Дело Бенсона - Стивен Ван Дайн

– Понемногу туман перед моими глазами начинает рассеивать-ся, – сказал Маркхэм.

– » Но были и другие, непсихологические указания, – продолжал Ванс. – Парик, смокинг, зубы и прочее – все это говорит о том, что преступнику известны привычки и домашние условия. Бенсон сам впустил преступника в дом, а тот знал, что в это время Бенсон будет один дома – это указывает на майора. Еще один факт – рост майора соответствует росту убийцы. Факт, хотя и незначительный, но важный.

– Почему вы были уверены, что его совершила не женщина?

– Самая умная женщина в вопросах, касающихся жизни, становится эмоциональной. Такое преступление женщина могла бы задумать, но хладнокровно выстрелить в лоб человеку с пяти-шести футов – нет. Это было бы противоположно всему тому, что нам известно о человеческой натуре. К тому же перед убийством женщина не стала бы разговаривать, а тем более спорить со своей жертвой. Стоящая женщина не станет убивать сидящего. Разговаривать женщина предпочла бы сидя. А мужчина мог стоя разговаривать с сидящим собеседником. Кроме того, женщина не сумела бы навести на Бенсона пистолет, не вызвав у того подозрения. Так уж устроено на света, что сердитая женщина вызывает подозрения у мужчины, если в процессе ссоры она вдруг хватается за сумочку… Так или иначе, но лысый, без зубов и в тапочках Бенсон не стал бы принимать у себя женщину. Поэтому такую гипотезу я сразу отбросил.

– Вы сказали, что для убийцы это был героический поступок, и тут же утверждаете, что все это он задумал.

– Да, оба эти обстоятельства не находятся в противоречии. Убийство было запланировано, это несомненно. Но майор был готов дать своей жертве последний шанс. Моя теория такова: майор, находясь в тяжелом материальном положении, знал, что в сейфе его брата лежит большая сумма. Он задумал совершить убийство и с этой целью явился ночью в дом брата. Сперва, однако, он рассказал брату о своих затруднениях и попросил у него денег, а Олвин, вероятно, послал его к черту. Майор мог даже умолять его, не желая убивать, но когда Олвин уткнулся в книгу, давая понять, что разговор бесполезен, он убил его.

– Я понял, что вы сказали, но все же одно никак до меня не дойдет: почему вы уже в то утро заподозрили майора, хотя все оборачивалось против капитана Ликока?

– Точно так же, как скульптор видит в глыбе камня будущую скульптуру, так психолог понимает натуру человека по его действиям. Могу добавить, что разговоры об исчезнувших руках Афродиты, или Венеры, – сущая ерунда. Любой компетентный художник, знающий законы эстетики, может быстро восстановить руки не хуже, чем они были в оригинале. Такая реставрация доступна человеку, у которого хорошо развито чувство гармонии.

Он сделал один из своих выразительных жестов.

– Важной деталью любого преступления, – продолжил Ванс, – является проблема меняющихся подозрений. Когда есть общая концепция преступления, тогда ее отдельные части должны составлять единое целое. Поскольку майор построил свой расчет на том, что его подозревать не будут, то, следовательно, все остальные возможные улики в этом деле не должны были указывать на него. В противном случае психологические аспекты носили бы другой характер, они были бы неопределенны и расплывчаты. Типу логического мышления в данном деле должны соответствовать детали, они не могут противоречить ему. Когда ваши улики стали оборачиваться против капитана Ликока, майор неистово выступил в его защиту, и я понял, что он нас дурачит. Должен сказать, что сперва я считал мисс Сент-Клер избранной им жертвой, но когда я узнал о присутствии в доме ее перчаток и сумочки и это оказалось чистой случайностью, то вспомнил, что майор подсунул нам Пфайфа в качестве источника информации об угрозах капитана. Я понял, что ее роль в пьесе оказалась непредвиденной и для убийцы.

– Ну хорошо, Ванс, – сказал Маркхэм, – ваше дело закончено, мое только начинается, а пока я хочу спать.

Прошла неделя. Майору Энтони Бенсону было предъявлено обвинение в убийстве брата. Этот процесс, который вел, как вы помните, судья Рудольф Хансаккер, вырос до размеров национальной сенсации, «Ассошиэйтед Пресс» вела передачи из зала суда, все газеты печатали сообщение о ходе процесса. Прокуратура выиграла дело после очень тяжелой борьбы. Как все это происходило, как вела прокуратура борьбу, как доказывали вину майора, как его признали виновным в убийстве и после апелляционного суда приговорили к двадцати годам тюремного заключения – все это описано в судебных отчетах.

