История и повседневность в жизни агента пяти разведок Эдуарда Розенбаума: монография - Валерий Черепица

Удивленный Хараевич, подумав с минуту, сказал: «Даю слово офицера и дворянина Речи Посполитой. И сразу же отвечаю, что у меня есть такие люди, и я могу тебя с ними познакомить. Один из них химик-фармацевт Станислав Стемпневский, другой — рабочий Гораций Домашевич. Оба работают на фабрике медицинских препаратов доктора Клявэ. Если хочешь, то приходи к шести часам вечера ко мне в магистрат, туда придут и они, и я вас познакомлю». Розенбаум, естественно, согласился, но попросил, чтобы Хараевич представил его рабочим под его театральным псевдонимом — Ружицкий. Затем несколько успокоившийся Хараевич стал расспрашивать импрессарио, что он за фигура, если, занимаясь театральными делами, интересуется еще и политикой. На это Розенбаум ответил: «Знаешь, Генрих, у каждого человека есть свой конек. Мой конек — это помощь нашему правительству в борьбе с врагами Отечества». Услышав это, секретарь широко улыбнулся Розенбауму и сказал: «Твой конек не может не вызывать уважения, но ты не оскорбишься, Эдвард, если я назову своим главным увлечением женщин. При всем этом я тоже патриот…». Зная слабости лихого поручика еще по флотилии, импрессарио даже и подумать не мог, что по такому поводу можно оскорбиться, но лишь напомнил Хараевичу о его друзьях. «В таком случае, — продолжил собеседник, — Стемпневский и Домашевич будут тебе ценными помощниками. Особенно Домашевич, который не может спокойно смотреть на красные флаги и банты. И хотя они оба по своим убеждениям являются ярыми юдофобами, им в полной мере можно доверять. Помогать тебе они будут бескорыстно и по совести».

Покончив с этим вопросом, Розенбаум перешел к вопросам административно-театральным и попросил Хараевича помочь ему к завтрашнему дню уменьшить налог с гипнотических сеансов Бен-Али с 35 % до 10. В противном случае театральное бюро, труппа и он сам не смогут не то что заработать, но и покрыть расходы на рекламу, транспортные расходы, аренду театра и т. д. Хараевич вздохнул, но обещал помочь путем подведения сеансов Бен-Али под рубрику научных сеансов. На этом сослуживцы разошлись, подтвердив свою готовность встретиться вечером.

В назначенное время импрессарио пришел к Хараевичу, который познакомил его со Станиславом Стемпневским и Горацием Домашевичем. После взаимного представления он пригласил последних к себе в гостиницу, сказав, что имеет к ним очень важную просьбу. Оба слегка растерялись, обратив свои взоры на секретаря, но тот весело сказал им: «Идите, идите, господа. Это мой бывший командир, ручаюсь, что вы будете им довольны».

Уже в номере гостиницы «Европейская» Розенбаум с ходу сообщил своим новым знакомым, что со слов поручика Хараевича он знает об их желании принести посильную помощь правительству, а потому он «готов пойти навстречу их желанию, не нанося при этом им ни ущерба по службе, ни по их карману, так как расходы будут оплачиваться сразу, но в зависимости от проявленного усердия в работе. Предупреждаю, что работа наша серьезная, интересная и для государства полезная. В Кракове центр тяжести этой работы ложится на раскрытие роли евреев в нравственном разложении наших рабочих, отторжении их от любви к своему народу и склонении их в сторону революционно-коммунистических воззрений».

Услыхав это, Стемпневский и Домашевич как-то подтянулись и в один голос ответили, что они с удовольствием приложат свои силы к делу политической разведки с тем, чтобы послужить родине, а потому они уже сейчас готовы к выполнению любого задания. Пожав обоим крепко руки, Розенбаум перешел к постепенному освещению особенностей их работы: «Хочу напомнить вам, господа, о необходимости соблюдения полной тайны — это значит, что о вашей работе вы даже намекнуть никому не имеете права и временно, до получения от меня распоряжения, говорить об этом участии в политразведке даже органам местной политической власти, поскольку я как доверенное лицо Главного управления госполиции ставлю их в прямое подчинение себе и своему шефу в Варшаве полковнику графу Корвин-Пиотровскому, являющемуся одновременно заместителем начальника всей госполиции государства генерала Розвадовского. Ставлю вам в обязанность приобретение широкого круга знакомств, если такового сейчас нет, в рабочей среде Кракова и снискании к себе их полного доверия. Особое внимание обратите на рабочих-евреев и те еврейские фирмы, которые пользуются трудом рабочих смешанных национальностей и религий с тем, чтобы не могли вести свою пропаганду среди рабочих-христиан. На лиц, заподозренных в сочувствии к революционному движению, составляйте списки по следующей форме: 1) фамилия и имя; 2) семейное положение; 3) материальное состояние; 4) место работы; 5) место жительства; 6) примечание, где отмечается, в чем данное лицо заподозрено.

