Эффект искажения - Диана Удовиченко

— Лучше рискнуть карьерой, чем жизнью, — возразил Сергей.

— Со мной все будет в порядке, — повторила Инга. — А сейчас извините, я устала и очень хочу прилечь.

— Да, конечно. — Сергей поднялся и двинулся к выходу. И уже стоя в двери, сказал: — Постарайтесь не оставаться одна. Не ходите по улицам без сопровождения. И попросите хотя бы подругу пожить у вас.

Инга молча кивнула. Сергей вышел, очень надеясь, что сумел ее убедить. Обернувшись уже в дверях, сказал:

— Вы звоните, если вдруг что… Я всегда помогу.

Ему очень не хотелось оставлять эту красивую и такую беззащитную, несмотря на решимость выстоять, девушку. Ершистостью, подростковым упрямством Инга была похожа на Дашу. И в то же время женственность, спокойная уверенность в своей красоте, проскальзывавшая в каждом движении, в каждом слове, заставляли вспомнить Алису.

О том, что собирался поехать домой и поспать, Сергей вспомнил только сидя в машине.

— Некогда спать, — пробормотал он, доставая из кармана мобильный и нажимая на клавишу "4". — Володь, это опять я.

— Вижу уж, — обреченно отозвался Вовка. — Чего, факофф, надо?

— Вов, подозреваемого задержали?

— Нет, слинял наш подозреваемый. Ни в университете, ни на квартире, которую он снимает, не показывался. Так что объявлен в розыск.

— Ясно. А скажи, что там со свидетелями по делу о нападении на Ингу Петкявичуте?

В трубке воцарилось негодующее молчание, минуту спустя капитан Пермяков сердито воскликнул:

— Ты-то откуда ее имя знаешь? Как умудрился разнюхать?

— Оперативное чутье, — отшутился Сергей. — Так что свидетели?

— Не помнят ничего, — неохотно проговорил Вовка. — Все как обычно.

— Спасибо, Володь!

Не дожидаясь новых расспросов, Сергей нажал на отбой. Куда теперь? Он планировал сегодня написать заявление о нападении и отдать стилет на экспертизу. Но передумал после того как даже Вовка отказался поверить в историю с вампирами. Сергей твердо осознал: в этом расследовании он может полагаться только на себя. Конечно, Вовка поможет, поддержит и подставит плечо. Но только пока речь не зайдет о сверхъестественном. Капитан Пермяков — убежденный реалист. Тем более что подозреваемый по этому делу уже имеется. Иван Тарков. Вполне себе человек, ничего необычного в нем нет. "Ничего, выкручусь, — подумал Сергей. — Даша в безопасности — это главное".

Он повернул ключ в замке зажигания. Миллионка. Вот куда нужно наведаться. Поговорить с бабкой Глашей. Уж старая-то цыганка верит в вампиров, мулло и прочую нечисть. Может быть, удастся разузнать у нее что-нибудь о стилете и понять, что означала туманная фраза "Девочка наша, она видела". Убитая Марика была молдаванкой. Может быть, старуха приняла ее за цыганку? И откуда бабка вообще могла знать, как выглядела Марика? Значит, Глаша все же была свидетельницей происшествия или видела труп. "Не обязательно", — вдруг пришла странная мысль. Еще два дня назад Сергей безжалостно прогнал бы ее. Но не сейчас.

А вдруг старуха действительно обладает мистическими способностями? Может быть, она экстрасенс или… как там?… Медиум.

Миллионка встретила все тем же запахом сырости и отбросов, унылой серостью каменных стен, звуком чавкающей под ногами грязи. Только кошек на этот раз не было. Наверное, попрятались от первого снега. Здесь, в тени подворотен, под стенами, на нехоженых тропках снег не растаял — лежал водянистыми рыхлыми кусками, похожими на слипшуюся манную кашу.

Побродив по переулкам, Сергей вышел к дому бабки Глафиры. Дверь в подъезд, как и в прошлый раз, была приоткрыта. На пороге сидела черная кошка, недовольно смотрела на гостя.

— Привет, — сказал ей Сергей.

Кошка выгнула спину и зашипела, оскалив маленькие острые зубы. Потом порскнула в подъезд. Сергей вошел следом, толкнул дверь в комнату и вошел.

Запах тлена, в прошлый раз едва различимый, теперь стелился по комнате густым покрывалом. Его не перебивала даже вонь кошачьей мочи. От жутких ароматов Сергей закашлялся, на глазах выступили слезы.

Кошек стало еще больше. Они сидели на кровати, на подоконнике, на комоде, выглядывали из шкафа, бродили по полу. Рыжие, черные, серые, полосатые — десятки гибких грациозных зверьков. При виде Сергея они все как одна напружинились, воинственно распушили шерсть и задрали хвосты дыбом. Из пастей рвалось злобное урчание.

