Неприкаянные - Эйлин Фарли

мои предки далеко не нуждающиеся. В холодильнике полно еды, шкафы — ломятся от одежды. В ее глупую голову закралось подозрение, что у моей семьи не лучшие времена. Папа — банкрот, а дом заложен. Повод потешиться, распустить слухи. Такие, как Надин, беззаветно ничего не делают. Подобным ей и её родокам еще надо доказать, что дела реально плохи. Вот пример «дружбы» между толстыми кошельками во всей, мать её, красе!

Я хотела загнать туфли из принципа. Поглумиться над гедонистом Келли, для которого главная ценность — материальные блага. Он честно сказал на последнем балу бесов, что не знает сочувствия. Так же, как и Надин. Так же, как все те вылизанные и пресыщенные из более старшего круга. Идти к ней за подачкой — смешно. Испытывай я крайнюю нужду, то скорее бы обратилась к Эндрю, а лучше к Грэйвзу.

Мисс Эркин приготовила бы стейк или бифштекс с картошкой и салатиком. Не гостевая спальня, а именно уютная кровать Роба, его лежбище. Там можно было бы контоваться хоть сколько времени без «оплаты» или снисходительного дозволения. Получив дары Эфира, я это осознала.

— Знаешь, красота моя, не упади с высоты каблучков, — бросила ей. — Хотя тебе никогда не достичь таких высот, как Джанни[62]. Априори! Чао!

«Априори» — любимое словечко Надин. Конечно, до нее не дошел смысл сказанного. Успешные, неординарные люди: Версаче, Вэствуд. И примитив, убожество этой дуры.

Беззаветно, с теплотой, я вручила Эндрю Вульфу кэш, сказав:

— Ну теперь оторвемся!

Он сперва не хотел брать. Заявил, мол, его бизнес идет неплохо. Ответила, чтобы не морочил голову — бабки-то халявные. Добавила, что принципиально хочу потратить всё до цента именно с ним. Вульф — хороший…

Так вот, возвращаясь к ухажеру Стэнли. Он оставил номер телефона. Неприятный, глупый чувак. Скомканная бумажка в кармане пришлась кстати, когда бог Эфир уже приноровился лазать по стене дома не хуже меня. Звякнула Стэну. Предложила встретиться, зная, в какое примерно время, вероятно, найду дар.

Как такового плана не было. Никаких обдумываний мелочей. Одно жгучее желание — заставить притаившегося в темной зелени бога закипать от ревности. Остальное — по барабану. Затем я бы кинула Стэна в клубе, наслаждаясь танцами в одиночестве.

Одна из книг по древнегреческой мифологии, взятых из публичной библиотеки. Коротая время, читала про прекрасных озерных и речных нимф Наяд— дочерей Зевса. Час свидания с уродливым человеком и появление Эфира — приближался. Внутри покалывало. Магический, окутанный тайнами и шепотом духов, вечер.

И те, самые красивые в мире маки от Роба, найденные на подоконнике. Я наколдовала венок. Надела белую, короткую тунику и потрясающие золотые босоножки на каблуке. Греческий стиль. Мне хотелось быть для него нимфой. Планы с клубом резко поменялись.

Незримое присутствие Эфира и короткий диалог с пошляком Стэном. Я задыхалась в салоне тачки от противного парфюма «ухажера». Весь его облик — одно сплошное непотребство.

Это существо доставило по моей внезапной прихоти к лесу. Круглая, полная луна. Приказала горе-спутнику ждать. Он, больше из вежливости, предложил проводить. Не хотел пачкать обувь и цеплять паутину на лоснящиеся гелем волосы и дурацкий прикид. Стэн рассчитывал, что после моих странных желаний мы поедем в клуб, где он будет блестеть и блистать. Дешевая ваза из кусочков стекла, пустой сосуд. Комнатный дискотечный шар.

