Ликвидаторы времени - Артём Рыбаков

«Интересно, а кому это девки кости моют?» — пытался сообразить я, копаясь в своих вещах.

Наконец, бутылка была найдена. Я вытряхнул её из картонного тубуса и засунул в карман штанов.

«Так, одного возраста со Славой, то есть Трошиным… Я, Док, Тотен… И, как там? «В одном звании?» Так майором у нас только командир числится… Хотя… Ёперный театр! — я чуть не подпрыгнул. — Это что же, комсомолочка обо мне убивается, что ли? Хорошо, что букет не подарил, а то бы совсем девчонку прибило!»

В лёгком обалдении я пошёл назад. «Вот это я влип! — вертелось в голове. — Хотя, если оценить спокойно — ничего страшного не случилось, так? Ну понравился молоденькой дурёхе герой-спаситель… Так ведь ничего у нас и не было! Чего нервы на кулак мотать?»

И успокоившись я открыл дверь в дом.

… Мы уже на половину уговорили бутылку «благородного самогона», как в дверь вежливо постучали.

— Заходи, открыто! — рявкнул Фермер.

— Гостей примете? — улыбаясь, спросил Трошин.

— А то!

— Заходи!

— Добро пожаловать! — по очереди сказали все сидевшие за столом.

Гостей к нам пришло немало! Первыми, с чугунками в руках, вошли барышни. Затем Емельян внёс противинь с кусками шкворчащей свинины. Потом вошли батальонный комиссар и сержант-пограничник.

— Это что такое? — грозно сдвинув брови, спросил командир. — Не на Пасху гуляем!

Я заметил, что Бедобородько открыл, было, рот, но тут же получил локтём под рёбра от Трошина, и замолчал. «Ну да, на чужой свадьбе невесту не лапай!» — усмехнулся я про себя.

Потом был пир горой и пляски до упаду. Про пляски я, конечно, приврал, но гитару мне Алик, всё-таки всучил. Пришлось играть.

Для создания «фестивального» настроения я сбацал «Цыганочку». Народ отреагировал примерно так же, как фанаты «Рамштайна» на «Du hast».

— А песню споёте? — внезапно спросил Белобородько.

«А он-то откуда знает? Хотя… Скорее всего, кто-то рассказал — Несвидов или девчонки, а может — и Слава»

— А вам какую, Василий Иванович, весёлую, грустную или умную? — комиссар задумался.

— А давайте весёлую! Праздник.

— Хорошо, только сами решайте — какая она…

Мелодия осталась той же — дробный перебор, зовущий в пляс… Я глубоко вздохнул:

В сон мне — желтые огни,И хриплю во сне я:— Повремени, повремени, —Утро мудренее!Но и утром всё не так,Нет того веселья:Или куришь натощак,Или пьешь с похмелья.

Вокалом, я, конечно, до Владимира Семёновича не дотягивал, но, за неимением горничной, как известно, и кухарка сойдёт.

В кабаках — зеленый штоф,Белые салфетки.Рай для нищих и шутов,Мне ж — как птице в клетке!В церкви смрад и полумрак,Дьяки курят ладан.Нет! И в церкви все не так,Все не так, как надо.

Я заметил, что комиссар, внимательно вслушиваясь в слова, прикрыл лицо рукой. «Занятно», — отметил я и, доиграв вариацию, продолжил:

Я — на гору впопыхах,Чтоб чего не вышло.А на горе стоит ольха,А под горою вишня.Хоть бы склон увить плющом,Мне б и то отрада,Хоть бы что-нибудь еще…Все не так, как надо!

Я тогда по полю, вдоль реки.Света — тьма, нет бога!А в чистом поле васильки,Дальняя дорога.Вдоль дороги — лес густойС Бабами-Ягами,А в конце дороги той —Плаха с топорами.

Где-то кони пляшут в такт,Нехотя и плавно.Вдоль дороги все не так,А в конце — подавно.И ни церковь, ни кабак —Ничего не свято!Нет, ребята, все не так,Все не так, ребята!

После того, как прозвучал последний аккорд, в комнате установилась полная тишина, такая, что было слышно, как поскрипывает калитка во дворе. Батальонный помял переносицу, и, резким движением поправив очки, спросил:

— Это вы сами написали, товарищ старший лейтенант?

Чужой славы мне было не нужно, и я скромно ответил:

— Нет, не я. А что, не понравилась?

— Понравилось… Только… Только необычно весьма… — протянул комиссар

— Ну, тогда… На злобу дня, так сказать, — и я запел песню, написанную моим другом в середине «бешеных девяностых»:

А шуба ли с дуба — с гранаты чека,Пусть снова в ударе не дрогнет рука,Пусть снова в крови искупается сталь —С дуба — по шубе, а с мира — печаль.

Рассветом мы вышли, придём к вечеру,Мы с миром играем в смешную игру,Барбудо Эрнесто забрался на ель,А рядом ползёт команданте Фидель.

Резкие ритмичные аккорды рок-н-ролла подчёркивали хулиганские, разухабистые слова песни:

Ему невдомёк, что до фени вообще —На чьей стороне быть товарищу Че —Не просто наёмник тропою лесной —Художник по жизни и новый герой.Мой друг Пиночет как-то мне говорил —Там скучно живётся, где нет заводил,Им главное вовремя фишку просечь,Что будет потом — то отдельная речь.

Неярко блестит под луной пулемёт,Из леса выходит карательный взвод,Так было везде и во все времена —Менялись лишь только одни имена.

Последний куплет вызвал явное оживление среди слушателей.

Менялись булыжники на топоры,Менялись вожди и законы игры,Менялись эпохи, менялись места,Стабильна была лишь одна крутота.

«Эх!» — резким движеньем в казённик заряд —Скончается в муках подстреленный гад!Где раньше секира кольчугу драла —Там ныне взрывчатка и бензопила!

Так радуйтесь те, кто познал крутизну!И радуйтесь люди, познавши войну!Сквозь смех автоматов и рёв батарейИдут капитаны кровавых морей!

Он встанет, как раньше бывало не раз,Он выполнит невыполнимый приказ,И мощным дыханием мир ужаснётВ грохоте залпов его пулемёт.

Последние несколько куплетов мне пришлось менять на ходу, уж больно они не соответствовали времени и слушателям.