Белая гардения - Белинда Александра

Полотнище, закрывающее вход в палатку, приподнялось, и нам навстречу вышли три светловолосые девочки. Самая младшая была совсем маленькой, она еще с трудом ходила и была в ползунках. Старшей было годика четыре. Когда она улыбнулась, на ее щеках появились ямочки, из-за чего она стала похожа на купидончика.

— Розовые волосы, — засмеялась она, показывая на меня пальцем. Ее непосредственность развеселила нас.

Внутри палатки невестка и внучка Раисы склонились над деревянными досками. Каждая держала в руке молоток и несколько гвоздей во рту.

— Здравствуйте, — сказала Розалина.

Женщины подняли на нас глаза. У них были раскрасневшиеся от напряжения лица. Юбки они подвернули и, заправив в нижнее белье, превратили их в шорты. Женщина постарше выплюнула гвозди и заулыбалась.

— Здравствуйте, — ответила она, поднимаясь нам навстречу. — Прошу прощения за наш внешний вид, но мы тут решили сделать пол.

Она была полной, вздернутый нос оживлял лицо, обрамленное каштановыми волосами, которые волнами ниспадали на плечи. Ей, пожалуй, было лет пятьдесят, но лицо оставалось гладким, как у девятнадцатилетней девушки. Я приподняла консервы с лососиной, которые мы с Розалиной купили, чтобы не идти в гости с пустыми руками.

— Боже мой! — воскликнула она, принимая гостинец. — Придется делать пирог с лососиной, а вам — прийти к нам еще раз, чтобы съесть его.

Женщина представилась: ее звали Мария, а дочь — Наташа.

— Муж с зятем ушли ловить рыбу на обед, — объяснила Мария. — А мама сейчас отдыхает. Она будет рада видеть вас.

Из-за занавески в углу раздался старушечий голос. Мария откинула, материю, и я увидела старую женщину, лежащую на Кровати.

— Хорошо, что вы почти ничего не слышите, мама, — обратилась к ней Мария, наклоняясь и целуя в лоб. — А то наш стук не дал бы вам выспаться.

Мария помогла свекрови приподняться, а затем принесла нам с Розалиной стулья, поставив их по обе стороны кровати.

— Не стесняйтесь, присаживайтесь, — сказала она. — Мама уже проснулась и может с вами поговорить.

Я села. Раиса была старше Розалины, вены змейками просвечивались сквозь ее морщинистую кожу, а пальцы на тощих ногах были изуродованы артритом. Когда я наклонилась, чтобы поцеловать ее в щеку, она, к моему удивлению, крепко сжала мне руку, чего я никак не ожидала, видя ее немощное состояние. Она не вызвала у меня такого сочувствия, какое иногда вызывала Розалина. Старуха была совсем дряхлой, жить ей оставалось недолго, но все же я позавидовала ей. Эта женщина дожила до преклонных лет, ее окружали счастливые и плодовитые потомки.

О чем ей было жалеть?

— Кто эта красивая девочка? — спросила она, поворачиваясь к Марии и не выпуская моей руки.

Невестка наклонилась к самому ее уху и громко сказала:

— Это подруга Розалины.

Раиса всмотрелась в наши лица, пытаясь понять, кто из нас Розалина, Увидев знакомое лицо, она улыбнулась, обнажив беззубые десны.

— А, Розалина… Я слышала, ты хворала.

— Мне уже лучше, дорогая, — ответила Розалина. — Это Анна Викторовна Козлова.

— Козлова? — Раиса перевела взгляд на меня.

— Да, дочь Алины Павловны. Той, с которой ты, как тебе кажется, встречалась, — пояснила моя спутница.

Углубившись в какие-то свои мысли, Раиса замолчала. Внутри, было очень жарко, несмотря на то что Мария подняла квадратные куски ткани, закрывающие окна на стенах палатки. Я подвинулась чуть-чуть вперед, чтобы не прилипать к деревянному стулу. По подбородку Раисы потекла слюна. Наташа аккуратно вытерла ее уголком передника. Я уж подумала, что старуха заснула, но она неожиданно расправила плечи и внимательно посмотрела на меня.

— Однажды я встречалась с твоей матерью, — шамкая беззубым ртом, произнесла она. — Я ее хорошо запомнила, потому что она мне очень понравилась. В тот день эта девушка поразила всех. Она была стройной, с прекрасными глазами.

Колени у меня задрожали. Мне показалось, что я сейчас потеряю сознание, оттого что кто-то вслух заговорил о том, что я годами хранила в душе как самый большой секрет. Она говорила о матери! Я вцепилась в край кровати, позабыв обо всех, кто был сейчас рядом со мной. Они для меня как будто перестали существовать. Я видела только лежащую передо мной старуху. С замиранием сердца я вслушивалась в каждое ее слово, с трудом понимая невнятную речь.

