Негр Артур Иванович - Лариса Соболева

«Знаю я кому! Дрянь твоя Евгения», – подумала зло Даша. Тем не менее, сомнение заело и ее:

– Послушай, Артур... Я давно хотела сказать... Мне не хотелось бы стеснять тебя...

– Ты о чем?

– Я же понимаю, ты мужчина, у тебя должна быть женщина, с которой ты встречаешься, проводишь время, а здесь нахожусь я... – протараторила она. – Мне неловко стеснять тебя...

– Запомни: нет у меня женщин в том смысле, о котором ты говоришь, поняла? Объясни это своей щепетильности, и пусть она оставит тебя в покое.

– Правда, нет? – обрадовалась Даша.

– Чистая, – вздохнул с сожалением Артур.

– Тогда я рада. – Но, увидев вытаращенные его глаза с нескрываемой насмешливостью, Даша поспешила оправдаться: – Я очень боюсь... Без тебя мне... Ну, в общем, если ты... то есть скажи, если... Перестань на меня так смотреть!

Рассердилась скорее на себя, так как Артур, поставив на ладонь подбородок, кивал и кивал, слушая, как она мямлит, будто видел ее насквозь. Ужасный человек! Она старалась объяснить, сама не зная что, а он:

– Какая красивая кофточка, особенно декольте.

Даша поняла, что сейчас разобьет тарелку у него на голове, о чем не преминула сказать ему:

– Мне иногда хочется тебя стукнуть.

– Не надо. Не люблю ссоры, драки тем более. – И резко переменил тему: – Ну что, поехали? Ты готова?

– Готова, – тряхнула головой Даша с вызовом, а вызов делала себе и, возможно, Евгении.

Первый русский инженер

Петр и Абрам обходили котлованы, кишевшие людьми, промокшими до нитки под проливным дождем, не прекращавшимся вторую неделю. Создалось впечатление, что Кронштадт сопротивлялся строительству доков для ремонта кораблей. Петр нервничал, так как земляные работы продвигались медленно, срывал зло на всех подряд, налетел и на Абрама:

– Чего хмур да неразговорчив? На меня дуешься?

– Государь... – Абрам набирался мужества, собираясь перечить самому царю. – Вели прекратить земляные работы. Люди уж который день под дождем, мрут сотнями в день...

– Нет! – рявкнул Петр, лицо его задергалось от нервного тика, так иногда начинались припадки. – Лето коротко, а доки нужны до холодов!

– Это невозможно, Петр Алексеевич. Погляди, не землю выносят из котлованов, а жижу зачерпывают ведрами. Дай людям передохнуть, согреться...

– Нет! Занимайся инженерным делом да чертежи рисуй, а в мое дело не суй нос!

Петр зашагал дальше, широко ступая на длинных ногах и размахивая руками, вскоре фигура царя растаяла в завесе дождя. Абрам обвел глазами гигантский котлован, куда в недалеком будущем должны заходить корабли. На прошлой неделе прорвало плотину, вода хлынула в котлован, погибло много человек... Воду затем вычерпывали вручную и с помощью лебедок, а земля, смешавшись с водой, превратилась в губительную трясину.

Абрам медленно продвигался по краю. «Господи, сколь вырыто! – сам удивлялся. – Кабы б не видел лично, не поверил бы, что в руках людских были одни лопаты». Мимо него проносили хрипевшего мужика на носилках, на каких обычно выносили землю из котлованов.

– Стойте, – приказал Абрам. – Что с мужиком?

– Помирает. Надорвался.

Абрам слегка наклонился к изможденному лицу с впалыми глазницами, тот, увидев арапа, начал лихорадочно шевелить губами. В мутных глазах умирающего задержалась боль и ненависть.

– Царь наш ирод, – выговорил несчастный, – антихристово племя. Свой народ губит... Убийца... За что нас здесь положил? Будь проклят убийца...

И поник, застыл с открытым ртом.

– Отошел, – сообщил один из носильщиков, привычно осеняя себя крестным знаменем, видимо, много он носил здесь покойников.

Взявшись за держалки, подняли покойного и понесли к общей могиле, где похоронят мужика вместе с теми, кто помер или помрет в этот день... Недалеко виднелся воткнутый в землю заступ, может, принадлежавший тоже умершему на работах в котловане. Абрам выдернул его и стал спускаться вниз. Сапоги погружались в грязь выше лодыжек, а на дне котлована он увяз по колена. Подняв голенища ботфорт, Абрам приступил бросать мокрую землю в ведра и лебедки.

Не первый раз он работал вместе с простым людом, работал в перчатках, так как стыдился показать перебинтованные ладони, на его руках появились мозоли, ибо работа землекопа не для рук капитана французской армии и первого русского инженера. Зачем он становился в строй с рабочими? Сам не ведал. Возможно, чтобы задавить воспоминания о беззаботных днях во Франции, может, глушил тоску по Асечке Ивановне, которой почти каждый день строчил письма и отправлял с нарочным, наказывая вручить лично.

