Два с половиной человека (СИ) - Дибривская Екатерина Александровна

– Тот, кто, предположительно, похитил вашу дочь?

– Да. Почему предположительно? Это он забрал Сонечку. Сделал с ней что-то, меня напугал до белого каления… Нёс какую-то чушь, но я была слишком поглощена своим горем и не слушала ничего… Теперь я думаю, может, зря?

Вопрос повисает в воздухе.

– Вы знаете человека, проникшего в тот дом?

– Нет… Не уверена. Я не видела его лица, но голос был мне незнаком.

– Хорошо, – Власова что-то помечает в своём блокноте. – Что было дальше?

– Потом пришёл подполковник. Тот тип начал говорить ему, что я убила Сонечку. Я боялась, что он поверит преступнику, очень сильно боялась, – Ритка громко завывает. – Я думала, что всё потеряла в том чёртовом доме!

– Маргарита, может, воды? – тихо спрашиваю у неё, но она качает головой.

– Потом тот негодяй выстрелил в подполковника, подошёл к нему, взял из его руки пистолет и направил на меня. А потом снова выстрелил. Я боялась за дочь, очень. Но всё равно потеряла сознание от боли. В себя пришла уже в медицинском корпусе. Мне сказали: повезло. Пуля прошла по касательной. Только поцарапала руку. А я просто хотела умереть, так как не знала, где мой ребёнок, что с ней…

Достану ублюдка из-под земли и выпотрошу, а потом придушу голыми руками. За каждый ужас, который пришлось пережить этой маленькой сильной женщине. За то, что забрал нашу малышку. Чёртова бездушная мразь ответит за каждую секунду этого долбанного незнания…

– Скажите, Маргарита Викторовна, имеются ли у вас предложения относительно личности стрелявшего? – задаёт новый вопрос Ангелина.

– Я его не знаю! – вопит Ритка. – Не знаю! И зачем ему это – тоже не знаю! Я ничего не знаю!

Я обеспокоенно смотрю на Туманову. Моё сердце просто разрывается от боли за неё. Я даже не представляю, каково ей сейчас. И это я виноват! Только я!

– Маргарита, – тихо зову я. – Рита. Успокойтесь, я вам верю. Давайте обсудим другой момент, хорошо? – Я дожидаюсь, пока она утрёт слёзы, и спрашиваю: – Вы знали, что гражданин Туманов изменил условия завещания незадолго до смерти?

– Нет… Он должен был оставить всё мне. Этот пункт входил в брачный договор, на котором настояли мои родители. – вздыхает девушка. – Мы с… Аркадием Тумановым… словом… подписали соглашение с несколькими обязательными условиями.

Ритка не говорит «моим мужем», и я позволяю себе послать ей понимающую улыбку. 

– Мы читали завещание много раз, - качает головой Геля. - Там нет ничего такого… Единственная наследница Маргарита, жена, ты ничего не путаешь, Власов?

Она смотрит на меня во все глаза и до неё наконец доходит.

– Ты успел переговорить с нотариусом!

– Да. Когда Туманов узнал, что Рита беременна, он переписал завещание. Он отписал всё ребёнку. Не жене. Она получала всё в предпоследнем завещании. Всё изменилось, когда она сообщила Аркадию о беременности. Он долго собирался с мыслями нарушить условия договора, но накануне смерти Аркадий всё-таки переписал его.

Ритка задумчиво покусывает нижнюю губу.

– Он болтал, но я не придавала значения. Не верила, что решится на самом деле. Разве с юридической точки зрения Аркадий не нарушил брачный договор?

– С тонкостями разберёмся позднее, Маргарит. Сейчас важно не это. Сейчас очень важно найти ребёнка. Я думаю, что её похитили именно из-за завещания.

– Были какие-то особые условия? – догадывается Власова, и я киваю.

– Да. Для того, чтобы Маргарита или другой представитель ребёнка мог вступить в наследство и управлять всеми активами до наступления совершеннолетия девочки, достаточно лишь подтвердить родство ребёнка с Тумановым.

– И как это сделать, если сам клиент мёртв? – усмехается Ангелина.

– Образец его ДНК хранится в международной клинике, поэтому проблем никаких, даже после его смерти. – поясняет Ритка.

– Интересно! Он не рассчитывал, что дождётся встречи с ребёнком? – уточняет Геля, что-то помечая в блокноте.

