Последняя шутка Наполеона - Григорий Александрович Шепелев

только переоденется, и мы двинем кое-куда. Скажу тебе по секрету, на ночь можешь опять художника звать.

– Так вы на всю ночь? – задумчиво отхлебнула Женька чёрный "Эспрессо".

– Типа того. У моего друга Руслана – ну, у которого "Мазератти", сегодня днюха. Надо ему подарок съездить купить. А потом все вместе двинем куда-нибудь, порезвимся на всю катушку.

– Опять, наверное, гонки какие-нибудь устроите, так что вас потом в новостях покажут?

– Возможно.

Телефон Мары, который стоил сто двадцать тысяч, подал сигнал. Бедовая автогонщица неохотно вышла на связь.

– Да, папа. Привет. Я слышала. Я не знаю, чего им надо! Я на занятиях. Не мешай.

Убрав телефон, Мара взяла кружку и сделала два глотка. На её красивом лице возникла брезгливость.

– Достали все! Вот козлы!

– Проблемы? – спросила Женька.

– Да как сказать? Неприятности. Ты читала мой пост в Фейсбуке? Короче, я написала: "Где ещё жить самым тупорылым уродам, если не в самой сраной стране?" Что тут началось! Интернет взорвался, СМИ взорвались! Госдума вся усирается – золотые мажоры, дескать, совсем отбились от рук! Папе позвонили чуть ли не из Кремля, прикинь?

– Ты даёшь, – усмехнулась Женька. Взяв свой мобильник за шесть с половиной тысяч, она посмотрела новости. Да, про Мару писали много, и больше матом. Однако, Женьку гораздо более волновал в ту минуту другой вопрос.

– А что ты ему дарить собираешься? – заплела она первый узелочек интриги, сделав сперва несколько хохочущих восклицаний и оторвавшись от телефона.

– Кому?

– Руслану.

– Даже не знаю, – дёрнула Мара узенькими плечами, – поедем с Иркой, посмотрим. Проблема в том, что ему давно уже ничего не нужно, кроме адреналина.

– А ты не хочешь ему пиджак подарить?

– Пиджак?

– Да, да, есть классный пиджак! Очень дорогой! Пойдём, покажу.

Пиджак лежал в комнате, куда Женька ещё вчера его отнесла, чтоб Рита к ней больше не приставала. Распаковав его, Мара посмотрела размер, карманы, подкладку и заявила, что подойдёт. Это было сказано таким тоном, будто бы никакого доброго дела ей, вообще, не сделали ни фига. Отдав пиджак Женьке, она уселась за пианино, перелистнула стоявшие на нём ноты и стала играть Шопена. Тут пришла Ирка, голая абсолютно. Строго взглянув на Женьку, которая заворачивала пиджак, старшая сестра открыла свою часть шкафа и начала одеваться. Женька решила, что дальше хитрить опасно, лучше переходить напрямую к делу.

– Можно, я с вами? – осведомилась она, естественно адресуя свой вопрос Маре, не голожопой же дуре! Но автогонщица не успела ответить, поскольку гадина-Ирка всё-таки влезла, хоть кто, вообще, её спрашивал?

– Нет, нельзя, – сказала она, натягивая трусы.

– Почему нельзя?

– Тебе завтра рано вставать, чтобы идти в колледж. Кстати, ты в нём сегодня была?

Женька разозлилась. Бросив свёрток на стол, она подошла к сестре, которая взяла лифчик, резко спустила с неё трусы и, дав ей пинка по заднице, отскочила. Но Ирка всё же успела кулаком Женьке засветить по лбу, Да ещё как! Можно сказать, искры из глаз посыпались. Тогда Женька стала орать, топая ногами:

– Идите вы на хрен в жопу! Крутые гонщики! Накупили сраных "Феррари" и усираются – ах, какие мы быстрые! Моя Ритка на своём старом "Форде" вас сразу сделает!

– Что за Ритка? – спросила Мара, прервав игру.

– Наша квартирантка, – сказала Ирка, опять натянув трусы.

– А что у неё за "Форд"?

