Мийол-алхимик (СИ) - Нейтак Анатолий Михайлович

Место ночёвки Бегун оградил вполне надёжным ритуалом ментального типа. Нет, магия не скрывала и даже не маскировала команду — она заставляла внешних наблюдателей забыть о том, что эти Охотники почему-то им интересны. Конечно, Каллас не считал себя гением ритуалистики, но крепким профессионалом — да; многократно опробованная схема ни его, ни команду ранее не подводила. Чтобы пробиться через Круг Неустанно Нарастающей Забывчивости, требовалось быть или совершенно безмозглым членистоногим, ищущим не место ночёвки, не конкретных людей и вообще не понимающим, что оно что-то ищет, а, скажем, просто летящим на метку конкретного запаха… ну или уж обладать поистине выдающейся способностью концентрироваться на цели. Сильно превосходящей таковую самого Бегуна.

…вот только от всех этих манёвров пользы не прослеживалось. Как бормотал Черпак про плохое предчувствие во время потемнения, так и продолжил бормотать уже на следующий день.

Несмотря на отсутствие зримых признаков слежки.

Тотальное. Полнейшее.

— Ладно. Хватит уже высиживать неизвестно что, — решил Каллас, убирая замок ритуала в пространственный короб. — Надо выдвигаться. Мы же не развлечения ради в диколесье ушли.

— Да, — поддержала Зиалати. — Магические звери сами себя не убьют.

— Не имею ничего против, только сперва я бы с вами немного побеседовал, уважаемые.

Троица замерла, дружно скосив глаза на объявившегося в двадцати шагах Охотника. А в том, что это именно Охотник, такой же, как они — сомнений быть не могло. Плотная, неяркая и покрытая пятнами лесостепного камуфляжа одежда, высокие сапоги, длинный плащ с глубоким капюшоном, перчатки и маска — именно так старался экипироваться каждый, рискующий путешествовать по среднему и дальнему диколесью.

А уж в ближнее чернолесье совались без такого облачения разве что самоубийцы.

— У меня очень плохое предчувствие, — беззвучно, почти не шевеля губами прошептал себе под нос Черпак.

— Может, представишься… уважаемый? — спросил Бегун, выпрямляясь.

— Действительно, неудобно вышло, — хмыкнул незнакомец.

Только три движения.

Первое — сбросить на спину капюшон.

Второе — сдвинуть на лоб верх маски, защищающий глаза.

Третье — опустить на грудь нижнюю часть маски, защищающую нос и рот от вдыхания небезопасных субстанций.

Ну а троица, сворачивавшая стоянку, и так светила открытыми лицами. Просто не успела после завтрака вернуться к походному облачению.

…Зиалати обнаружила, что почти разочарована. Без капюшона и маски незваный гость выглядел до изумления обыденно. Правильный овал лица. Прямой нос — не слишком длинный, но и не короткий. Густые брови, каштановые в рыжину прямые волосы, забранные в низкий хвост (единственная, к слову, черта, для Охотников не особо характерная: из-за сложностей с уходом профессиональные ходоки по диколесью обоих полов обычно стригутся покороче). Светлая кожа. Смутного, неяркого оттенка глаза — не то серые в прозелень, не то зелёные с нотами серости. Признаков возраста не видать, так что она решила считать парня своим ровесником.

«Не красавец, но вполне симпатичный».

И следом — иная, более трезвая мысль:

«Опасный».

Вызвало эту реакцию касание чужой ауры. Сняв маскировку физическую, гость, похоже, решил убрать и магическую.

«Интересно: как это вообще проделано? На работу артефактов не похоже…»

— Моё имя — Мийол эр-Сарекси. А ваши имена я знаю, так что можно сразу перейти к делу.

— Какие ещё дела?

— Я ведь уже сказал: хочу побеседовать… уважаемые.

Каллас фыркнул. Как лидер команды, переговоры он взял на себя.

— И почему нельзя было побеседовать в лагере? — спросил он.

— Мне хотелось обеспечить анонимность. А ещё — подчеркнуть серьёзность.

— Слушай, в чём затык? С нас и так уже стрясли тройную цену твоей волчицы! Склочная и трясла. Она что, не выдала тебе долю?

— Она предлагала, да, — кивнул Мийол. Говорил он всё так же мягко и вроде дружелюбно, аурой не давил, зверских рож не корчил… — только я не взял.

Зиалати сглотнула.

