Терпкий аромат полыни - Боуэн Риз

— И что она хотела? Вовлечь тебя в свою алтарную гильдию или заставить преподавать в воскресной школе?

— Наоборот. Она сказала, чтобы я не показывалась в церкви, потому что она знает обо мне правду.

— Старая корова, — сказала Алиса, — не обращай на нее внимания. У тебя здесь полно друзей. Все будет хорошо.

Так думала и Эмили по дороге домой. Все будет хорошо.

ГЛАВА XXX

Эмили отчасти жалела, что приняла приглашение мистера Паттерсона на стаканчик вина из пастернака. Ей очень хотелось расшифровать рецепты и прикинуть, сможет ли она что-то сделать сама. Из дневника Сьюзен Олгилви Эмили поняла, что та с огромным энтузиазмом взялась за дело и оставила комментарии о каждой своей удаче или неудаче. Но отказаться от приглашения было бы непростительной грубостью, особенно теперь, когда она узнала, каким отшельником он слывет.

И все же, идя по игровой площадке к домику учителя, она колебалась. Если миссис Бингли уже рассказала ему правду, возможно, он больше не захочет иметь с ней дела. Но по его лицу она поняла, что он рад ее видеть. Крошечная гостиная оказалась очень опрятной. На покрытом белой кружевной скатертью столике стояли хрустальный графин и два стакана. В камине пылал огонь, два обитых кожей кресла были повернуты друг к другу. Стены были заставлены книжными шкафами.

— Садитесь, миссис Керр, — предложил он, — по вечерам уже прохладно, не правда ли?

Эмили согласилась с этим.

— Я нашел несколько книг, — продолжил он, — которые могут быть полезны вашим подругам. Они вообще умеют читать?

— Одна немножко умеет, но ей не помешает практика. А вторая никогда не пробовала. Но она умная и хочет научиться.

Мистер Паттерсон кивнул:

— Если вы почувствуете, что не справляетесь, я готов сам по вечерам учить эту юную леди.

— Очень мило с вашей стороны, но боюсь, незнакомый мужчина ее испугает. Ей стыдно, что она не умеет читать.

Беседа коснулась всех обязательных вещей: погоды, ожидаемого скорого окончания войны… Эмили восхитилась книгами, а потом они обсудили любимых авторов. Вино из пастернака оказалось неожиданно крепким, и Эмили задохнулась, сделав глоток.

— Да, оно довольно насыщенное. — Мистер Паттерсон был доволен. — Крапивное вино мне в том году не удалось. Бузинное вышло приемлемым, но пастернак — мой шедевр.

Он не задавал никаких личных вопросов, и Эмили тоже, как будто это нарушило бы некую границу. Но потом она спросила, сколько времени он живет в деревне, а он ответил, что уже двадцать лет.

— И вы не устали от этого?

— Я приехал сюда совсем молодым человеком, оправившись после туберкулеза. Врачи полагали, что я обречен, но я выздоровел. Считалось, что я должен жить подальше от городского смога, что это полезно для легких. Я унаследовал от отца небольшую сумму, и в те времена мною владело желание написать великий роман. И я приехал сюда. Учить детей нетрудно. Мне нравится свежесть их восприятия, однако великий роман так и не появился на свет. Я опубликовал несколько стихотворений, но этим мои успехи на литературном поприще и ограничились.

— Многие писатели добиваются успеха в куда более почтенном возрасте, — вежливо сказала Эмили.

Он снова улыбнулся, и морщины на его лбу разгладились.

— Вы очень добры, миссис Керр. Но проблема в том, что я бездарен. Когда я пытался что-то писать, это было всего лишь переделкой чужих произведений.

— Но вы не должны бросать попытки.

— Разумеется нет.

Через положенное время Эмили собралась уходить.

— Минутку. — Мистер Паттерсон бросился в кухню и принес оттуда маленький горшочек. — Не откажитесь принять в подарок немного меда. Я держу пчел, а вереск придает меду весьма приемлемый аромат.

— Спасибо. Теперь у меня будет чем полакомиться до завтрака.

— Надеюсь, это не последняя наша встреча, — сказал он, провожая ее к двери. — Наша беседа показалась мне в высшей степени приятной. В деревне этого очень не хватает. Вдохновляющих бесед, я имею в виду.

