовлетворение при мысли о том, что сумел-таки овладеть ей и даже ждёшь от неё ребёнка.

— Ты ведь мне мстишь, мне лично, при чём тут тогда этот ребёнок? — Кэйдар схватил её за плечи, встряхнул, выкрикнул в лицо. — ОН — тут при чём?!

Виэлийка вспыхнула, по бледным щекам красные пятна пошли, смотрела, глаз не отводя, даже не моргая.

— Плохо, да? Плохо, после того, когда все вокруг каждому желанию потакают? — она усмехнулась, чуть прищурив глаза, а усмешка злорадная, мстительная.

— Дрянь! — Кэйдар оттолкнул виэлийку, больно отшвырнул на спинку кресла, сам выпрямился, стоял, тяжело дыша, стиснув кулаки до боли в суставах, приказывал себе мысленно: "Спокойно! Спокойно! Держи себя в руках!"

— Он мой, я ведь так когда-то говорила. Мой, пока он во мне. Попробуйте — возьми-те! Даром отдам! Но не вам, господин Кэйдар. — Ирида улыбалась, вызывающе вздёр-нув подбородок.

— Он всё равно родится, как бы ты ни противилась. Убить его я тебе не позволю. Что хочешь, делай, не позволю. Это не тебе решать.

— Ну, это мы ещё посмотрим. — Ирида сидела, упрямо нагнув голову, выставив высо-кий светлый лоб, дышала так, что волосы прядочками в разные стороны развева-лись. — Не получится сейчас, получится позже, когда родится… Жить я всё равно ему не дам… Такого одного в этом мире хватит…