Игра в бисер - Герман Гессе

– Недавно я узнал, – заметил он как бы шутя, – что ты сделался чем-то вроде дипломата. Собственно, привлекательным поприщем это не назовешь, но говорят, тобою довольны. Что ж, дело, разумеется, твое. Но если ты не помышляешь о том, чтобы навсегда избрать этот путь, то будь начеку, Иозеф, кажется, тебя хотят поймать в ловушку. Но ты противься, это твое право. Нет, нет, не расспрашивай меня, я не скажу ни слова более. Сам увидишь.

Несмотря на это предупреждение, застрявшее, словно заноза, у него в груди, Кнехт при возвращении в Вальдцель испытывал такую радость свидания с родиной, как никогда прежде. Ему казалось, что Вальдцель – не только его родина и самый красивый уголок в мире, но что этот уголок за время его отсутствия стал еще милей и заманчивей. Или он сам взглянул на него новыми глазами и обрел обостренную способность видеть? И это относилось не только к воротам, башням, деревьям, реке, дворикам и залам, знакомым фигурам и исстари привычным лицам, но и ко всей вальдцельской духовности, к Ордену и Игре у него родилось то чувство повышенной восприимчивости, возросшей проницательности и благодарности, как это свойственно вернувшемуся на родину страннику, ставшему в своих скитаниях умнее и зрелее.

– У меня такое ощущение, – сказал он своему другу Тегуляриусу, в заключение пылкого похвального слова Вальдцелю и Касталии, – у меня такое ощущение, будто я все проведенные здесь годы жил во сне, счастливо, но не сознавая этого, и будто я только теперь пробудился и вижу все остро, четко, убеждаясь в реальности своего счастья. Подумать только, два года, что я провел на чужбине, могут так обострить зрение!

Отпуск вылился для него в праздник, особенно игры и дискуссии с товарищами в кругу элиты Vicus lusorum, встреча с друзьями, вальдцельский genius loci59. Но только после первого приема у Магистра Игры это высокое упоение смогло осуществиться сполна, а до тех пор к радости Кнехта примешивалась доля боязни.

Magister Ludi задал ему меньше вопросов, чем Кнехт ожидал; едва упомянул о начальном курсе Игры и о работе Иозефа в музыкальном архиве, и только об отце Иакове, казалось, мог слушать без конца, все вновь и вновь расспрашивая о нем самым подробным образом. Им и его миссией у бенедиктинцев довольны, даже очень довольны – Кнехт заключил это не только по чрезвычайной ласковости Магистра, но, пожалуй, еще более по встрече с господином Дюбуа, к которому Магистр отправил его сразу по окончании приема.

– Дело свое ты сделал отлично, – заявил тот и, усмехнувшись, добавил: – Поистине, я не проявил тогда должного чутья, когда не советовал посылать тебя в монастырь. Тем, что ты, кроме аббата, привлек на нашу сторону великого отца Иакова и заставил его изменить к лучшему мнение о Касталии, ты достиг многого, очень многого, больше, чем кто-либо смел надеяться.

Спустя два дня Магистр Игры пригласил Кнехта вместе с господином Дюбуа и тогдашним директором вальдцельской элитарной школы, преемником Цбиндена, к обеду, а во время беседы после трапезы как-то незаметно явился и новый Магистр музыки, затем Архивариус Ордена, еще два члена Верховной Коллегии, один из которых после того, как все разошлись, пригласил Иозефа зайти в дом для гостей и долго беседовал с ним. Именно это приглашение впервые зримо для всех выдвинуло Кнехта в самый узкий круг претендентов на высшие должности и создало между ним передним слоем элиты барьер, который он, Кнехт, внутренне пробужденный, стал весьма явственно ощущать. Пока, впрочем, ему предоставили четырехнедельный отпуск и официальное разрешение останавливаться во всех гостиницах Провинции, обычно выдаваемое касталийским чинам. Хотя никаких поручений на него не возложили, не обязав даже отмечаться, он все же заметил, что сверху за ним наблюдают, ибо, когда он действительно совершил несколько поездок и небольших путешествий, в том числе в Койпергейм, Хирсланд и в Восточноазиатский институт, его повсюду немедленно приглашали к высшим должностным лицам. Он и в самом деле за эти несколько недель перезнакомился со всеми членами руководства Ордена, большинством Магистров и преподавателей курсов. Не будь этих весьма официальных приемов и знакомств, поездки Кнехта означали бы для него поистине возвращение в мир студенческой вольности. Но он ограничил себя, прежде всего ради Тегуляриуса, тяжело переживавшего каждый отнятый у него час, а также и ради Игры, ибо ему было весьма важно принять участие в новейших упражнениях и познакомиться с новыми проблемами, в чем Тегуляриус оказывал ему неоценимые услуги. Другой его близкий друг, Ферромонте, принадлежал теперь к окружению нового Магистра музыки, и с ним Кнехту за все каникулы удалось повидаться всего два раза; он застал его увлеченным своей работой, ушедшим в решение важной музыковедческой задачи, касавшейся греческой музыки и ее новой жизни в танцах и песнях балканских народов. Ферромонте охотно рассказывал другу о своих последних открытиях и находках: они относились к эпохе постепенного упадка барочной музыки, примерно с конца восемнадцатого столетия, и к проникновению нового музыкального материала из славянских народных мотивов.