– Откуда я знаю? – продолжила орать Женька, – знаю, что старый, двадцатилетний! Но очень мощный! В нём нереальный стоит движок! Я на нём каталась, на этом "Форде", и сразу делала всех! И "Мерсы", и "БМВ" пытались меня догнать, когда я пуляла от светофора, но ни один не догнал! Все, все они были в жопе!

Мара, сидевшая на вращающемся стуле, с живостью повернулась к Ирке.

– А можно ей позвонить? Спросить, что за "Форд"?

– Да кого ты слушаешь? – раздражённо проговорила Ирка, усевшись в кресло, чтобы надеть колготки, – дура она! Всё врёт.

– Это ты всё врёшь! Я не вру! Ты дура! – визжала Женька, – я целый час гоняла на этом "Форде"! Он рвёт до сотни за пять секунд! Я стрелку клала за десять! А на спидометре у него – двести шестьдесят!

Мара настояла, чтоб позвонили Рите. Ирка, одевшись с угрозами убить Женьку, ей набрала. Женька в это время уже лежала обиженно кверху задницей на диване, чавкая жвачкой.

– Да, – ответила Рита. Мимо неё, было слышно, просвистывали машины.

– Рита, привет, – щебетнула Ирка, – как у тебя дела? Решилась проблема? Ну, та, вчерашняя?

– Да, решилась. Спасибо. Серёжа очень помог.

– Я рада. Слушай, тут к тебе есть вопрос. Подруга интересуется, что за "Форд" у тебя?

– Ублюдочный! – ни с того ни с сего заорала Рита, – просто урод! Чёртова помойка! Взял и заглох рядом с кольцевой! Теперь я стою на шоссе, как дура, и думаю, что мне делать, кому звонить! В кармане – косарь!

– На каком шоссе ты стоишь-то? – спросила Ирка, глядя на Мару. Та всё услышала. Поглядев на Женьку, которая притворилась, что крепко спит, она закурила длинную сигарету.

– На Симферопольском! Твою мать! На … я купила это старьё? …! Чтоб оно сдохло, это корыто сраное! Чтоб оно провалилось в ад!

– Скажи, что мы сейчас к ней приедем, – вдруг подала голос Мара. Ирка, пожав плечами, спросила:

– Ты говоришь, Симферопольское шоссе? От МКАДа недалеко?

– Километра три.

– Ты мордой к Москве стоишь?

– Да, к Москве.

– Ну, стой около машины. Мы через сорок минут приедем.

– Кто – мы?

– Я и Мара. Ну, Галичьян, с которой мы вместе учимся! Я тебе про неё рассказывала. Стритрейсерша!

– Через тридцать минут мы будем! – крикнула Мара так, чтоб Рита услышала. Но её подруга уже нажимала сброс. Обе ещё раз взглянули на Женьку. Та продолжала делать вид, что уснула. Но её губы чуть-чуть дрожали. Она была готова расплакаться.

– Женечка, – произнесла Ирка, сев на диван и положив руку ей на плечо, – никто в твою жизнь не лезет. Ты делаешь здесь, что хочешь. Я в твои годы этим не занималась, если ты помнишь. Я в твои годы уже работала, чтобы наш с тобой холодильник не пустовал. А сейчас я работаю для того, чтобы ты кое-как окончила колледж. А ты всё делаешь для того, чтоб тебя отчислили! Ты считаешь это нормальным?

– Нет, – ответила Женька, не открывая глаз, – это ненормально. Я сумасшедшая. Меня надо сдать в психбольницу, чтоб я тебе не мешалась.

– Ты никому не мешаешься. Если хочешь, веди себя как животное. Но, пожалуйста, не веди себя как ребёнок. Тебе почти восемнадцать лет.

Мара Галичьян надевала туфли в прихожей. Пиджак она забрала. Сильно злясь на Женьку, Ирка присоединилась к подруге.

Как только дверь за ними захлопнулась, Женька села. Долго смотрела она мрачными глазами на свой мобильник, будто бы тот был ей что-то должен. Из приоткрытой форточки доносился шум мощного мотора. Он удалялся. Стрелки стенных часов вплотную приблизились к четырём. Когда за окном стало совсем тихо, Женька вскочила