Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов

знаешь, у меня в голове не было ни единой седой волосинки. А тут в один день побелел. Не тогда, когда наш с тобой дом увидел разрушенный. Не тогда... — Он все-таки взял стопку и выпил. — После, когда стал вспоминать все, как было. Ты пойми это!.. Рассказывать, как мы в блокаду жили, не буду. Катя вот под обстрелом на ничейную землю за капустными кочнами ползала...

— Не надо, Гриша! — попросила Екатерина Пантелеевна.

— Не одна она, нет... Знаю, что и в тылу вам было не сладко... Ты, должно быть, наслышался уже разных разговоров про этого Кудияша?

— Кое-что слышал...

— Поверил? — Костриков испытующе смотрел на Антипова.

— Сам не знаю. Не хочется верить, Григорий Пантелеич. Говорят, скупал вещи дорогие. А за что?..

— Правда все. Правда, Захар!.. Хотя тоже не понимаю, как можно было устраивать сытую жизнь, с бабами валандаться — прости, Катюша, — когда детишки с голоду помирали... А было, было!.. Не знал бы точно, не стал бы рассказывать. И теперь не зря люди говорят: строит он себе дом, дачу вроде. Прикинь: война не кончилась, люди умирают на фронте, девчонки вон за мужиков, за машины работают, а он — дачу! Думаешь, ему жить негде?.. Квартиру он имеет в Ленинграде, мебели дорогой за блокаду натаскано, побрякушек разных... Далеко вперед смотрит, сукин сын! А ты?..

— Что — я? — не сразу понял Антипов.

— Ты куда смотришь?! А партийный комитет, которого ты полноправный член, раз тебя выбрали туда, доверие такое оказали?!

— Погоди, Григорий Пантелеич, — остановил его Антипов. — Меня тут в блокаду не было, а слухи...

— Не слухи, говорю тебе, чистая правда! Десятая, может, часть всей-то правды. А что тебя здесь не было, отговорки пустые. Ты не был — другие были. Вот и выходит, что мы за народ пьем, за всех, значит, а он — тоже народ?! Да если бы он один был такой, черт с ним. Я бы своими руками задушил его, и дело с концом! Скажи, Катя, скажи!

— Не стоит...

— Один не стоит, другая не стоит... Ложки у нее были серебряные, от свадьбы родителей наших остались. На хлеб выменяла! На кусочек хлеба!.. Что же это, большевик Антипов Захар?.. Можно, конечно, сказать, что кусок этот выжить помог, Ленке вон нашей помог... — Он ласково взглянул на племянницу. — А если задуматься: откуда хлеб брали на ложки и другие вещи менять?.. И кто-то сейчас, дети может быть, хлебают этими ложками. Вникай, Захар. А теперь и выпить согласен за народ. — Он налил себе и поднял стопку.

Не получилось праздничного застолья, и Антипов не остался ночевать, сколько его ни уговаривали. Пошел в общежитие. И, возможно, чувствовал бы себя счастливым от живой людской радости, от веселья, которое в полночь выплеснулось из затемненных домов на улицы; оттого, что люди были приветливы и добры друг к другу — бросались снежками, валялись, как дети, в снегу, однако Антипову было не до того. Тяжелый разговор с Костриковым занимал его мысли, и хотя по-прежнему не хотелось верить, что такое могло быть и есть, он понимал, что верить надо: Григорий Пантелеич не из тех, кто станет напрасно языком болтать.

* * *

Парторг ЦК на заводе Андрей Павлович Сивов принял Антипова через два дня после Нового года. Беседа их получилась короткой: оказалось, что в партком уже поступило заявление от Иващенки.

— Выходит, Борис Петрович знал, а мне ни словом не обмолвился, — обиделся Антипов.

— Он тоже от других слышал, — сказал Сивов.

— И какое приняли решение?

— Сейчас делом Кудияша занимается Госконтроль. Но в общих чертах нам все ясно.

— Что именно ясно? — поинтересовался Антипов.

— Достоверно установлено, что он заканчивает строительство особняка под Териоками и что зимой сорок третьего года отделывал за счет завода свою квартиру в городе...

— Его арестовали?

— Не так быстро и просто все, Захар Михайлович. Квартира принадлежит его теще, она в эвакуации, а особняк оформлен на имя матери.

— Проходимец какой! — возмутился Антипов. — Значит, все предусмотрел.

— Не простой человек, голыми руками не возьмешь.

— Человек, вы сказали?! — задыхаясь от гнева, воскликнул Антипов. — Люди Родину защищают, для фронта работают, для победы, а он!.. Нет, таких, как Кудияш, нельзя ставить рядом с людьми. Они пачкают имя народа.

— Лично у меня возражений нет. — Сивов улыбнулся дружески, понимающе. — Но мне судить сложно, я человек на вашем заводе новый. Вы и остальные члены парткома знаете его лучше меня... Не думаю, Захар Михайлович, что он стал хапугой и преступником именно в годы войны, хотя возможно и так...

— Чего, чего?

— Я говорю, что Кудияш мог, конечно, резко измениться во время войны, почуяв легкую возможность обогатиться, обеспечить себя на будущее. Но... А что вы думаете по этому поводу?

— Сложный вопрос, — признался Антипов. — Если бы там мелкий жулик, спекулянт. Тут другое. Выходит, всегда в нем было это, а вот не распознали раньше, проглядели. Наша ошибка.

— Вы правильно рассуждаете, политически грамотно. На ближайшем заседании парткома речь, в частности, пойдет и об этом. О воспитании кадров, о деловых и человеческих качествах руководителей производства. Мы обязаны видеть перспективу, смотреть в завтрашний день. Полагаю, Захар Михайлович, вам надо будет выступить. Вы кадровый рабочий завода, человек уважаемый, авторитетный...

Антипов поднялся.

— Меня, — сказал, — уговаривать нечего. Я все равно выступил бы на парткоме. Вот только...

— Что же вас смущает?

— Говорить мне трудно, ведь я-то был в эвакуации...

— Э-э, Захар Михайлович, так дело не пойдет! — Сивов шутливо погрозил ему пальцем. — Прежде всего, вы были не в эвакуации, а выполняли важнейшее задание партии, Родины. Вы принимали участие в обеспечении фронта всем необходимым и можете считать, что это была командировка! И потом... Там, в тылу, люди тоже не хлебали жирные щи из большой миски.

— Так-то оно так, — сомневался Антипов. — А все же тыл — не блокадный Ленинград.

Сивов подсел к нему.

— Как бы поточнее