Тюремная песнь королевы - Юлия Андреева

С момента объявления интердикта в городах началась настоящая сумятица.

Все приходы были закрыты, некоторые даже заколочены. Лишенные божественной милости прихожане творили беззакония, прикрываясь единственно тем, что после проклятия папы они все одно окажутся в аду, а значит, к чему жить праведной жизнью?! Вполне спокойные и благовоспитанные люди теперь посреди бела дня забирались в дома друг друга, хватая все, что плохо лежит, убивая и насилуя. Свадьбы и помолвки были отменены, и молодежь открыто занималась грехом чуть ли не на глазах у прохожих.

Но это был еще не предел. Сначала возле церквей, а затем и вдоль улиц начали скапливаться гробы с покойниками. Не отпетые и не похороненные, те гнили в своих деревянных жилищах, внушая ужас и чувство отчаяния. С каждым днем гробов становилось все больше и больше. К весне люди уже с трудом протискивались между гробами, завязывая себе носы и рты платками. Из опасения эпидемии повсюду выставлялись бадьи с уксусом и другими сильнопахнущими средствами, по слухам, отводящими заразу.

С первым весенним солнышком в ряде деревень началась чума[14]. В ожидании страшной гостьи хозяева городов приказали запереть ворота, но это оказалось лишь временной мерой. Быстро закончились запасы дерева, идущего на изготовление гробов. Покойников начали заворачивать в простыни и, вынося из домов, оставлять прямо посреди улиц.

Это было еще страшнее. Маленькие дети, не боясь, играли среди мертвецов, кидаясь в них камнями и комьями грязи. Подростки вытаскивали трупы на дороги, подбрасывая их под колеса проезжающих экипажей, или подкладывали в дома, где, по их мнению, жили самые набожные матроны. Много способов они находили, чтобы припрятать мертвецов в домах.

Чаще всего покойники оказывались в шкафах, откуда вдруг с шумом валились посреди ночи, будя весь дом. Спросонья хозяин дома при виде лежащего на полу человека думал, что это любовник жены, которого та запрятала в шкаф, и хватался за оружие. Один особенно наглый труп ежедневно в течение недели оказывался в одном и том же шкафу – у жены сапожника. Муж в конце концов не выдержал и, вынеся покойника на площадь, облил его спиртом и поджог.

Другие похотливые мертвецы то и дело оказывались в чужих постелях. Причем, лишенные женского внимания, они словно стремились осчастливить абсолютно всех дам, не разбирая ни возраста, ни положения в обществе.

Состоятельные горожане и владельцы загородных домов и поместий стремились выбраться из отравленных поселений, но на больших дорогах их поджидали вчерашние крестьяне, сбившиеся в шайки разбойников. Передвижение было по сути невозможным без большого и хорошо вооруженного отряда. Но и охрана не являлась гарантией успеха, так как наймиты нередко устраивали заговоры или открыто переходили на стороны разбойников, обращая копья и луки против своих недавних хозяев.

По улицам городов, особенно в столице, постоянно патрулировали конные и пешие отряды стражи, которые из-за происходящих беспорядков пришлось удвоить, а где-то и утроить. Из-за боязни насилия или заражения состоятельные горожане запретили своим женам и дочерям выходить на улицы, и те месяцами были вынуждены томиться взаперти, без солнечного света и свежего воздуха.

Народ роптал, проклиная королеву Агнесс, которую обвиняли теперь во всех смертных грехах. Все словно забыли, что «Цветок всех женщин» появился в королевстве многим позже того, как Филипп Август отказался от своей законной жены Энгебурги, заключив ту в монастырь. Нашлись даже такие, кто говорил, что король отказался от прекрасной жены, околдованный ворожбой рыжеволосой ведьмы. Именно она, герцогиня фон Меран, наслала на короля злые чары, благодаря которым черное казалось ему белым, белое – черным, а прекрасная и чистая Энгебурга – отвратительной жабой.

– На костер ведьму!

– Будь проклята королева Агнесс – подлая чертовка! Она явилась во Францию, чтобы низвергнуть ее в ад!

– Это из-за Агнесс фон Меран Господь прогневался на Францию и карает ее теперь столь сурово!

– Это из-за подлой развратницы нас всех ждет смерть! – каждый день кричали под окнами королевского дворца пришедшие туда люди.

– Пусть король вернет Энгебургу Датскую и помирится с папой, иначе какой же он король?! – требовал народ.

– На костер ведьму Агнесс! На костер!!!

Восемь тяжелых месяцев король и королева держали осаду в своем замке. Каждый день Агнесс молила Бога о том, чтобы Он помог королю найти единственно верное решение, но Бог молчал. Задыхаясь между курильниц, печальная королева ходила по залам дворца, стараясь не смотреть в глаза придворным, в которых она теперь читала неприкрытую злобу и осуждение: «Это из-за тебя, рыжая бестия, мы все здесь погибнем. Возможно, король убережет тебя от заразы и мести толпы, но никто не защитит от проклятий, так что, сдохнув, ты рано или поздно попадешь в ад! Проклятая шлюха, из-за тебя король держит в заточении королеву, данную ему самим Господом».

Каждый день во дворце давался королеве с неимоверным трудом, но тем не менее она старалась всячески ободрить своего мужа и повелителя, делая его жизнь не столь печальной и ужасной. Но что она могла?

Несчастная Агнесс, когда уставший после дневных дел и забот король приходил в ее покои, брала в руки маленькую арфу или лютню и пела ему веселые песни. Она прекрасно сочиняла стихи и была готова хоть каждый день посвящать их любимому. Самодельный театрик с матерчатыми куклами играл перед королем и их с Агнесс маленькой дочкой занимательные истории, а потом королева в окружении своих фрейлин танцевала перед мужем, весело и элегантно выделывая сложные па. Желая спасти Филиппа и дочь от чумы, Агнесс вышивала их туники собственными руками, непрерывно читая при этом молитвы вперемешку с охранными заклинаниями, известными ей с детства.

Тем не менее положение в стране с каждым днем становилось все хуже и хуже. Повсеместно слышались голоса о том, что король околдован и не может более управлять Францией. Бароны были готовы в любой момент объединиться и восстать против короля-нехристя и его жены-самозванки и ведьмы. При этом все прекрасно знали, где именно король держит опальную королеву, а значит, любой мог напасть на монастырь и, взяв его штурмом, освободить королеву Франции, с тем чтобы затем жениться на ней и, свергнув Филиппа Августа, занять престол. В сложившейся ситуации папа, скорее всего, поддержал бы Энгебургу, нежели Филиппа, открыто живущего с сожительницей, ради чего тот мог бы отказаться и от христианства.

Видя всю безнадежность ситуации, несчастная Агнесс умоляла Филиппа тайно покинуть королевский дворец и поселиться вместе с ней и малышкой где-нибудь в тихом уголке под другими именами. Пусть правит страной старший сын Филиппа Людовик. Он уже достаточно взрослый для этой роли. И его, быть может, помилует папа, а вместе с ним и дорогую Францию.