Ощущая некоторую оторопь и даже холодок страха, Сергей все же шагнул вперед. Кошачьи вопли становились все громче.

Глафира сидела спиной к гостю в любимом кресле-качалке у окна. При появлении Сергея она даже не потрудилась обернуться.

— Здравствуйте, — произнес он.

Ответа не последовало. Сергей сделал еще шаг. Под ногами захрустело. Опустив взгляд, он увидел свое изломанное отражение в осколках старинного зеркала. Ослепшая бронзовая рама выглядела на стене заколоченным окном в зазеркалье. Картина, в прошлый раз привлекшая внимание, странным образом изменилась: из нее исчезла пляшущая цыганка. Присмотревшись, Сергей понял, что фигура красавицы просто замазана темной краской цвета крови. "Это не краска", — тут же подумал он. Кто-то провел по картине окровавленной ладонью, оставив широкий след.

— Глафира! — снова позвал Сергей.

Кошки уже не просто орали. Они выли не хуже, чем стая волков.

Уже догадываясь, что он увидит, Сергей подошел к старухе и развернул кресло. Цыганка сидела, выпрямив спину и сложив руки на коленях ладонями вверх. Невидящими глазами она смотрела как будто сквозь гостя и спокойно улыбалась. Сначала Сергею показалось, что старуха жива, просто задумалась. Он взял бабку за плечо и осторожно встряхнул. В следующее мгновение голова Глафиры дернулась, покатилась вниз и остановилась, зацепившись за руки.

Сергей издал хриплый стон и замер, не в силах отвести взгляд от старухи, сидевшей в кресле и державшей на ладонях собственную голову, мертвые глаза которой продолжали смотреть прямо на гостя.

Она исчезла. Не было волшебного аромата, не было сопровождавшего ее голубоватого светящегося шлейфа. Стоя рядом с ее домом, он ощущал: девушки там нет. По-звериному потянул носом, пытаясь уловить ее присутствие: он мог чувствовать девушку даже на таком расстоянии, сквозь кирпичные стены. Нет, исчезла. Следы ауры на вещах, сохранивших прикосновение ее рук, манили затихающим эхом, испарялись серебристою росой на лепестках лесных цветов. Даже эти, едва ощутимые следы заставляли его ноздри чувственно трепетать, а тело вздрагивать в приступах запоздалого охотничьего азарта.

Нет, нет ее… Куда могла исчезнуть в такой поздний час? Он приходил сюда каждую ночь, караулил ее, дышал ею, а надышавшись, бежал в поисках жертвы, чтобы хоть ненадолго унять сжигающую страсть.

Он заволновался, метнулся в одну сторону, в другую, на мгновение замер в нерешительности, покрутил головой и сорвался с места, распластавшись в стремительном беге. Кружил по узким переулкам, оскальзываясь на ледяной корке, по-щенячьи обиженно повизгивая, бессмысленно заглядывал в подъезды, петлял вокруг домов.

Незаметно для себя обежав всю улицу, свернул на соседнюю и снова принялся обследовать подворотни. Потерял, потерял… Не оправдал доверия клана, не выполнил задания. Что теперь будет? Едва успев почувствовать свою нужность, значимость, снова опуститься до положения самого слабого.

А как же его маленькие шалости? Теперь за них последует жестокое наказание. Он похолодел, вспомнив ледяную сырость подвала, склизкую, в коросте ржавчины, решетку, мучительный, снедающий тело и скручивающий разум голод. От голода в нем и поселилась ненависть — всепоглощающая, настолько глубокая, что терпеть ее не было сил. Единственным лекарством было убийство. Разрывая горло очередной жертве, упиваясь мигом агонии, он представлял лицо той, из-за которой стал вампиром. Та, прекрасная, сладкоголосая, некогда нашептала соблазнительное, пообещала вечное наслаждение. Он поверил, и вот к чему привела его наивность!

Эта — другая. В ней нет лжи, двуличия, кокетства. Она проста и бесхитростна, а взгляд ее чист. Впервые за всю свою длинную не-жизнь он вдруг ощутил желание остановиться. Провести ладонью по шелковистым волосам, заглянуть в серые глаза. Обнять, прижать к себе, таять в голубоватой дымке, в запахе полевых цветов. Потом он все равно бы убил ее, конечно. Другой способ выражения чувств был ему недоступен. Но быть может, вдыхая ее душу в момент смерти, он хоть на мгновение обрел бы способность любить, вспомнил, как это — быть человеком.

Это были только мечты. Он никогда не осмелился бы причинить девушке вред. Но что теперь делать? Скоро светила встанут в нужную комбинацию. Искать другую нет времени. Значит… подвал? Или, быть может, его вообще приговорят к казни?

Запрокинув голову, он взглянул в низкое небо, подернутое грязноватой мглой, сквозь которую не видно было ни луны, ни звезд. Горло свела болезненная судорога. Прерывисто вздохнув, он тоскливо завыл.