— Да, конечно, — сказала Эмили, — а если мне удастся привести свой коттедж в приличное состояние, я пришлю вам ответное приглашение.

— Вас он не пугает? — Морщины вернулись на лоб. — Об этом месте ходят жуткие слухи… Дескать, никто еще не прожил там долго, и со всеми случалось что-либо ужасное. Бабкины сказки, разумеется, но тем не менее…

— Мне там вполне удобно, мистер Паттерсон, — ответила она. — И я собираюсь вернуть к жизни сад с травами.

— Это правильно. — Он снова улыбнулся. — Там росли целебные травы, я об этом слышал. С травами много чего интересного можно сделать: настои, мази…

— Именно этим я и хочу заняться. Если у меня получится, я вам расскажу.

— Желаю вам bonne chance,[18] — улыбнулся он.

Шагая к коттеджу, Эмили ощущала внутри тепло от вина. Она боялась, что останется одна на всем свете, но уже нашла себе друзей. Мистер Паттерсон походил на нее саму, он тоже бежал от мира.

Раздевшись, она принесла дневник Сьюзен в спальню, зажгла свечу, завернулась в одеяло и принялась за чтение. Тень появилась так же тихо и таинственно, как всегда, и, не дожидаясь приглашения, прыгнула на постель. Эмили чувствовала тепло худого тельца и урчание. Записи в дневнике стали обыденными: испробован новый рецепт, с учениками нелады. Судя по всему, лорд Чарльтон тех времен был холост и проводил большую часть времени в Лондоне. Сьюзен это печалило, потому что ей очень нравился Баксли-хаус, который поддерживали в безукоризненном порядке.

Эмили заметила, что после первых нескольких страниц Сьюзен перестала писать о своих невзгодах. Она не говорила, как хотела бы вернуться к прежней обеспеченной жизни, не рассказывала, как справляется в коттедже. Она с этим смирилась. И Эмили смирится.

Перемены начались, когда один из учеников Сьюзен заболел коклюшем и стал страдать от жутких приступов кашля. Сьюзен приготовила сироп по рецепту Табиты Энн, и результат оказался выше всяких ожиданий. Приступы стали куда легче, и ребенку тут же сделалось лучше. После этого жители деревни стали приходить к ней со своими горестями.

Потом шла длинная запись.

Сегодня я познакомилась с интересным семейством. В мою дверь постучал мистер Т. Он беспокоился за свою жену и надеялся, что я смогу ей помочь. Они недавно вернулись из Индии и теперь снимают дом в трех милях отсюда. Его жена плохо переносила индийский климат, и ее здоровье пошатнулось. Он спрашивал, не могу ли я осмотреть ее или хотя бы приготовить тонизирующее средство.

Я сказала ему, что я не врач. Я умею готовить настои и отвары, которые помогают от простых болезней — ломоты в суставах, простуды, подагры. Но если она серьезно больна, то следует обратиться к врачу.

«Если вам угодно знать, — ответил он, — на самом деле ей нужна подруга. Человек, который беспокоится о ее здоровье и готов ей помогать. Я уверен, что вы можете дать ей сахарной воды, и та поможет».

Я неохотно согласилась прийти. В субботу он заехал за мной на коляске, запряженной бойкой серой лошадкой. По дороге он рассказывал, что служил в полку бенгальских уланов и очень любил военную жизнь, но ему пришлось выйти в отставку из-за болезни жены. Он не знал, чем хочет заниматься дальше и где осядет. Мария предпочла бы жить где-нибудь в Бате, но он сам не переносит городскую жизнь и всякую там вежливость. Он — человек действия.

Оказалось, что они живут в большом каменном доме, похожем на мой прежний. Дом стоит посреди обширной лужайки, довольно далеко от ближайшей деревни. Мария Т. лежала на кушетке, завернувшись в плед, хотя день был теплым.

Она была хороша бледной северной красотой — почти белые волосы, кожа прозрачная, как у фарфоровых кукол, которыми я играла в детстве. Она протянула мне слабую руку, оказавшуюся холодной, как лед. Я погрела ее в ладонях.

— В Индии мне было дурно от жары, — сказала она, — а теперь мне все время холодно. Я постоянно дрожу и требую у слуг грелки.