Сухэ-Батор - Михаил Колесников

— Трудно купцам переходить через границу, — говорил он и набивал трубочку табаком. — Китайские солдаты все забирают. Хороший ташюр, красивый ташюр. Сколько платили за такой?

Сухэ-Батор порылся за пазухой и вынул маленькую дощечку из кедра. Бурят повертел ее в руках, тихо прошептал: «Эв мод»… Потом беззвучно засмеялся:

— Ай, какой смешной купец! Никогда не покупал, никогда не продавал. Я помогу купить в Троицкосавске самый лучший шарабан. Пусть тебя, купец Тумур, оберегает всемилостивейший Хух-борхон.

К удивлению всех, он снял со своей шеи амулет-мешочек на веревочке и накинул его на шею Сухэ-Батору.

— А ташюр я оставлю себе… Хороший подарок от богатого купца!

Сухэ-Батор непроизвольно потянулся к ташюру, но бурят уже завладел им и намеревался отвернуть рукоятку. Неожиданно он отложил ташюр в сторону и сердито произнес:

— Так скажет гамин, когда задержит купца Тумура. Он скажет: «Хороший ташюр, красивый ташюр! Моя любит хороший подарок от монгольский богатый купец. Давай, давай!..» — Бурят передразнил воображаемого китайского солдата. — А монгольский купец Тумур скажет: «Моя ташюр дорого-дорого стоит, голова стоит. Моя ташюр много-много дней вез, под голова прятала… Машинка боялся…»

А грязный амулет зачем нужен гамину? Он не верит в Хух-борхона.

Сухэ-Батор крепко пожал тонкую руку бурята, проговорил взволнованно:

— Спасибо, товарищ…

Письмо с печатью богдо-гэгэна было зашито в амулет. Ташюр с красивой рукояткой остался на кошме.

— Тайно через границу все равно не перейти, — сказал бурят. — Да и какой купец переходит границу ночью? Вы с Пунцуком поезжайте на китайский пограничный пост, я поведу остальных. Риск большой, но другого выхода нет. Ташюр все-таки возьмите, авось не отберут. А если отберут, то будет как бы взятка.

Какой бы сильной волей ни обладал человек, перед лицом опасности он невольно испытывает напряжение. С бьющимся сердцем подъезжал Сухэ-Батор к пограничному пункту. Чуть позади ехал Пунцук. Кони шли спокойно, Сухэ-Батор, сонно сощурив глаза, курил трубку.

Вот показались китайские солдаты в желтой форме, в круглых кепочках. Они с изумлением смотрели на двух всадников. Потом проворно подскочили, стащили Сухэ-Батора и Пунцука с коней.

— Кто такие? Почему переходите границу?

Сухэ-Батор сплюнул табачную слюну, с деланным страхом заморгал глазами:

— Я бедный монгольский купец Тумур. Я не нарушал закона. С этим человеком еду в Троицкосавск купить телегу. Сегодня же вернусь. У меня на Орхоне жена и дети. Мне нужно мало-мало заработать. Мой хороший пэнъю Чжан говорил: купец всюду ходи-ходи можно.

Сухэ-Батор немного знал китайский язык, помнил имена китайских купцов еще по Маймачену. Теперь это пригодилось. Низенький солдат в очках, заслышав родную речь, заулыбался. Другой сердито крикнул:

— Обыскать их!

Сухэ-Батора и Пунцука раздели, ощупали каждую складку одежды. К груди были приставлены штыки.

Не найдя ничего подозрительного, гамины рассвирепели. Они тыкали в голое тело штыками и кричали:

— Признавайся!

Низенький солдат в очках, подскочив к Сухэ-Батору, рванул амулет. Но тесемка выдержала. Сухэ-Батор укоризненно покачал головой:

— Монголы и китайцы почитают одного бога — Будду. Как бы не разгневались предки…

Упоминание о предках отрезвило суеверных солдат:

— Одевайтесь и поезжайте в Троицкосавск. К вечеру обязаны вернуться. Да живо! Некогда с вами возиться.

Солдаты умирали от скуки и безысходности в этом чужом краю. Вдоволь помучив глуповатых монгольских купцов, они отпустили их с миром. Даже на ташюр с костяной рукояткой не позарились. Китайская речь в устах Сухэ-Батора убедила их, что они в самом деле задержали мелкого торговца.

А Сухэ-Батор и Пунцук все не верили, что так легко отделались.

— Я подумал, что пришел мой смертный час! — признался Пунцук, когда пограничный пост остался позади.

— Среди гаминов тоже иногда встречаются хорошие люди, — отозвался Сухэ-Батор. — Они выполняют приказ. А человек, выполняющий приказ, — страшный человек. Мне всю грудь штыками истыкали. Твоя живо ходи-ходи. Возьми амулет, передашь его другу буряту. Этот амулет действительно обладает чудодейственной спасительной силой — оберегает аратских революционеров. Дорогу к коменданту я найду. А ты возвращайся: помоги перейти остальным. Задание партии, товарищ Пунцук, такое: перекочевывай со своей юртой поближе к Кяхте, устраивайся на службу к гаминам. Будешь связным между делегацией и партийцами, оставшимися в Урге. Важное задание, ответственное задание.

— Будет исполнено, бакши! Завтра же перекочую сюда.

Теперь, когда напряжение немного спало, Сухэ-Батор мог оглядеться по сторонам. Русский город Троицкосавск. Русская Кяхта. Здравствуй, здравствуй, край новой жизни! Сколько раз в мечтах Сухэ-Батор уже бывал здесь. Еще тогда, когда в марте восемнадцатого года здесь провозгласили советскую власть.

А сейчас он едет по городу. Каменные дома, резные наличники, высокие амбары, садики с огородами, деревянные тротуары. Спокойно прогуливаются люди, дети возятся в жарком песке. В общественном саду даже днем играет музыка. Там красные флаги: должно быть, митинг… Горы закрывают Кяхту с трех сторон, но далекие синеющие горы Монголии отсюда видны хорошо. Советские люди… Сухэ-Батор готов был обнять их всех сразу. У пожарного депо он остановился, спросил у бурята, греющегося на солнце, как попасть к коменданту города. Тот лениво зевнул, не открывая глаз, указал рукой вдоль улицы.

Кяхта была довольно древним городом. Основали ее еще в 1728 году как важный пункт, через который вот уж почти два века шла оживленная торговля России с Монголией и Китаем. Дни и ночи шли из Калгана китайские караваны с тюками шелка, бархата, далембы, дабы, чая. Русские купцы также стремились в «Забалуй-городок», как они называли Кяхту. Бойко торговали мехами, железными изделиями, кожами, седлами, тарантасами. На улицах и во дворах лежали верблюды, стояли монгольские двуколки, в Гостином дворе зашивали цибики чая. Сюда царское правительство ссылало политически неблагонадежных. Торговая слобода Кяхта разрослась в город Троицкосавск с собором и церквами.

Ко времени революции большинство старых кяхтинских купцов вымерло, фирмы закрывались. И все же товарообмен, несмотря на строгие запреты китайских властей, поддерживался. Приезжали в Кяхту и китайские купцы и монгольские торговцы. Нужно было лишь уплатить «пошлину», или, вернее, дать взятку, которая неизменно оседала в карманах китайских пограничников. В то время армия каждого китайского генерала представляла из себя большую банду бессовестных грабителей и стяжателей. Двенадцатитысячная армия генерала Сюя была такой бандой. Каждый торопился обогатиться за счет монгольского народа. Китайские купцы втридорога продавали свои товары, а часть прибыли вынуждены были отчислять в пользу не менее алчных военачальников.