– Аркадий Туманов был болен, цирроз печени. Ткани отмирали очень быстро, поскольку он не придерживался схемы лечения и продолжать усугублять. Он безбожно пил. – вываливает нам Рита. – Никто не знал, кроме меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ангелина снова делает запись и поднимает глаза на меня:

– И ты считаешь, что ребёнка похитил тот, кто знал об условиях завещания?..

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Да, конечно, я так считаю. Сама посуди, зачем ещё кому-то разыгрывать эту многоходовую партию? Никто даже не знает, что у гражданки Тумановой есть ребёнок. Даже полиция ей не поверила.

– Я в тюрьме, осуждённая за убийство родителей и мужа, а этот умник с моим ребёнком и завещанием в любое время может завладеть всем моим состоянием, – Рита ошарашенно резюмирует мои умозаключения.

– Значит, у нас есть достаточно времени, чтобы раскрыть личность злоумышленника. – протягивает Гелька, но мне не нравится выражение лица Риты.

Все краски сходят с лица девушки, и она становится ещё белее.

– Что-то ещё, Рита? – нетерпеливо перебиваю я Власову.

– Я только сейчас, кажется, поняла, почему никто не знал о моём положении, – выдавливает она и поднимает взгляд в поисках поддержки. 

Мне уже не нравится ход её мыслей. Потому что и я начинаю понимать.

– Это страховка, – тихо говорю ей, и она кивает. – Если последнее завещание не всплывёт, если никто не узнает о ребёнке, то ты так и будешь считаться наследницей состояния своего погибшего мужа. Они боялись, что ты не выносишь ребёнка.

Что ж, вынужден признать, Рита умнее, чем выставляет себя. Аргументы железные! Именно по этой причине, преступник убирал свидетелей – чтобы никто не догадался, что Рита ждёт ребёнка, но надеялся, всё же, на благополучный исход. Поэтому Риту и пытались похитить. Чтобы она провела остаток беременности под присмотром и своевременно родила.

Бросаю взгляд на Туманову. Её глаза наполняются слезами, она близка к истерике, я вижу это.

– Геля, воды! – кричу бывшей и протягиваю стакан Ритке. – Пей!

Она делает огромные глотки, и я понимаю, что это не всё. Её озарила очередная гениальная идея.

– Говори, – нависаю над ней.

– Мой ребёнок в опасности, – шепчет Рита. – Очень большой опасности.

– Почему ты так в этом уверена? – я взбешён, потому что почти наверняка знаю, что меня ждёт очередной сюрприз в стиле Ритки. – Отвечай!

Девушка сжимается от страха. Я чувствую всеми фибрами души, что ей не хочется говорить, но другого выбора у неё нет. Больше нет времени для секретов.

– Потому что моя дочь не имеет никакого отношения к Туманову, – с силой заставляет она выдавить из себя правду, глядя мне прямо в глаза. – Я изменила ему перед самой свадьбой. Со случайным мужчиной. Это он отец ребёнка. Я знаю точно, потому что Туманов никогда... У нас ни разу не было... Он не помнил первую брачную ночь, но я помню. Он напился... Пытался.. да так и заснул... а я обставила дело так, словно всё произошло... чтобы у меня было немного времени подготовиться к новой реальности. А потом я узнала, что беременна. У него не было сомнений, ведь всё было достаточно... правдоподобно. 

У меня опускаются руки. От щемящего бессилия. От недостатка кислорода. От резкой боли в районе пулевого ранения. От леденящего ужаса, наполняющего сердце. Я смотрю на девушку и не знаю, как сформулировать всё то, что вертится у меня на языке. Ритка сжимается под моим взглядом, и я понимаю, что она знала правду.

Всё это время она знала правду и молчала.

С силой бью по столу. Она хватает меня за руку, кусает с отчаянием свои губы, раздирает их до крови.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Пожалуйста, Ярослав Сергеевич, вы должны спасти моего ребёнка.

Как будто эта чёртова девка оставила мне хоть какой-то выбор!

25. Ярослав

Гелька еле поспевает за мной. Бурчит себе под нос что-то про моё состояние. Какое состояние, к чёрту лысому, когда Ритка сейчас без единого прикосновения раскурочила отверстие от пули и хорошенько поковыряла в нём? От души, как говорится.