Арабы Аравии. Очерки по истории, этнографии и культуре - Сенченко Игорь

В прошлом жители приморских городов и поселений в Аравии мылись перед сном в море; притом в строго отведенных для мужчин и женщин «банных местах». Жители сел, располагавшихся на берегах горных ручьев, поступали также (11).

В 1950-е годы в Дубае, где все население крохотной в ту пору столицы этого цветущего сегодня эмирата проживало на небольшой прибрежной полосе у входа в бухту, у женщин имелись свои «пляжные ночи». Ими считались те, что приходились на начало каждого нового месяца по мусульманскому лунному календарю. В такую ночь женщины собирались в одном из облюбованных ими мест на берегу бухты и купались. «Места отдыха женщин» мужчины обходили за версту. Любопытство строго каралось: поркой, притом прилюдно (12).

Один из интереснейших социальных институтов арабов Аравии прошлого и настоящего — институт харим, регламентирующий положение женщины в семье и в обществе (слово «харим» — производное от слова «харам», что в переводе с арабского значит «запрещать»). В границах данного института женщина чувствует себя в полной безопасности. Его зримые атрибуты — это закрывающая лицо женщины шайла, то есть чадра, или бурга — лицевая маска, а также скрывающая фигуру женщины черная до пят накидка абайа. Лицо женщины в Аравии, отмечала в своих «Воспоминаниях арабской принцессы» (1886) дочь правителя Омана и Занзибара, даже в ее доме, могли видеть только муж, отец, братья, сыновья, дяди, племянники и принадлежавшие ей рабы. Должны были быть прикрыты также, всегда и везде, за исключением покоев мужа, шея, подбородок и лодыжки женщины (13).

В Аравии до сих пор сохраняется полигамия, то есть многоженство. Мусульманин вправе иметь четыре жены. Взять в жены еще одну женщину он может только в случае смерти одной из его четырех официальных жен, или же после развода с одной из них. При этом любовниц-наложниц (сарири) мусульманин мог содержать в прошлом столько, сколько хотел.

Рабыня-наложница, рожавшая ребенка своему хозяину, делалась свободной. Когда ее господин умирал и она, по обычаям тех лет, «становилась женщиной» брата умершего или кого-либо из его родственников-мужчин, то уже не в качестве наложницы, а законной жены.

Глава семьи — мужчина, заявляют арабы Аравии; так повелось со времен Адама. Жена должна принимать все, что делает и говорит муж; притом безропотно и безоговорочно. Вместе с тем, если женщина, по ее мнению, «подвергается несправедливостям» со стороны мужа, то она имеет право напрямую обратиться по этому вопросу к кади (судье).

В прежние времена, когда муж покидал жилище, отправляясь по делам, женщина надевала на него оружие. Когда же он возвращался домой, то, сняв с него щит и пояс с мечом, подавала ему сосуд с водой. Притом делала это, хотя и в соответствии с традицией, но исключительно по своей доброй воле. Женщина, недовольная поведением мужа, выражала это не словами, что у аравийцев не принято, а действиями, в том числе уклонением от описанного выше повседневного церемониала проводов и встреч мужа. Мужчина понимал, что допустил ошибку, и делал все возможное, чтобы «восстановить радушие» женщины (14).

Согласно высоко чтимым в Аравии «правилам жизни предков», женщина — «госпожа жилища», хранительница домашнего очага. В старые времена, когда мужчина надолго отлучался из дома, отправляясь на «жемчужную охоту», либо с торговым караваном в «чужие земли», именно женщина несла на своих плечах все заботы по дому и по хозяйству: растила детей, обучала их «навыкам жизни», ухаживала за финиковыми пальмами. На ведение домашнего хозяйства брала из «семейной казны» столько денег, сколько требовалось, не спрашивая разрешения у мужа. Если мужчина имел несколько жен, то все средства, зарабатываемые им, он делил между ними поровну. Поэтому отношение мужчин к женщинам в племенах Аравии было и остается теплым и подчеркнуто внимательным.