Однако большую часть праздничного каникулярного времени Кнехт уделил Вальдцелю и Игре; с Фрицем Тегуляриусом он проштудировал его записи семинарских занятий, проведенных Магистром на двух последних семестрах для особенно одаренных студентов, и снова, после двухгодичного перерыва, вживался в благородный мир Игры, магия которой представлялась ему столь же неотъемлемой от его жизни, как магия музыки.

Только в самые последние дни отпуска Магистр Игры снова заговорил о миссии Иозефа в Мариафельсе о том, что ждет его в ближайшем будущем, о его задачах. Сначала в тоне непринужденной беседы, затем все серьезней и настойчивей рассказывал ему Магистр о плане Коллегии, которому большинство Магистров и господия Дюбуа придают особое значение, а именно: об учреждении в будущем постоянного представительства Касталии при Апостолическом Престоле в Риме.

– Ныне настал, – так начал Магистр Томас, строя одну за другой свои убедительные и закругленные фразы, – или, во всяком случае, приблизился исторический момент, когда необходимо перекинуть мост через пропасть, исстари разделявшую Рим и Орден, ибо, вне всяких сомнений, враг у них общий, им предстоит вместе встретить грядущие опасности, судьбы их неразделимы, они союзники по природе своей, а положение, существовавшее до сих пор, немыслимо, даже недостойно. Две мировые державы, историческая задача которых хранить и пестовать духовность и мирный порядок, живут раздельно, почти в отчуждении. Римская церковь, наперекор потрясениям и кризисам последнего военного периода и тяжелым потерям, устояла, очистилась и обновилась, в то время ках многие светские институты прежнего времени, долженствующие печься о развитии образования и наук, сгинули в водовороте крушения культуры; на их развалинах возникли Орден и Касталия. Уже это одно, а также столь почтенный возраст Римской церкви дают ей право на преимущества: она старшая годами, более досточтимая, более испытанная в бурях сила. Сейчас прежде всего речь идет о том, чтобы и в Риме пробудить и поддержать сознание родственности обеих сил, их зависимости друг от друга во всех предстоящих кризисах.

«Вон оно в чем дело, – подумал Кнехт, – они хотят меня послать в Рим, возможно навсегда!» – и, памятуя о предостережении старого Магистра музыки, внутренне приготовился к отпору. Магистр Томас продолжал. Важным шагом в этом уже давно желанном для касталийской стороны ходе событий явилась миссия Кнехта в Мариафельсе. Миссия эта – сама по себе всего лишь попытка, жест вежливости – без всяких задних мыслей была задумана в ответ на приглашение партнера, в противном случае для нее не избрали бы несведущего в политике адепта Игры, а скорее всего прибегли бы к услугам кого-нибудь из молодых людей, подчиненных господину Дюбуа. Но этот опыт, это незначительное поручение дало неожиданный результат: благодаря ему один из ведущих умов сегодняшнего католицизма, отец Иаков, ближе познакомился с самым духом Касталии и получил о нем более благоприятное представление, хотя до сих пор относился к Касталия резко отрицательно. Орден благодарен Иозефу Кнехту за роль, которую он при этом сыграл. Таков, собствеяно, и был истинный смысл его миссии, в этом ее успех, используя его, следует продолжать шаги к сближению, в подобном же аспекте необходимо рассматривать всю дальнейшую деятельность и миссию Кнехта. Ему предоставлен отпуск, который, возможно, будет несколько продлен, если Кнехт того пожелает, с ним здесь довольно подробно беседовали, его познакомили с большинством членов Коллегии, все они выказали доверие Кнехту, а теперь поручили ему, Магистру, вновь отправить Кнехта с особым поручением и широкими полномочиями в Мариафельс, где, к счастью, его ожидает радушный прием.