– Я обалдел! – взахлеб рассказывал Петюн Гарпуну. – Столкнулся с ней и думаю: где-то видел эту фифу. А она расфуфыренная, волосы вот так вокруг башки торчат, а были вот так... (Петюн прилизал жидкие волосенки со лба назад, показывая, что Веремеева носила строгую прическу). Совсем другой прикид у нее. Не узнал бы! Она меня узнала и как чесанула... Ну, я за ней...

Гарпун выслушал Петюна внимательно, не перебивая, а тот, выложив все, открыл бутылку пива и жадно пил из горлышка.

– Чего у тебя рожа такая красная? – спросил Гарпун с кислой миной.

– Вспотел... Я ж гнался за ней...

Мда... видать, им с Веремеевой не жить на одной земле, в большом-большом городе все же она встретилась с Петюном. Не случайны такие встречи, не случайны... Да и Гарпун пообщался с дядей – козлом половинчатым. Не врубится Павел: то ли дядя хищник клыкастый, то ли трусло вонючее. На попятную понесло его чего-то. Испугался содеянного? Так раньше думать надо было, преступил – назад дорожка навсегда заказана, это ж элементарно. Уже не только один дядя завяз, дело касается и Гарпуна с Петюном. Веремеева с ниггером знают их в лицо и вряд ли сидят сложа ручки. Обоих необходимо убрать. Теперь желания и приказания дяди не имеют значения. Гарпун своими клиентами и их жертвами не интересуется, получил от посредника заказ и аванс – его дело чисто сработать. Как правило, он клиента в лицо не видит. С дядей обстояло дело по-другому, потому что дядя сам, лично, давал указания, что, как и когда надо сделать. Понятно, надеялся: раз-два – и в дамках. Ан нет, промашка вышла, теперь дает он задний ход, дескать, в связи с неудачей перестраиваем тактику. Главное теперь для дяди – найти...

– Слушай меня, Петюн, – внезапно осенило Гарпуна. У него зачастую две мысли идут параллельно. – Больше не таскайся по ближайшим магазинам...

– А еда?..

– Учись выслушивать! – грозно рявкнул Гарпун. – Будешь брать тачку и ездить в другие районы, лучше на окраину, в разные места, понял? Продукты бери сразу на несколько дней, чтоб зря не шляться, а потом отсюда ни ногой.

– Лады, – разочарованно протянул Петюн.

Гарпун оторвал кусок батона, очистил от пленки сосиску, сунул ее в рот. Неожиданно он расхохотался, такое происходит с ним редко. Увидев немой вопрос на физии подельщика, Гарпун объяснил:

– Представил нашу дамочку с перекошенной рожей. Сильно испугалась?

– Еще как! Ты б видел ее!

– Это хорошо. В подъезде проверил все закутки, дверь в подвал, вдруг открыта?

– Не-ет... А надо было?

– Перед тем как бежать за лифтом, – кивнул Гарпун. – Видишь ли, паника заставила ее укрыться в подъезде. Это ее глупость. Ты поперся за лифтом, не убедившись, что ее нет внизу. Это твоя глупость.

– Я ж думал, в лифте она, а оттуда две тетки выползли на четвертом.

– А Веремеева в то самое время смылась.

– Может, живет она на первом или втором этаже...

– Скажи, успела бы она открыть ключом дверь, или дозвониться, чтобы ей открыли, или на второй этаж взобраться за тот промежуток, когда и ты оказался в подъезде?

– Нет, я думаю, – ответил через паузу Петюн. – Не успела бы.

– Так вот. Не живет она в том доме, понял? Запаниковала детка, кинулась куда попало. Когда человек боится, то делает множество глупостей. Она сглупила, забравшись в ловушку, и притаилась. Надо было внимательно...

– Я ж хотел только выяснить, где она живет, и все. Ну, нашел бы я ее в темном углу и что?

– Подъезд был пустой?

– Ну?

– Перо в кармане носишь?

– Ну?

– Тебя еще многому учить надо, – махнул рукой Гарпун и продолжил жевать. – Сменила вывеску, говоришь?

– Ага, не узнать.

– Неплохая подсказка.

Асечка Ивановна

А когда выдавалось время, Абрам скакал в Петербург и тайно виделся с Асечкой. Ах, Асечка... чудо, прелесть, чистейшее создание. Она проводила белой рукой по черной щеке своего арапа, глядела не просто в глаза, а казалось, заглядывала в самую душу. А нежаркое лето заставляло тесней прижиматься, а ласковые слова горячили кровь, разливались по телу. Огнем горели губы... и объятия... и поцелуи... Счастье – так просто его достать.