Метаморфозы. Тетралогия - Марина и Сергей Дяченко

как была, в джинсах и свитере, а когда проснулась – за окнами сверкал снег под солнцем и было почти одиннадцать утра.

Поезд прибыл без опоздания. Сашка увидела на перроне маму и Валентина, беспокойно вертевших головами. Через несколько минут мама схватила ее в охапку, обняла изо всех сил, потом отстранилась:

– Ого! Что с тобой?

– А что? – удивилась Сашка.

– Ты вроде выросла… Сантиметров на пять, ничего себе!

Поймали такси и с почестями повезли студентку домой. Мама говорила и смеялась, и все вокруг узнавали, что Сашка на «отлично» сдала первую сессию. Таксист об этом знал, и соседи, встретившиеся в лифте, об этом узнали, и все мамины подруги, звонившие в тот день, узнавали новость немедленно. Сашка подумала, что мама тоже изменилась: стала веселее и легче, счастливее… глупее? Она отогнала от себя эту мысль.

Мамина рука совсем зажила, гипс сняли. В квартире пахло не так, как раньше, – в привычную атмосферу вклинился запах Валентина, обосновавшегося здесь давно и прочно. Теперь это и его квартира, подумала Сашка не без грусти.

В ее комнате все было по-прежнему. Те же коврики, те же книги на полках. Новый календарь на гвозде, на картинке – заснеженные ели, январь… Сашке трудно было поверить, что это ее комната, ее квартира, ее ванная и туалет, и не надо стоять в очереди, чтобы принять душ, и не надо брать с собой туалетную бумагу: там своя висит, на ролике, нежно-лимонная, олицетворяющая комфорт…

Неужели еще вчера в это время они стояли в пустынном холле под брюхом бронзовой лошади, она, Костя, Лиза, Денис?

Неужели это Фарит подвозил ее вчера к поезду? «Я тебе очень благодарен…»

Неужели все, что случилось с ней, – правда?

Сашка улеглась на свой диванчик. И вот это ощущение – верного жесткого диванчика, а не «сиротской» кровати с панцирной сеткой – окончательно уверило ее, что она дома.

* * *

Вечером был большой прием гостей. Был торт, специально заказанный в кондитерском салоне. Были поздравления от маминых подруг; Валентин, немного располневший за полгода семейной жизни, хозяйничал на кухне, вызывая восторг у собравшихся женщин.

Сашка улыбалась, кивала, иногда что-то говорила. Гости поглядывали на нее сперва с любопытством, потом с удивлением, потом с беспокойством. Мама отчего-то начала нервничать. Сашка извинилась и ушла к себе, легла, уснула и не слышала, как разошлись гости.

– Сань, ты себя хорошо чувствуешь? – спросила утром мама.

– Ну да. А что?

– У тебя привычка дурацкая появилась, ты замираешь на полуслове и смотришь в одну точку. Что еще за новости?

– Не знаю, – сказала Сашка искренне. – Может, задумываюсь?

Мама вздохнула.

* * *

Она действительно выросла за четыре месяца на четыре сантиметра. Отметки на дверном косяке не давали ошибиться: Сашка перестала расти еще в девятом классе, набрав нормальный человеческий рост: метр шестьдесят шесть. А теперь в ней было метр семьдесят. Маму это удивляло и радовало.

– Вы что там, физкультурой как-то особенно занимаетесь?

– Да, конечно! Физрук у нас классный!

Мама желала все знать про институт, про условия, про преподавателей; Сашка рассказывала только правду, тщательно отделяя то, что может быть рассказано, от того, что следует утаить. Дим Димыч давал прекрасный материал для обсуждения: его доброта, его молодость, его умение танцевать классический рок-н-ролл.

– Наверное, девчонки все в него повлюблялись?

– Есть немного, – Сашка краснела, внутренне оставаясь совсем спокойной. Просто в этот момент надо покраснеть, подсказала ей интуиция.

Хорошей темой для рассказа служили историчка и преподавательница философии. Сашка хвастала, какая домовитая девочка живет с ней в одной комнате, как они здорово заклеили окна, и теперь в комнате совсем не холодно. Отопление? Бывали перебои, но ненадолго. Выпивка?! Что ты, мама, там такой строгий сухой закон в общаге, комендантша ходит и следит…

– А как все-таки с переводом? – однажды вмешался Валентин.

– С каким переводом?

– Ты ведь хотела из Торпы этой перевестись. Помнишь?

– Да, – Сашка на секунду растерялась. – Честно говоря… Там хороший институт, преподаватели классные, ребята… Может, не надо переводиться?

Мама и Валентин переглянулись.

– Ну представь, Саня, – мягко сказала мама. – Придешь ты устраиваться на работу. Тебя тут же спросят: что за институт вы заканчивали? И выяснится, что у тебя диплом никому не ведомого провинциального вуза из мелкого городишки, о котором никто слыхом не слыхивал…

– Я подумаю, – сказала Сашка поспешно. – Но если переводиться – не после первого же семестра, верно?

– Но почву готовить надо, – наставительно сказал Валентин.

И Сашка кивнула, чтобы поскорее закончить этот разговор.

* * *

Через несколько дней она поняла, что скучает.

Это было невозможно, но это было так. Сашка скучала по общаге, по однокурсникам. Занятия по специальности, параграфы и упражнения, привычные усилия и крохотные достижения, обыкновенная черновая работа всякого, кто желает учиться, – все это, как оказалось, составляло смысл Сашкиной жизни. А здесь, дома, в тепле и удобстве, смысла не было. Проснешься ты в десять утра или в двенадцать, будешь ли смотреть телевизор, пойдешь ли прогуляться в парк, или в театр, или на концерт – не имеет значения; смысла-то нет, день прожит зря, и еще один день, и неделя. Сашка кисла, глядела в потолок, медленно и верно сползая в настоящую депрессию.

– Сань, ну что ты сидишь взаперти? Пойди погуляй. Позвони кому-нибудь. Что там твои одноклассники? Кто куда поступил? Неужели тебе не интересно?!

За неделю до окончания каникул Сашка отправилась в парк. В тот самый, много раз измеренный шагами, поросший знакомыми кустиками; этой зимой парк преобразился: там устроили каток, увешали деревья фонариками и гирляндами, а в пустовавшем много лет сарайчике открыли прокат коньков.

Сашка не каталась с седьмого класса. Встала на лед, двинулась вперед, расставив руки, готовясь быть неуклюжей и медленной. Ничего подобного: уже через секунду она чувствовала лезвия тупых прокатных коньков, как продолжение собственного тела, а неровный, покрытый выбоинами лед казался удобным и привычным.

Она сделала круг. Перестала думать, просто двигалась. Летела, воображая поверхность льда заснеженной землей далеко внизу. Мерцали фонарики в голых ветвях, цветными искрами переливался снег. Сашка катила, ничего вокруг не замечая, немножко удивляясь, но больше радуясь; прошло часа два, прежде чем она устала и огляделась в поисках скамейки.

Они сидели у самого льда. Довольно большая компания: четверо парней и столько же девчонок, а в центре восседал Иван Конев, студент юрфака, обладатель кудрявой мягкой бороды.

– Привет, Конь.

– Привет, Саня. Классно катаешься… Пацаны, подвиньтесь там!

И Сашка села рядом с ними.

* * *

Все они были студентами самых престижных факультетов, кроме разве что