Адаптация - Екатерина Лесина

       - Ку-ку, моя девочка, я еще здесь. Не то, чтобы я против стриптиза...

       Скатав халат в комок, Кира сунула его под кровать. Сама же легла и сложила руки на груди. Глаза ее закрылись, дыхание выровнялось.

       - Приплыли.

       Присев на корточки, он тронул Киру за плечо. Ткань медленно оплывала, превращаясь в серый войлочный кокон, который срастался со стеной и покрывалом кровати. Палец Глеба завяз в чем-то мягком, напоминающем по консистенции пудинг.

       - Эй, спящая красавица, целовать я тебя точно не стану. И на то, что ситуацией соблазнюсь, не рассчитывай...

       Пульс на шее почти не прощупывался. Этот сон и вправду слишком походил на смерть.

       - Ну, спокойной ночи тогда, что ли...

       К коже присосались тончайшие нити, и палец занемел. Нити Глеб оборвал, содрогаясь от отвращения. Клоны? Да хрена с два это клоны!

       Лампа под потолком пульсировала, как сердце. И в неровном свете стены дома оползали крупными мягкими складками.

       - Да что тут...

       Дверь медленно врастала в стену. Узкая щель зарубцовывалась, а розовая складка рассасывалась, выравнивая поверхность.

       Мягкий серый войлок.

       Добрый войлок.

       Теплый.

       Укутает как младенца и переварит.

       - Брысь пошли, - Глеб пнул складку, и та откатилась. Волна раздражения пошла по комнате, и в углу войлок треснул, приоткрывая еще одну дверь.

       Нормальную дверь на левых петлях и с ручкой. И с замком. Лишь бы не была заперта.

       Сердце-лампа колотилось, волновался войлок, слой за слоем наползая на Киру. Ее лицо скрылось под пленкой, и Глеб поспешно отвернулся. К двери он бросился бегом, навалился всем весом, отчаянно желая, чтобы дверь открылась.

       Она открылась, и Глеб рухнул в черноту проема. Заскрипели петли. Упал засов.

       Глеб лежал неподвижно, пытаясь понять, где он и что происходит. Пол под рукой был деревянным. Живот давил на что-то мягкое и, к счастью, неподвижное, а щеку прорезало острой иглой. Кровь текла вяло, а боли Глеб не чувствовал.

       Движения вокруг тоже.

       Похоже, дом оставил попытку сожрать незваного гостя.

       - Дом - это Глеб. Глеб - это дом. И не надо так орать.

       Глеб встал на колени и зашарил руками в темноте. Руки то и дело натыкались на предметы. Мягкое на полу оказалось подушкой. Распоровшее щеку - вязальной спицей с эфесом из тугого клубка шерсти.

       - Сантиметр левее, и быть бы мне пиратом, - пробормотал Глеб, вытащив спицу. За неимением лучшего, тоже оружие. Или хотя бы щуп.

       Сталь позвякивала, обрисовывая контуры предметов. Занятие было увлекательным, хотя и несколько бесполезным. Судя по всему, место, куда попал Глеб, было неким подобием кладовки, в которую попросту сгрузили все ненужное барахло.

       И сунув спицу подмышку, Глеб пошарил по карманам. Зажигалка была на месте. Щелчка с третьего удалось добыть огонек. Был он робким, и света давал немного, но достаточно, чтобы осмотреться.

       - Предчувствия его не обманули, - Глеб описал полукруг.

       У самой двери стоял комод. И жестяные банки выстроились на его поверхности, словно шахматы на доске. Консервированная фасоль начала партию, а зеленый горошек судя по пыли крепко задумался над ответным ходом.

       - Это нам пригодится, - ближайшую банку Глеб сунул в карман. Рот наполнился слюной, а настырный желудок урчанием напомнил о том, что неплохо бы поужинать.

       Обойдется.

       Вплотную к комоду примыкал ряд картонных коробок с логотипом "Формики". В куче сваленного в них барахла, Глеб нашел пару бутылок водки, упаковку стеариновых свечек, коробку леденцов и дамский револьвер с коротким рылом и щечками слоновой кости.

       Во второй обнаружилась кипа бумаг, исписанных мелким нервным почерком.

       В третьем - старый ноутбук. Из корпуса выходил черный хвост провода, который исчезал в щели между досками. Глеб тронул кнопку пуска, и к огромному удивлению, машина заработала.

       А везет ему на технику. Точно ворожит кто. И вопросец, чем эта ворожба обернется.

       Со скрипом, жужжанием и почти человеческими вздохами, ноутбук загружался. Вот только из непрограммных файлов на нем был лишь один. И назывался коротко: "Ева".

       - Ну здравствуй, Ева, - сказал Глеб, запуская файл.

       Экран почернел и некоторое время оставался темным, только изредка по нему пробегала зеленая ломаная линия.