Лично Маркхэм в процессе не участвовал. Так как он был другом обвиняемого, его позиция оказалась крайне сложной, хотя в его адрес не раздалось ни слова упрека. Обвинение поддерживал первый заместитель окружного прокурора Салливэн. Майора Бенсона окружал такой отряд адвокатов, какой редко можно встретить в суде. Среди адвокатов были Блашфильд и Бауэр, причем Блашфильда вызвали из Англии специально. Они дрались за каждое слово, но доказательства опровергали их на каждом шагу.

После того как Маркхэм поверил в вину майора, он сам проверил дело братьев и убедился, что дела майора обстояли гораздо хуже, чем говорил Ститт. Средства фирмы постоянно присваивались для личных целей братьями, но если Олвину везло, то майор был гол до нитки. Маркхэм сумел убедительно доказать, что судьба майора буквально зависела от смерти брата. Больше того, Маркхэм предоставил суду доказательства, что в день убийства Олвина майор давал такие денежные обещания, которые мог выполнить лишь при условии немедленной смерти брата. Достаточно сказать, что суду было предоставлено сорок восемь документов, обличающих майора.

Мисс Гофман оказалась полезным свидетелем обвинения. Ее знания обстановки и порядка в фирме «Бенсон и Бенсон» помогли обличить майора.

Миссис Платц также много рассказала о братьях. В частности, она сообщила, что за две недели до убийства майор хотел одолжить у Олвина пятьдесят тысяч долларов, но тот отказал. «Даже если мне придется выбирать между твоей шкурой и моей, тебе не жить», – сказал тогда майор брату.

Теодор Монтегю, тот самый человек, который по показаниям Джека Приско вернулся домой в половине третьего ночи, показал на суде, что когда его такси свернуло к дому, фары осветили мужчину, который стоял на противоположной стороне улицы. Мужчина был похож на майора Бенсона. Этого было бы недостаточно, но тут Пфайф сказал, что видел, как майор перебежал улицу и вбежал в свой подъезд, пока он сам бродил по улице в поисках выпивки. Он объяснил, что раньше не упомянул бы об этом, так как считал, что майор возвращался домой, как обычно. Самого его майор не видел.

Совместные показания Монтегю и Пфайфа разбили алиби майора. Защита упрямо твердила, что оба свидетеля ошиблись в опознании майора, однако заместитель окружного прокурора Салливэн, наученный Вансом, с диаграммами в руках сумел убелить Большое жюри, что алиби майора липовое.

Также было доказано, что драгоценности не могли быть взяты с места преступления никем, кроме убийцы, а Ванс и я были вызваны в качестве свидетелей того, что они были найдены в квартире майора. Картинка Ванса об определении роста убийцы также была предъявлена суду, но любопытно, что она не произвела большого впечатления и вызвала массу научных возражений. Идентификация пистолетов, проведенная капитаном Хагедорном, тоже вызвала много возражений со стороны защиты.

Суд длился три недели и к делу была привлечена куча доказательств скандального характера. Хотя Салливэн старался не привлекать к делу невинных людей, многие все же оказались участниками судебного разбирательства. Однако полковник Острандер наотрез отказался быть свидетелем обвинения, и Маркхэм никогда ему этого не простил.

В последнюю неделю мисс Мюриэл Сент-Клер с успехом выступала в опере на Бродвее и сразу же стала примадонной. Она вышла замуж за своего рыцаря-капитана, и они стали счастливой парой. С тех пор прошло уже два года, и они по-прежнему счастливы. Пфайф все еще женат и так же элегантен. Его визиты в Нью-Йорк продолжаются, хотя его «дорогого старины Олвина» давно нет на свете. Иногда я встречаю их вместе с миссис Баннинг. Пфайф получил десять тысяч долларов – понятия не имею, где он их достал, – и вернул драгоценности. Кстати, об их владелице на суде не упоминали, и можно считать, что Пфайфу повезло.

Вечером в день приговора, вынесенного майору. Ванс, Маркхэм и я сидели в Стюйвезант-клубе. Пока мы обедали, об этом деле не было сказано ни слова. И лишь в комнате отдыха, где мы Курили, Ванс заговорил об этом.

– Какой гротескный спектакль – этот суд! – всосликиул он. – Реальное доказательство даже не было предъявлено. Бенсон был приговорен на основании предположений, презумпций, догадок и выводов… Боже, помоги Даниилу, попавшему в лапы льва законности!