Я шагнула в потаенный мир. Стрекот цикад, влага на папоротниках и мху. В бледно-желтом свете и набирающей силу ночи лес казался прекрасным. Тихая гладь темного озера и туманная дымка. Сняв обувь, я вошла в теплую воду. Жмурилась от удовольствия, запрокинув голову.

Стэн опешил, когда я вышла на дорогу! Пропитанная озерной водой туника прилипала к телу. Голая грудь под просвечивающейся тканью. Никакого белья. Всего один элемент одежды был на мне в тот вечер.

Таким, как Стэн, не постичь красоты. Дьявол Мартин не раздумывая пошел бы за мной. Брал в воде, которая сглаживала бы его напористые движения. Бог Гипнос. Скинутые на травянистом берегу его дорогие одежды. Всплески воды от плавных движений тел. Тихие стоны, не тревожащие лес, наполненный мифическими существами.

Их брат Эфир с бледной, сотканной из света луны и воздуха кожей. Янтарный блеск в глазах. Он зашел бы в озеро с противоположного берега. Медленное приближение друг к другу. Круги на воде. Середина. Божественный поцелуй!

И Стэн, стоящий с открытым ртом! Он был не в состоянии выдать даже вульгарный комплимент. Воспользовавшись его растерянностью, велела отвезти меня домой. Расположилась на заднем сиденье.

— Сколько тебе надо времени, зайка? — наконец выдал он, приглушив двигатель.

— Вечность! — кинула и вышла из машины.

— Это шутка? — взвизгнул он.

Я обошла тачку, склонилась над его открытым окном. Поманила пальцем. Он высунулся.

— Стэнли, милый мой, — зашептала. — У тебя нет вечности. Тик-так!

Разворошила его уродливую прическу.

— Эй! — недовольно крикнул он, прилизывая волосы.

— Синхори! — сказала, послав воздушный поцелуй.

«Синхори» — значит «прощай» по-гречески.

— Сама ты син…хо, тьфу, бля! Ты… ты сбрендившая сука! — вопил он, пока я, цокая каблуками, бежала к калитке, смеясь от своей шалости.

Глава 34

Удочки.

Картер знает толк в рыбалке. Его приспособления для ловли выглядят куда фундаментальнее, надежнее. Не то что моя хлипенькая складная удочка, лежащая в вещмешке. За окнами — темень. Раннее утро. Разбитость от недосыпа. Сейчас бы крепкого кофе… Картер на кухне. Насвистывает какую-то мелодию. Раздражение. Ненавижу рано вставать! Точнее, отвык. В период чудовищного запоя поднимался с кровати не раньше десяти до полудня.

— Ну что, сын, готов?

Картер улыбается. Он бодр. Будто и не пил вчера. Старый, а такой выносливый, надо же!

Тарелка.

На ней — два куска хлеба, намазанные арахисовой пастой. Черт, как же хорошо, что заставил его отремонтировать вчера тачку и съездить в магазин. Чашка. Растворимый кофе.

— На вот, перекуси. — Картер ставит посуду на тумбочку.

— Старик, это не перекус, а божий дар, спасибо!

— Хех, — с хрипотцой произносит Картер. — Дары-дарами, но давай шустрее, Бобби. Ешь, одевайся и выходи. Жду на улице.

— А ты? — кивок в сторону тарелки.

— Не, я такую бурду не ем. Живот от нее крутит. Мясца поел. Оно сытнее.

Старик идет в выходу. Одевается. Прихватывает удочки. Свист. Та же мелодия. Ушел.

Кофе!

Черный, без сахара, как я люблю. Глоток. Бесподобно! Бутерброд. Мягкий хлеб.

Дар!

Карта для неё…

Франк.

Не дар, а наказание! Где же я так нагрешил-то? Религиозный бред, чушь! Она изводила, когда была рядом. Умудрялась терзать, находясь на расстоянии. Ведьма, а не нимфа! Игнорирование. Хуже этого ничего нет. Я ожидал, что она придет. Вырядится,