Шторм - Николай Малунов

Петров хотел было что-то сказать, по поводу разницы между вывихом и раневым каналом пули, но боль к тому времени уже совсем заполонила голову.

- Синду операциява оми ая бинэт, - закончив приготовление своего препарата, снова оглядел посиневшую руку капитана, непонятно выразился шаман.

Из всего сказанного лишь «операциява» была более-менее понятна.

- Делали, делали, - сквозь зубы процедил он, уже едва терпя боль.

- Си энулче бихинин! – продолжил скрипеть старик. - Сот хиктырэвиче!

- Он говорит, что вы сильно заболели, - вмешался Василий, нахмурившись. – Зараза попала… Еще бы немного и нужно было бы оперировать…

- Умутэл парашкопа илара умун инэниду умкал…

- Принимайте этот порошок три раза в день, - продолжал переводить ученый.

Шаман аккуратно взрезал нити, стягивающие кожу, сильно, но явно умеючи, надавил на края раны. Петров завыл. Из раны выступила мутная сукровица, затем плеснуло чем-то белесым, вперемешку с зеленоватым.

- Загноилось, - прокомментировал ученый. – Когда вас ранили?

- Вчера, - вмешался Николай, внимательно следя за процессом.

Василий перевел шаману слова гиганта, тот нахмурился, внимательно, чуть ли не самым носом тыкаясь, осмотрел рану, покачал головой и снова заговорил.

- Очень плохо, - продолжил переводить Василий. – Нужно обязательно принимать порошок, иначе рука перестанет работать.

Шаман поддел кончиком ножа полученную в миске жижу, и аккуратно опустил ее в рану, притромбовал. От этого движения Петров едва удержался. Боль была адской. В глазах запрыгали искорки, рука непроизвольно дернулась, а из глаз брызнули слезы, но через пару секунд огонь, охвативший конечность, сменился, сперва, на жуткий холод, а потом на блаженную прохладу. Быстро забив всю рану смесью, шаман достал из сумки тряпки, пропитал их остатками жижи и принялся туго, но в меру, бинтовать рану. К концу операции Данил мог поклясться, что боль почти стихла. Руку приятно окутывало прохладой снаружи и мягким теплом внутри. Он ощущал биение сердца в разорванных связках, но кровь, на удивление, больше не проступала.

- Умутэл парашкопа илара умун инэниду умкал… - снова повторил фразу шаман, протягивая Петрову небольшой мешочек.

- Три раза в день, - напомнил Василий, переведя.

- Как ты? – поинтересовался Николай, когда Петров принялся одеваться.

- Получше, - кивнул тот, все еще скептически относясь к процедуре. – Посмотрим, не отвалится ли потом совсем, после всего этого.

- Не отвалится! – Усмехнулся Василий. – Главное покой и средство принимайте. Оно на местном мху, очень целебное средство… Настолько, что даже в мертвецов не дает перевоплотиться…

- Чего? – насторожился Николай.

- Ну, не совсем… - поправился ученый. – Мы с Нойдом смогли выяснить, что этот мох способен притормозить заражение… Местные его давно употребляют в пищу. Считалось, что он целебный и содержит необходимые витамины, это, кстати, так и есть, но вот свойства защиты от зомби открылись в нем не так давно…

- Так это лекарство?

- Нет, просто отсрочка. Мы выяснили, что ежедневное употребление этого мха в пищу способно немного оттянуть заражение. Тела замерзают быстрее, чем успевают переродиться. Местные мох этот чуть ли не боготворят. Даже начали молитвы к нему возносить, - старик хихикнул. - Тут же самобытность, куда не плюнь, но, надо заметить, что он действительно обладает рядом целебных свойств. Вы и сами это сейчас ощущаете. Это вам и аналог антибиотика, и регенерирующее, и кровоостанавливающее, и витамины… Да куча всего! Даже соль! Так что если вам предложат миску с мхом, не отказывайтесь! Оно и на желудок хорошо влияет и на потенцию… - Василий хихикнул. – Потому в селении почти все женщины беременны…

- У меня с этим все нормально, - буркнул Данил, застегивая выданную ему национальную шубу.

- А будет еще лучше! – подмигнул дед. – Уж поверьте… мне вот уже седьмой десяток, а видите, полон сил, ну и с женщинами… Кхе…

- Не надо, - прервал Василия Петров. – Давайте без подробностей…

- Дэнси! – внезапно донеслось снаружи, и в юрту вбежал молодой саам.

Он быстро затараторил, отчего Дэнси, Нойд и Василий нахмурились.

- Что? – поинтересовался Николай, видя, взволнованность местных.

- Они нашли Этхе… Он идет сюда… С ним чудь белоглазая.

- Кто?

- Мертвецы…

***

Глава 7. «Этхе» ​

Вновь поднявшаяся буря была обматерена в очередной раз по матушке, по батюшке и по каждой снежинке! Казалось, они тут кроме этой снеговерти ничего другого и не видели! Вот как вышли из «Улья», так и метет, метет, метет! Хотя нет! Даже с самой Афалины! Как Петров прибыл на станцию, так и видел вокруг только этот проклятый снег! Черты бы его побрал! И выкинул! Огромной лопатой такой!..

Он поежился. Мороз не просто уже приносил дискомфорт, а грозил нанести непоправимый ущерб организму, хотя уже казалось, куда больше!?

- Далеко еще?

Петров стучал зубами, несмотря на теплые одежды, выданные ему местными. В своем бушлате он бы, наверное, уже совсем окочурился, превратившись в ледяную кочку, а тут, гляди, еще шевелится, хотя и неохотно.

Николай остановился, прислушался, присмотрелся, покачал головой. Ему мороз, вроде бы, особо не досаждал. Вряд ли накидка из оленьей шкуры, болтавшаяся на шее на подобии какого-то средневекового плаща, могла его хоть как-то согреть.

Они вышли навстречу неизвестному погонщику, в надежде перехватить его воинство где-то на пути, чтобы не подпустить мертвецов к селению. На всякий случай, всех, кто мог передвигаться, но не мог сражаться, отправили подальше. Ни у кого не было сомнений – Этхе гонит своих приспешников именно к скиту, и сражаться в деревне было бы слишком опасно.

- Мать вашу за ногу катали, - выругался капитан, вздохнув, когда гигант неумолимым снеголомом двинулся дальше.

Идти, сопротивляясь ледяному ветру, было тяжело. Двустволка холодила руки сквозь толстенные рукавицы. У Данила даже сомнения закрались, а сможет ли это старушка стрелять? У всего есть предел. Даже тот самый, знаменитый «не убиваемый» «Калаш» нередко ломался в подобных условиях, а что говорить о ружье, которое если не старше, то, наверняка ровесник ему самому?! Но выбирать опять не приходилось! Суровые условия вносили свои корректировки.

- Может они замерзнут к хренам собачьим? Остальные же замерзали… – снова сам себе, в пустоту,