       - Это Ева. Ева-нуль. Ева. Ева только одна. Остальные - зеркала. Я не знаю, услышит ли меня кто-нибудь...

       Глеб слышит. И слушает, прижавшись ухом к машине.

       -...но если все-таки услышат, пусть запомнят: главное - уничтожить Центр. Это вызовет дестабилизацию всей структуры. Уничтожьте Центр. Уничтожьте, мать вашу, этот гребаный Центр!

       Голос порвался, как струна, чтобы возродиться в другой тональности.

       - На золотом крыльце... на золотом крыльце сидели... Адам, ты меня слышишь? Если ты меня слышишь, Адам, забери меня отсюда. Мне плохо.

       - Я не Адам.

       - Дети мои вкушают кровь мою. Дети мои едят плоть мою. Дети мои не знают, что такое любовь к матери. Забери... пожалуйста, я буду вести себя хорошо! Я обещаю!

       - ...динамика положительная, - этот голос заставил Глеба вздрогнуть и замереть. - Удалось, наконец, стабилизировать систему.

       - Наташа?

       Идиот, она не отзовется. Ее не существует больше. Остался лишь файл, названный чужим именем. Голос из прекрасного далека.

       - ...я уверена, что дальнейшие исследования лишь подтвердят мою теорию. Но мне интересно другое...

       - Мне тоже. Наташа, что было в том кубе? Скажи, пожалуйста, - Глеб гладил экран, на экране оставались следы прикосновений, а зеленая линия металась по клетке черного прямоугольника. Надолго ли ее хватит?

       - ...насколько подключение к подобной сети безопасно для индивида? Структура Евы позволяет элементу занять место в иерархичной мозаике. И чем ниже элемент находится, тем больше он должен быть унифицирован во избежание дисбаланса структуры.

       Наташа замолчала, и зеленая точка, замерев в центре экрана, пульсировала. Глеб накрыл ее пальцем, и точка не попыталась убежать.

       Ее можно раздавить также легко, как раздавили Наташу.

       - Сегодня он спросил у меня, как я думаю, насколько счастлив муравей, в муравейнике обитающий? А потом ответил, что муравей счастлив абсолютно, так, как никогда не сможет быть счастлив человек. И вот... вот я видела, что Адам говорит правду. Она горькая, но может, это и вправду единственный способ сделать мир удобным для всех? Я не знаю. Я хочу ему верить. И верю, конечно... ну да. Верю, - она рассмеялась. - И в конечном итоге теория еще не означает перехода к практике. Мы просто ищем путь. Мы просто...

       - ...пожалуйста, Адам. Я очень хочу домой. Забери меня. Забери! Забери меня отсюда!

       Вспыхнул свет, и на экране появилось бледное лицо.

       - Помоги мне, - попросила Ева-нуль, убирая с лица синие пряди. Ее глаза были мертвы.

       А Глеб вспомнил, где он видел Еву. И понял, что делать дальше.

       Разломав корпус ноутбука, он вытащил жесткий диск, аккуратно обернул несколькими слоями полиэтилена, а сверток сунул в карман. Затем распределил свечи по три.

       - На золотом крыльце сидели...

       Ткань чьей-то рубашки трещала в руках. Полосы выходили неровными, широкими и с лохматыми краями.

       -...царь, царевич, король, королевич...

       Глеб скручивал полоски жгутом и связывал свечи.

       -...сапожник, портной...

       Водка воняла водкой. Глеб глотнул, прополоскал рот и сплюнул на рубашку. Взяв бутылку за горло, он аккуратно облил коробки с бумагами, тканевые жгуты и порог.

       - Кто ты будешь такой?

       Глеб пнул дверь. Нащупав засов, снял и пнул еще разок. Дверь туго, но приоткрылась.

       - Глеб. Просто Глеб.

       Вторая бутылка водки пропитала живой войлок, которому контакт с этиленом явно пришелся не по вкусу. Ничего. Потерпит.

       Зажженные свечи Глеб расставлял через каждые три шага, отчаянно боясь не дойти. У Кириной кровати остановился и, оглядев кокон, сунул отдельную свечу в изголовье.

       - Извини, девочка. Наверное, я скотина, но... не хочу я становиться муравьем.

       Определив примерное расположение входной двери, Глеб поднес к войлоку свечу. Зашипело.

       - Ну же, Сим-Сим, откройся...

       Оглянулся. Воск капал на войлок. Войлок ходил ходуном, грозя опрокинуть свечи до срока.

       - Давай же, мать твою...

       Нити корчились, темнели, расползаясь черными язвами. И в них проглядывала исходная пластиковая поверхность. И Глеб не выдержал. Он ударил, проламывая плечом хрупкую корку живого покрытия, повис в липкой его сети и, разорвав ее, вывалился. Протянул руку и, ухватив мокрый фитиль, дернул. Колонны из свечей обрушились, пересаживая пламя на тончайшую пленку этилена.