— Это было очень давно, — вздохнула Раиса. — Летом, на празднике в парке. Наверное, году в 1929. На ней было сиреневое платье, и она пришла с родителями. Эта молодая особа показалась мне очень воспитанной. Она сразу привлекла к себе внимание, потому что ей было интересно все, о чем говорили другие люди. Она прекрасно умела слушать.

— Это было до того, как она вышла замуж за отца, — сказала я. — Удивительно, что вы помните такие давние события.

Раиса улыбнулась.

— Я уже тогда была старой. Но сейчас я гораздо старее. Мне уже не о чем думать, кроме как о прошлом.

— И вы встречались только один раз?

— Да. После этого я не видела ее. Нас тогда было довольно много в городе, и все мы вращались в разных кругах. Но я слышала, что она вышла замуж за порядочного мужчину. Жили они в хорошем доме в пригороде.

После этих слов нижняя челюсть Раисы отвисла, и она обмякли, как спустившийся надувной шар. Казалось, что путешествие и прошлое отняло у нее все силы. Мария зачерпнула из ведра воды и поднесла стакан ко рту свекрови. Наташа, сказав, что ей надо посмотреть, как там дети, вышла из палатки. Я услышала веселые голоса девочек, которые играли во дворе, и недовольное кудахтанье куриц, вспугнутых Наташей. Вдруг лицо Раисы исказилось. Вода сначала струйкой, потом фонтаном изверглась И и ее рта. Она заплакала.

— Какие же мы были дураки, что остались, когда началась иойна, — произнесла она. — Умные люди уехали в Шанхай задолго до того, как пришли Советы.

Ее голос дрожал и срывался от волнения. Розалина попыталась усадить старуху поудобнее, но она оттолкнула ее руки.

— Я слышала, что твою мать забрали в Советский Союз, — сказала Раиса, поднося ко лбу руку, покрытую старческими пятнами. — Но как дальше сложилась ее судьба, мне неизвестно. Может, это и к лучшему, потому что с теми, кто остался, они творили ужасные вещи.

— Отдохните, мама, — мягко произнесла Мария, снова поднося стакан воды к губам старухи. Но Раиса не слушала ее. Несмотря на жару, она дрожала, и я накинула ей на плечи свою шаль. У нее были такие тонкие руки, что, когда я прикоснулась к ней, мне показалось, что они могут сломаться.

— Аня, она устала, — шепнула Розалина и стала подниматься. — Может, в другой раз она нам еще что-нибудь расскажет.

Мне стало не по себе от нахлынувшего чувства вины. Я не хотела, чтобы из-за меня Раиса мучилась, но и уходить, не узнав все, что ей было известно о матери, тоже не хотелось.

— Прошу нас извинить, — сказала Мария. — Иногда ей становится лучше. Если она вспомнит что-нибудь еще, я вам обязательно передам.

Я взяла трость Розалины и подала ей руку, чтобы помочь встать, но тут снова заговорила Раиса. Глаза у нее покраснели, взгляд сделался безумным.

— У твоей матери были соседи, Борис и Ольга Померанцевы, правильно? — спросила она. — Они решили остаться в Харбине, даже когда туда вошли советские войска.

— Да, — дрожащим голосом подтвердила я.

Раиса снова приподнялась с подушек, закрыла ладонями лицо и тихо застонала.

— Советы забирали всех молодых, кого могли заставить работать, — продолжила она, обращаясь то ли ко мне, то ли к себе самой. — Я слышала, они забрали даже Померанцева, потому что он, хоть и был уже пожилым, оставался сильным мужчиной. Но жену его они расстреляли. У нее было больное сердце: Ты знала об этом?

Не помню, как мы вернулись в палатку Розалины. Должно быть, какую-то часть пути нас провожали Мария и Наташа, потому что Розалина вряд ли смогла бы сама помочь мне идти. Силы покинули меня. Я не могла ни о чем думать. Перед глазами стоял зловещий образ Тана. Судьба Бориса и Ольги оказалась в его руках. Помню, как я бросилась на кровать Ирины и прижалась лицом к подушке. Мне необходимо было поспать, забыться, чтобы приглушить боль, от которой разрывалось сердце. Но сон не приходил. Как только я смежала веки, опухшие от слез глаза открывались помимо моей воли. Сердце молотом стучало в груди.

Розалина присела рядом со мной, погладила меня по спине.

— Я не думала, что все так обернется, — тихо произнесла она. — Мне хотелось, чтобы ты порадовалась.

Я посмотрела на нее. Осунувшееся лицо, под глазами темные круги, посиневшие губы. Я проклинала себя за то, что она мучилась из-за меня. Однако чем больше я старалась успокоиться, тем нестерпимее становилась боль.

— Как глупо было надеяться, что с ними ничего не случится, — с горечью сказала я, вспоминая испуганные глаза Ольги и слезы на щеках ее мужа. — Они знали, что, спасая меня, обрекают себя на смерть.