Монстр - Л. Дж. Шэн

всегда мог рассчитывать на то, что моя гордость одержит верх, а Эшлинг служила вечным напоминанием о том, что Фитцпатрики считали приемлемым вести со мной дела, но не позволяли мне встречаться с их дочерью.

– Какое облегчение. – Она вежливо улыбалась, а ее подбородок слегка дрожал от попыток сдержать эмоции. – А я обещаю, что больше не буду пытаться тебя соблазнить. Ну, согласен?

Эшлинг присела на роскошный диван в черной кожаной обивке, выпрямив спину и скромно сложив руки на коленях.

– Можно мне кофе? – спросила она дрожащим голосом.

– А может, тебе еще и плотный завтрак подать? – Я приподнял бровь и остался стоять. – Нет, тебе нельзя кофе.

– Думаю, нам обоим нужна пара минут, чтобы собраться с мыслями перед разговором.

– Единственное, с чем мне надо собраться, так это с тем, чтобы сунуть член в чей-нибудь рот, а поскольку тебя я даже близко к нему подпускать не хочу, предлагаю перейти к сути.

Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза. Она не шелохнулась.

– Ты не станешь говорить, пока я не принесу тебе кофе? – Я подавил стон.

Она помотала головой.

– Боюсь, что нет.

Я неохотно побрел на кухню, чтобы сделать ей кофе. По пути к кухонному островку мне на ум вдруг пришло, что:

Во-первых, я не умею пользоваться кофемашиной. По утрам я всегда покупал кофе в «Старбакс» по пути из дома, а потом весь день ненавидел себя за то, что употребляю подгоревший кофе, который по запаху напоминал воду из прорвавшейся канализации, и…

Во-вторых: мой дом, мои правила, а значит, и мой любимый напиток.

Я взял бутылку виски «Макаллан» восемнадцатилетней выдержки, налил его в два бокала на два пальца и вернулся в гостиную.

Моя квартира была оформлена в аккуратном, минималистичном стиле. Голые бетонные стены, мебель в черной кожаной обивке, высокие барные табуреты и хромированная бытовая техника. Особым отличием квартиры было отсутствие картин или ненужных предметов мебели.

А еще в данный момент в ней не хватало Никс.

Я нахмурился и озадаченно посмотрел на журнальный столик.

Затем на большую стеклянную банку, стоящую в центре.

Одна из пуль, которые я хранил в банке, катилась по полу. Затем врезалась в ножку стола.

Черт.

Бросив бокалы с виски, я помчался к двери и застал Эшлинг возле лифта, где она в панике нажимала на кнопку, бешено озираясь вокруг. Ее щеки были мокрыми, она вся дрожала. Я схватил ее за талию и притянул к себе.

Что, черт подери, случилось? Почему она так испугалась?

– Отпусти меня! – закричала она, пытаясь вырваться. – Прийти сюда было огромной ошибкой.

– Не могу не согласиться. Но все же ты здесь и непременно доведешь начатое до конца. Я знаю, что Фитцпатрики привыкли, когда другие доделывают все за них, но на этот раз тебе придется справляться самой. – Я закинул ее на плечо и понес обратно в квартиру, впиваясь пальцами в ее бедра и повинуясь собственническому инстинкту, который удивил меня и вызвал отвращение.

Она не твоя.

Она отпрыск твоего врага.

Тебе платят за то, чтобы ты никогда не прикасался к этой женщине.

И она, черт возьми, не стоит таких проблем.

– Дай угадаю, тому, что здесь лежат пули, есть прекрасное объяснение? – Эшлинг горько усмехнулась, а я порадовался тому, что она хотя бы не стала выкидывать этот «а ну отпусти меня» номер, который так любят женщины.

– Есть, – отрезал я, – но оно тебе не понравится.

– Я вся во внимании, – сказала она.

Я ногой захлопнул за нами дверь, усадил Эшлинг обратно на диван и, присев на корточки между ее ног, посмотрел ей в глаза и взял за руки.

– Успокоилась?

– Не надо обращаться со мной, как с ребенком, – огрызнулась она.

– Так не веди себя, как ребенок, – парировал я.

– Зачем ты хранишь пули в банке? Их тут несколько десятков, не меньше.

– Почему я, по-твоему, не хочу, чтобы люди приходили ко мне домой? – ответил я вопросом на вопрос, воспользовавшись своим новым методом, любезно предоставленным Дейдрой или с кем я там чуть было не переспал сегодня в «Пустошах».

– Улики. – У Эшлинг застучали зубы, и она обхватила себя руками.

– Я достаю пули из тех, кого застрелил, и храню их.

Сэм, ты чертов идиот. Посвятил в это женщину, отца которой собираешься прирезать, как жертвенного ягненка.

Она уставилась на меня с ужасом и… восхищением? Ну конечно. Я все время забываю, что она тоже монстр. Я поднял пулю, которую она уронила на пол, не обращая внимания на запах виски, пропитавшего ковер.

Я перевернул ее и постучал по ней пальцем.

– Видишь? М.В? Мервин Вителли. Я вырезаю их инициалы, чтобы не забыть.

– Почему ты не хочешь забывать? – нахмурилась она.

Потому что если я начну забывать всех людей, которых убил, то меня уже ничто не будет отличать от животного и я стану настоящим монстром.

Очень скоро здесь появится пуля с выгравированными на ней инициалами Д.Ф., и это напомнило мне о том, что нужно держаться от Эшлинг подальше. Я встал, снова сходил на кухню и вернулся с бутылкой «Макаллана» – на сей раз без бокалов. Отпил прямо из горла и передал бутылку Эшлинг. Я сел в кресло напротив нее, чтобы журнальный столик служил барьером между нами.

Она сделала небольшой глоток, поморщилась и вернула мне бутылку.

– Я знаю, что ты убиваешь людей, но лично увидеть свидетельство тому, сколько жизней ты отнял – совсем другое дело.

– Первая отнятая жизнь – самая значимая. Все последующие убийства кажутся одинаковыми. Все равно, что откусить от рожка мороженого во второй или третий раз. Само собой, не помешает знать, что люди, которых я убиваю, – мрази, – ответил я.

– Я в этом не уверена, – сказала Эшлинг, а судя по тому, как наморщила лоб, я мог поклясться, что она судила по собственному опыту.

– Ты пришла поговорить. Так говори, – велел я, стукнув носком своего лофера по ее практичному ботинку.

Эшлинг, хлопая глазами, осматривала голые стены и холодную пустоту, которой я себя окружил. Мне так нравилось. Чем меньшим я обладал, тем меньше привязывался. Я жил в квартире за три миллиона долларов в шикарном доме, но он разительно отличался от поместья Эйвбери-корт, полного картин, статуй и прочих роскошных символов богатства.

Здесь негде было прятаться. Только мы среди стен и невысказанной правды, которая повисла между нами, словно бомба замедленного действия.

– Мама хочет подать на развод. – Ее голос дрогнул.

Эшлинг смотрела вперед, ее шея напоминала хрупкий стебель цветка.

– Знаю, для тебя это звучит абсурдно, – поспешила добавить она. – В конце