Второй момент. Для вашей ориентировки и обеспечения раскрытия вами в Кракове революционных организаций сообщаю вам о тех из них, где присутствие этих сообществ и здесь не исключено: 1) «Свободный Рабочий»; 2) «Чэрвоны Штандар»; 3) «Свобода Трудящихся»; 4) «Дер Штерн». Если таковые в Кракове окажутся, то надо войти с ними в контакт, вплоть до личного вхождения в одну из них, для того чтобы иметь возможность собрать сведения о личном составе этих организаций. Если в городе окажется организация с другим названием, то поступать по отношению к ней следует тем же порядком. Для выполнения полученного задания вам предоставляется право пользоваться услугами третьих лиц по вашему выбору. К этому выбору надо подходить очень осторожно, а потому эти лица должны быть вам не только знакомыми, но, прежде всего такими, на которых вы вполне можете положиться как на самих себя. Этих лиц вы будете вознаграждать из аванса, который я вам сегодня же выдам и отчет, с которого до нового распоряжения вы будете сдавать мне. Это задание должно быть выполнено до 1–5 июля текущего года. А теперь прошу выдать мне расписку на 750 злотых, господин Стемпневский, из которых вы по мере надобности будете выдавать нужные суммы господину Домашевичу». Получив расписку, Розенбаум выплатил агентам вышеозначенную сумму, чему те, судя по их лицам, были несказанно рады. Прощаясь, они обещали Розенбауму оправдать возложенное на них доверие. Попросив их не спешить, импрессарио в знак первого знакомства предложил поужинать у себя в номере. За ужином оба рассказывали о первомайском шествии рабочих в Кракове и оба в один голос утверждали, что среди них 90 — 95 % были евреями. Слушая их, Розенбаум все более убеждался, что Хараевич и он в своем выборе агентов не ошиблись.

На следующий день, устроив все театральные дела, Эдуард Розенбаум выехал в Бельско. Здесь он сразу же по прибытии пошел в адресный стол, находившийся в магистрате, чтобы узнать местожительство Эмилиана Анджеевского. Жил он на улице Инвалидов, 42. Хозяина он застал дома за завтраком. Разговора о деле не получилось, так как Анджеевский сделал нежданному гостю предупредительный знак — приложил указательный палец к губам и кивнул в сторону занимавшейся хозяйством жены. Поэтому импрессарио ограничился лишь вопросами о том, как ему живется на новом месте и устроился ли он на работу?

Оказалось, что работу Анджеевский получил на одной из фабрик акционерного общества «Бельская мануфактура», директором которого является владелец фабрики «Корона» Изаак Зильберберг. Работает он механиком при динамо-машине, в воскресенье и праздничные дни работает демонстратором картин при фабричном кинозале. Показ фильмов для рабочих в эти дни бесплатный, и потому зал, как правило, бывает забит до отказа. Сеансы идут с двух часов дня до десяти часов вечера. Первый сеанс идет в два часа, а последний — в десять. Кроме того, три раза в неделю для всех служащих акционерного общества пускается два сеанса за минимальную плату. Цена билетов от 80 до 20 грошей. За работу при динамо-машине он получает 90 грошей за каждый час своего труда, а за демонстрацию картин — по 3 злотых от каждого воскресного и праздничного сеанса и по полтора злотых от каждого будничного сеанса. Так что на свое материальное положение он не жалуется, ибо цены на продукты приемлемые. За непродолжительное время он успел приобрести широкий круг знакомых и приятелей среди рабочих. На этом разговор закончился. Розенбаум попросил Анджеевского зайти вечером в нему в гостиницу, на что последний ответил, что сможет это сделать только завтра, так как эту неделю работает во вторую смену, а вообще все фабрики общества работают в три смены.

Утром следующего дня разговор о бесплатных киносеансах для рабочих был продолжен. Анджеевский рассказал, что «большинство кинокартин, показываемых здесь, американского и английского производства. По своему содержанию они посвящены показу благополучной жизни рабочего класса на Западе, его единению при решении производственных и общественных проблем с предпринимателями, их добрым и независимым взаимоотношениям между собой во внерабочее время». Эти картины, по мнению Анджеевского, демонстрируются для того, чтобы «показать возможности жить мирно как фабрикантам, так и рабочим, а также с целью отвлечения их от революционного движения». Все титры на кадрах даются на польском и немецком языках, поскольку большой процент местных жителей говорят между собой по-немецки, несмотря на свое польское происхождение. Объясняется это тем, что Бельско, а под австрийским владычеством Билитц, длительное время находился под сильным влиянием всего немецкого. Это влияние до сих пор чувствуется на фабриках и заводах, на рынках, в магазинах и т. д. Все бельские евреи говорят между собой исключительно по-немецки. Вся документация и отчетность на предприятиях ведется на немецком языке. Директора нашего акционерного общества — поголовно евреи, но по манерам, речи их нелегко отличить от немцев.