Неоднократная присказка Черпака про плохие предчувствия внезапно показалась прямо-таки эпическим преуменьшением.

— Почему?

— А на кой мне эта мелочь? Захочу — сам заработаю, сколько надо.

— Так в чём затык? — повторил помрачневший внутренне, но старающийся удерживать внешнюю невозмутимость Бегун. — Мы накосячили, но честь по чести всё возместили.

— Со стороны Лерату — да, претензий нет.

— А с твоей, значит, есть?

— Сам-то как думаешь? — приподнял бровь Мийол.

Ну да. Минувшие сутки с их нервотрёпкой (как оказалось, очень даже обоснованной!) до боли ясно донесли позицию призывателя.

Претензии очень даже есть. Крупные.

— Мне нужно узнать ответы только на два вопроса. Первый: кто вас надоумил подгадить мне лично и моей семье заодно? Ваша это идея — или кто-то вас успешно подставил? А второй… я хочу знать: кто именно автор идеи с заражением нибамой?

На последних словах маска вежливой невозмутимости всё же треснула. На миг, не больше.

Зиалати снова сглотнула и на такой же краткий миг отодвинулась от своего базилара, как от зачумлённого. Что, совокупно с эмоциональным фоном, дало ответ на второй вопрос.

— Что? — выдохнул Черпак. Очень тихо, но живой пресмыкающийся детектор, обмотанный вокруг талии Мийола, уловил это за двадцать шагов без труда.

«Похоже, в недавнюю историю команда Бегуна своего нового члена не посвятила, — решил Мийол. — И то сказать: история-то… грязная. Не из тех, какими хвастают».

Каллас шагнул вперёд.

— Заканчивай корчить сильного! — бросил он. — Ты можешь считать себя кем угодно, но на деле мы оба подмастерья и оба базилары. Я так даже постарше буду, в два раза с лишним. Ты мне ничего не сделаешь уже потому лишь, что в своём отделении я на хорошем счету.

— Здесь и сейчас? Конечно, не сделаю. Я пришёл поговорить, а не убивать.

— Ты психопат? Какое убийство, ты вообще о чём?

— Нибама, коллега. Нибама.

— И что? Из-за вонючего младшего зверодемона угрожать человеку?

Мийол резко наклонил голову набок. В его движении в этот момент почудилось нечто птичье. Да, именно так — причём речь о птице явно крупной и хищной.

— Сука была не просто младшим зверодемоном, — сообщил он. — Она была частью наследия моего второго учителя, да упокоится он в мире. На обряде прощания с духом она присутствовала, почти как член семьи…

— Ты точно психопат. Ксенофил траванутый! Какой член семьи? Ты сам-то себя слышишь вообще, а? А?

Совершенно очевидно, что Каллас недоумевал и насмехался. Больше, конечно, недоумевал, причём до отвращения искренне, но и без насмешки не обошлось.

— Тему моего духовного здравия оставим в стороне. Мне нужен ответ на первый заданный вопрос: кто тебя надоумил заразить Суку? Это были твои дружки по клубу гуманистов, которым надоело проигрывать дуэли, но решившие, что сделать гадость исподтишка — хороший способ поквитаться за обиды?

— Ничего я тебе не скажу.

— А говорить и не надо. Я уже всё понял.

Мийол развернулся и шагнул прочь.

— Всё? — фыркнул Бегун. — Поугрожал, попыхтел — и обратно в кусты? Кстати, это правда, что мохнатые девки на палети особенно горячи, настолько, что даже в Дом Удовольствий можно не заглядывать?

Призыватель развернулся обратно. Пошёл к Калласу. Молча. По-прежнему со спокойным и даже как будто доброжелательным лицом.

«Красиво идёт, — машинально отметила Зиалати. — Словно… танцует?»

Когда между подмастерьями осталось ровно шесть шагов, Бегун уже не просто напрягся, а попятился, хватаясь за один из своих носимых артефактов. Но Мийол, словно только того и ждавший, просто остановился. Снова резко наклонил голову.

Словно примеривался, как бы ему половчее человеку напротив глаза выклевать.

Когда он заговорил, никто не посмел перебивать.

— Нельзя жить на Планетерре и не слышать о четырёх великих идеологических доктринах. А услышав — нельзя не выбрать, какая из них тебе ближе. Рационалисты. Теургисты. Гуманисты. Императисты. Четыре взгляда на себя и мир, четыре идеала…