Интересно, что, выходя замуж, женщина в Аравии сохраняет свою фамилию, а вместе с ней и статус ее семейно-родового клана в родоплеменной общине. Женщину в Аравии — с рождения и до смерти — величают дочерью своего отца, добавляя эти слова к ее имени (Фатима бинт Мухаммад, к примеру). Когда в разговоре даже с родным и близким ему человеком араб Аравии ведет речь о своей жене, то имени ее не называет. Вместо этого говорит: дочь такого-то, либо «мать моей семьи» (умм усрати).

Интересными наблюдениями о женщинах Омана делится в своей увлекательной книге «Вояж вокруг мира» врач М. Расченбергер, сопровождавший в 1835 г. американскую посольскую миссию в Маскат. Женщина, по его выражению, представляла собой довольно «затратную статью» в бюджете любого оманского мужчины. Жена «аравийского джентльмена», пишет он, должна была иметь не менее двух десятков платьев и четырех нарядных, разных цветов, кашемировых накидок-вуалей, а также золотые и серебряные кольца с драгоценными камнями, непременно рубинами и бриллиантами, притом на каждом из пальцев ног и рук.

Помимо четырех жен, у состоятельного оманца имелось, как правило, около трех — четырех наложниц, абиссинок в основном и черкешенок (15).

Лицо своей избранницы, с семьей которой оманец хотел породниться, он видел только после свадьбы. Вместе с тем, прежде чем посвататься, обязательно «наводил справки» о том, как выглядит девушка и «какой у нее характер». Помогали мужчине в этом деле его сестры, мать и их рабыни-служанки. В том случае, если их отзывы о девушке совпадали, и, что не менее важно, соответствовали вкусу мужчины, то он делал предложение: встречался с отцом девушки и сообщал ему, что хотел бы взять его дочь в жены.

Если молодой человек или уже женатый мужчина по каким-то соображениям не устраивал отца девушки, то ему деликатно, но сразу же давали понять это. Фраза насчет того, что требуется, дескать, время, чтобы обдумать поступившее предложение, означала, что к предложению жениха в этом доме относятся прохладно. Если же отец девушки положительно реагировал на предложение о женитьбе, то прежде чем сообщить дочери об этом, как бы невзначай, говорил ей, что собирается устроить обед в честь такого-то семейства. И внимательно наблюдал за ее реакцией. И только после этого ставил дочь в известность о том, что такой-то человек хочет взять ее в жены. На языке семейного обихода тех лет это означало, что договоренность насчет женитьбы состоялась, и надо готовиться к свадьбе.

Знакомых и друзей обоих семейств оповещали о предстоящей свадьбе служанки-рабыни. Обряженные в нарядные одежды, они обходили их дома и сообщали о дне свадьбы. Делали это, надо сказать, охотно, так как получали за свою работу вознаграждение — и от обоих семейств, и от приглашенных на свадьбу людей.

Свадьбы в городах, где проживали семейно-родовые кланы одного и того же племени, тесно переплетенные между собой родственными узами, гуляли подолгу — от 3 до 7 дней. Много времени занимала и сама подготовка к свадьбе. Одета невеста, к какой бы семье она не принадлежала, к бедной ли, или богатой, должна была быть во все новое, с головы до ног. Более того, иметь «достаточное», как тогда говорили, количество нарядов, и менять их в течение свадебных торжеств не менее двух раз в день.

За восемь дней до свадьбы выходить из дома девушке не полагалось. В это время происходило «наведение красоты» невесты: ее подвергали довольно болезненной тогда процедуре удаления волос с ног; расписывали хной кисти рук и ступни ног. Заказывали у парфюмеров свадебные духи (рхийа) в специальных флаконах.

Играть свадьбу начинали вечером, в доме отца невесты. Сам акт бракосочетания проходил прямо накануне пиршества. Проводил его судья племени (кади). Если по какой-то причине кади в это время в племени отсутствовал, то церемониал исполнял (с обоюдного согласия семейно-родовых кланов жениха и невесты) кто-либо из старейшин племени. Невеста на нем не присутствовала, ее представлял отец.

Подарки, полученные невестой на свадьбу, считались ее исключительной собственностью. Если невеста была из семьи богатой и знатной, то, помимо драгоценностей, ей могли подарить и рабов, и крупные объекты недвижимости. Дом, к примеру, или сад финиковых пальм.