О Сталине с любовью - Любовь Орлова

Другой пример. В 1938 году на «Мосфильме» была снята картина «Новая Москва»[100], заявленная как эксцентрическая комедия. Основой для фильма стала реконструкция Москвы. Важная, актуальная тема, таящая в себе неисчерпаемое множество возможностей. Но, к сожалению, создателям картины не удалось реализовать даже малую часть этих возможностей. Слова и поступки героев были правильными, социалистическими, а сама картина вышла невнятной, сумбурной, неинтересной. Посмотрев картину, Сталин сказал: «В таком виде картину нельзя выпускать в прокат». В чем была причина подобного решения? В «сырости» картины, недоработках режиссера, актерских ошибках… И штампы, штампы… Сталин видел искусство живым и не терпел штампов.

— «Синюю блузу»[101] напоминает, — говорил Сталин, встречая очередной штамп.

Штампов было много, как в образах, так и в приемах. Если враг, то непременно юркий, суетливый, с бегающими глазами. Хороший человек высок, широкоплеч, изъясняется фразами из газетных передовиц. Дурная женщина изящна и хорошо одета… Ну и так далее.

— У вас получилась антисоветская картина, — сказал Сталин одному режиссеру, имя которого я называть не стану. — Клевета на органы. В вашей картине врагов видно с самого начала. Они ведут себя крайне подозрительно — то и дело оглядываются, вздрагивают, шепчутся по углам. А разоблачают их только в конце картины. Возникает вопрос — почему сотрудники органов столь беспечны? Почему они так халатно относятся к своей работе? И жизненной правды в картине мало. Когда сын приходит вечером с работы, мать первым делом кормит его ужином, а уже потом обсуждает с ним новости…

Ни один нюанс не мог укрыться от зоркого сталинского взгляда. Сталин замечал все. Требуя искать новые пути в искусстве, новые формы, Сталин не любил бессмысленного, бессодержательного новаторства, новшеств, которые вводились лишь для того, чтобы показать — вот, мы тоже идем в ногу со временем, смотрите, что мы придумали. Когда в одном из московских театров устроили вращающуюся сцену, Сталин удивлялся и спрашивал меня:

— Что это дает зрителям? Возможность рассмотреть актера со всех сторон? Но актер может просто повернуться… Декорации так менять легче? Насколько?..

Честно говоря, я тоже, как ни вникала, но так и не поняла смысла вращающейся сцены. Довольно сложная конструкция была сделана ради того, чтобы выделиться, блеснуть своей «прогрессивностью». На мой взгляд, театру следует выделяться другими способами.

Сталин вникал во все, что видел, сразу же улавливая подтекст или то, что оставалось «за кадром». Однажды рассказал мне, как в 20-е годы заставил снять с репертуара пьесу о Французской революции, в которой пропагандировались троцкистские идеи. Коварный прием — берется какое-то историческое событие и подается зрителям или читателям в извращенной форме.

«Роман с театром» едва не случился в 1939 году, когда один из наших друзей, хороший артист, хороший режиссер и хороший человек, решил создать театр комедии[102]. Цель была хорошей — собрать блистательную плеяду актеров и ставить веселые, смешные пьесы. Получили приглашение и мы с Г.В. Я в качестве актрисы, Г.В. в качестве режиссера.

Предложение нас увлекло. Кино для нас очень важно, но почему бы и не попробовать себя в театре, особенно при условии, что одно не мешает другому? Сценический, театральный опыт имелся у нас обоих. Хотелось развить его, поднять на новую высоту. Смысл любого творчества в постоянном развитии, постановке и достижении новых целей.

Наши «театральные» планы не сбылись. Новый театр вскоре прекратил свое существование. Но все равно какую-то пользу мы получили и от наших несбывшихся намерений. Присмотрелись к себе, на что-то взглянули по-новому, что-то переосмыслили. Встреча с театром отложилась надолго.

Надолго, но не навсегда.

Всему свое время. Всему свое место. Что толку жалеть о несбывшемся? Не сбылось, так тому и быть. «Что бог ни делает, все к лучшему», — говорила мама. Строя какие-то планы, я всегда допускаю, что они могут и не сбыться, продумываю запасные варианты. Стараюсь не расстраиваться по поводу несбывшегося. Не сбудется одно, так сбудется другое. Главное — не падать духом, не отчаиваться, не опускать рук. Примером жизненной стойкости для меня была и остается моя мама. Хорошо, когда есть с кого брать пример.

Август 1939-го

Искусство неотделимо от идеологии, от политики. Это непременно надо учитывать. Наш дачный сосед И.Л.[103] поступил опрометчиво — написал сценарий героической картины про летчиков, где в качестве врага, напавшего на СССР, выступает Германия. Лучше бы и правильнее было вывести собирательный образ некоей капиталистической страны, не вдаваясь в ненужные подробности. Увы, И.Л. вовремя не подумал об этом. По сценарию сняли картину[104], создатели которой, разумеется, надеялись на успех и награды, но их надежды не оправдались. После заключения договора с Германией было бы неправильно оставлять в прокате такую картину. Это могли бы счесть провокацией. Сочувствую И.Л., сочувствую режиссеру, у которого второй подряд блин выходит комом[105], но понимаю, что поступить иначе было невозможно.

Принято считать, что нет никого страшнее львицы, у которой отобрали детеныша. Скажу со знанием дела, что львица ничто по сравнению с актером, у которого отобрали роль. К каким только страстям не приводит потеря роли! Порой в жизни случаются подлинные анекдоты.

Не так давно моя подруга Ф. пробовалась на роль Бабы-яги в киносказке. Режиссер нашел, что она ему подходит, но тут вдруг появился актер М., и в результате роль досталась ему[106].

— Что за времена настали?! — заламывала руки Ф. — Никакой галантности! Никакой культуры! Разве ж так можно?! Мужчины отнимают роли у женщин! И какие роли?! Бабы-яги! Что будет дальше, я и представить не могу! Какая подлость!

Ф. — прекрасная актриса. Одно удовольствие смотреть, как она «представляет драму». Комедию, впрочем, она тоже умеет представить.

— Милая моя, — сказала я ей. — Радоваться надо, а не плакать. Дело не в том, что у вас отобрали роль. Дело в том, какую роль у вас отобрали! Я бы поняла ваше негодование, если бы то была роль Василисы Прекрасной. Но отнять у женщины роль Бабы-яги, то есть признать, что она недостаточно «хороша» для нее, это означает сделать ей комплимент!

— Да? — удивилась Ф. — Надо же! А я об этом и не подумала. Верно! Так и есть! Скажу больше — надо издать декрет, согласно которому Бабу-ягу и прочих уродин должны будут играть только мужчины!