Три женщины одного мужчины - Татьяна Булатова

– Здравствуйте, – поприветствовал ее Евгений Николаевич, тоже поймавший себя на том, что видит эту женщину впервые.

– Добрый день, – чуть слышно произнесла Любовь Ивановна. – Вы по какому вопросу?

– Вот. – Вильский положил перед секретарем оформленный командировочный лист, на котором не хватало последней подписи, которую он и намеревался получить за директорскими дверями.

– Игоря Александровича нет на месте.

– А когда будет? – поинтересовался Евгений Николаевич и посмотрел на часы: близилось обеденное время.

– Ничего не могу сказать, – пожала плечами Люба. – Уехал на производство.

– А как же? – Вильский показал глазами на командировочный лист. – Должен убыть в воскресенье вечером.

– Он подпишет, не волнуйтесь, – бесстрастно проговорила Любовь Ивановна и зачем-то, неожиданно для себя самой, показала посетителю папку, на которой большими буквами было написано: «На подпись». – Видите сколько? – секретарь распахнула ее и вложила туда бумаги Вильского. – Я вам сообщу.

– Надеюсь, что это произойдет до того, как я уйду с работы, – пожелал сам себе Евгений Николаевич, а Люба Краско добавила:

– До половины пятого.

– Ну-ну, – промычал Вильский и, не попрощавшись, вышел из приемной, но тут же вернулся, потому что не было ясности. А этого он не любил.

– Я позвоню вам, – моментально отреагировала Люба, хотя никакого вопроса не прозвучало.

– Буду ждать, – пообещал Евгений Николаевич и почувствовал, что с удовольствием подождал бы здесь, в приемной, рядом с этой немногословной женщиной, разительно отличающейся от всех, с кем ему приходилось общаться. Он просто пока не понимал чем.

– Я позвоню, – повторила секретарь и опустила голову. Так Любовь Ивановна Краско поступала в двух случаях: когда решительно не желала продолжать разговор и когда боялась его продолжить. Похоже, это был второй случай, об этом свидетельствовал предательски заливший лицо румянец. Пытаясь справиться с волнением, Люба поправила волосы и выпрямила спину. – Не волнуйтесь, – прошелестела она, и Вильский увидел, какие у нее тонкие запястья.

– Может быть, я здесь подожду? – неожиданно для себя самого и довольно бойко предложил Евгений Николаевич, так и продолжавший стоять в раскрытых дверях.

– Игорь Александрович только уехал, – ответа на вопрос так и не последовало.

– Я понимаю, – буркнул Вильский и сделал шаг назад, хотя гораздо проще было бы выйти из приемной по-человечески, повернувшись спиной к секретарю.

– Я позвоню, – не поднимая глаз, в третий раз повторила Любовь Ивановна и встала, чтобы закрыть за посетителем дверь. – Всего доброго.

– И вам, – одними губами проговорил Евгений Николаевич и услышал, как дважды повернулся ключ в замке. «Заперлась, – автоматически отметил он. – Неужели я такой страшный?» Вильскому стало весело, а у Любови Ивановны Краско затряслись руки, и, чтобы справиться с нахлынувшим волнением, она подошла к окну якобы поправить штору, но вместо этого распахнула форточку и, взобравшись на подоконник, высунула в нее голову. Оказывается, на улице была весна. «А я и не заметила», – удивилась Люба и с силой втянула в себя воздух, терпкий, с примесью дыма. Так и есть – внизу жгли оставшийся после зимы мусор.

Любовь Ивановна слезла с подоконника и замерла у окна, внимательно наблюдая за происходящим внизу. Вдоль бордюра медленно тлели мусорные кучи, курил, уставившись на них, институтский дворник, у его ног крутилась черно-белая собачонка по имени Мушмула, которая появилась около НИИ с год назад, да так и осталась. Псину кормили всем институтом, оставляя щедрые куски от обеда, а некоторые особенно сердобольные тащили из дома доверху наполненные едой мешки, которые оставляли прямо у проходной в расчете на то, что местный дворник – новый хозяин Мушмулы – грамотно распорядится припасами.

А теперь на щедрых хлебах научно-исследовательского института кормилось еще и трое щенков, окрасом повторяющих черно-белую Мушмулу.

– Возьмите, – умолял дворник сотрудников. – Возьмите, а то пропадут или собачники выловят. Жалко ведь…

«Жалко», – всякий раз, минуя проходную, думала Люба, но взять щенка не решалась: боялась ответственности. А сейчас страх почему-то ушел, и она всерьез задумалась над тем, не взять ли ей одного – взамен ушедшей из дома дочери.

«Будет о ком заботиться», – уговаривала себя Любовь Ивановна, и от мысли, что дома ее будет ждать жизнерадостная собака, на душе становилось тепло. Но буквально через минуту тепло рассасывалось, и Люба гнала непозволительные мысли, потому что «а» – дома муж, потому что «б» – это не дом, а общежитие.

«Господи! – взмолилась она. – Ну сколько я буду так жить?! Мне тридцать восемь лет, а счастья так и не было. Жизнь проходит. Не успеешь оглянуться, умирать пора…».

«Раньше надо было об этом думать!» – донесся до Любы властный директорский голос из-за дверей, и она вздрогнула от ужасающего совпадения. «Ничего, значит, не будет больше», – поникла она и метнулась к дверям: ручка уже ходуном ходила.

– Любовь Ивановна, – директор капризно поджал губы, недовольный тем, что ему пришлось ломиться в собственную приемную, – вы что? Уснули?

– Я обедала, Игорь Александрович, – объяснила свою медлительность секретарь Краско.

– А я вот не обедал! – пожаловался директор.

– Ну, так пообедайте, – резко бросила ему Любовь Ивановна и воцарилась за своим столом, готовая ко всему: все равно терять больше нечего.

– У вас что-то случилось? – забеспокоился директор, не услышав в голосе секретаря привычного смирения.

– Да, – жестко ответила Люба Краско и смело посмотрела в глаза начальству.

– Что? – поинтересовался Игорь Александрович, возомнивший себя спасителем.

– Все, – выпалила Любовь Ивановна.

– Это серьезно, – поспешил согласиться директор и присел на стул, предназначенный для посетителей. Игорь Александрович чувствовал себя не в своей тарелке, ведь два часа назад он выходил из своего кабинета хозяином, а теперь входил в собственную приемную незваным гостем. И все потому, что у Любови Ивановны Краско что-то случилось. – Хотите, я вас отпущу? – благородство директора не знало границ.

– Нет, – отказалась Люба и протянула Игорю Александровичу папку «На подпись».

– Потом, – отмахнулся директор и направился в кабинет.

– Сейчас, – тихо, но твердо произнесла Любовь Ивановна и встала из-за стола. – Там несколько командировок. Сегодня – короткий день. Люди должны успеть получить деньги.

Игорь Александрович внял доводам Любы и быстро подмахнул бумаги, даже не вчитываясь в содержание, потому что привык доверять секретарю.