Кроусмарш - Константин Калбазов

Он едва сумел сдержаться, чтобы банально не наорать на непослушную женушку, и что его остановило, так и не понял. Ясно было одно, женщин и детей нужно немедленно отправлять в башни, на первый уровень, туда, где опасность была самой наименьшей. И делать это нужно было как можно быстрее, до рассвета оставалось совсем немного.

— Джеф.

— Я здесь, милорд.

— Женщин и детей в башни.

— Есть милорд.

— Маран, надеюсь арбалеты никто не потерял?

— Нет, милорд.

— Хорошо. Тэд.

— Я, милорд.

— Пойдешь старшим в восточную башню.

— Есть, милорд.

— Рон.

— Я милорд.

— Западная башня. Распределите людей между собой.

— Яков.

— Я милорд.

— Посмотри там среди оружия наемников, многие были вооружены такими же арбалетами как у нас, да собери наши арбалеты и вооружи женщин, из бойниц и они стрельнуть сумеют, глядишь и попадут.

— Есть, милорд.

Хотя Андрей и говорил внешне спокойным тоном, не повышая голоса, все прекрасно понимали, что взбешен он сейчас не на шутку, во всяком случае лицо его покраснело настолько, что это было видно даже при неверном лунном освещении. Лучше же всех это понимала его жена.

— А вас, леди Анна, я попрошу пройти сомной.

Сказав это, он размашистым шагом, направился в сторону своей каморки. Анне ничего не оставалось, кроме как потупившись следовать за ним, едва поспевая и едва не переходя на бег.

— Что ты себе позволяешь?! — Едва они оказались одни, набросился он на нее. — Я же велел тебе ни каких выкрутасов, собрать людей и идти на Бильгов, а вместо этого ты привела их сюда! Ты что, последний ум растеряла, женщина?!

— Андрэ, прошу тебя, сначала выслушай.

— Что?!! Что, я должен выслушать?!! Что ты там еще напридумала?!!

— Андрэ, все ни так, как ты подумал. Все было по другому…

— Дьявол!!! — Но все же взяв себя в руки он попытался успокоиться, во всяком случае, с голосом ему справиться удалось, и он нарочито показывая свое спокойствие и клокоча внутри, тихо проговорил. — Хорошо. Говори.

Едва до него дошло, то, что она рассказывала, как новая волна ярости охватила его. Он уже набрал в легкие воздух, чтобы вызвать к себе, этого недотепу Брука, но повисшая на его шее Анна, остановила этот порыв. Таким взбешенным своего мужа она не то что никогда не видела, но даже и не подозревала, что такое возможно, она всем своим существом вдруг ощутила, что над жизнью незадачливого оруженосца нависла не шуточная опасность, поэтому очертя голову бросилась на его защиту. Она даже и не подозревала, насколько была права. Жизнь Брука, едва висела на волоске, так как только несколько часов назад, он нечто подобное сделал с теми, кто посмел подвергнуть опасности его семью и людей.

— Милый! Андрэ! Нет! Ну подумай в чем виноват Брук! Он просто мальчишка! Он не мог знать, что произойдет! Он просто пытался быстро выполнить твой приказ!

Андрей как-то сразу сдулся и устало осел на лавку. Действительно, если и был в этой ситуации кто виноват, так это он сам. Нельзя было посылать мальчишек с этим известием. Нужно было послать кого ни будь из взрослых, откуда было знать, этим, по сути, мальчишкам, что может произойти с людьми, при известии о близости орков. Как бы то ни было, случилось то, что случилось. А Анна. Она сделала все верно. Если уж Маран и Грэг усомнились в том, что удастся оторвать мужчин от их семей, то скорее всего так оно и было.

— Прости меня, Анна.

— Да за что же, Господи.

— За то, что не сумел защитить ни тебя, ни нашего малыша, ни людей доверившихся мне.

— Не говори так. Ничего еще не решено. Мы еще живы, у тебя есть твоя дружина, твои вассалы, и они готовы драться.

— Крестьяне и ремесленники. — Не скрывая горечи, проговорил он.

— Отцы и мужья, — пылко возразила она, — а за их спинами их дети и жены.

Поход который начинался столь удачно, обернулся неудачей, во всяком случае именно так решил брат Адам, когда его путь в столицу закончился в провинциальном городе под названием Гибр. К тому же у него не было никакой надежды на то, что этот путь может быть продолжен.

Занимаясь разведением людей, его господин не собирался куда-либо отправлять своих быков осеменаторов и практически постоянно прибывающих в положении человеческих самок. Делом одних, было своевременно покрывать самок, делом других аккуратно выносить плод и родить здоровое потомство. И только это самое потомство вывозилось в столицу на торги, правда не всегда, если покупатель находился прямо здесь и был готов платить по столичным расценкам, то товар можно было приобрести прямо на подворье господина.

Его товар, как и товар других подобных торговцев, пользовался особым спросом, так как дети, взращенные в неволе, не знавшие человеческой ласки, так как детей забирали у матерей, едва те выходили из грудничкового возраста, и воспитывали уже воспитатели орки, ценились особенно высоко. Эти дети не знали воли, они не знали кто они и откуда, они только знали, что всегда были рабами, и что это их судьба, и иной не будет. Неведома им была и религия их родителей, хотя взрослым и не чинили препятствий в вероисповедании, дети их не были крещенными и знали только богов своих господ, а еще то, что над ними нет иных богов, кроме этих, которым орки были детьми, а люди рабами.

Можно было удивиться, тому, что подобные работорговцы процветали, ведь далеко не единицы имели рабов обоих полов, но как узнал инквизитор, обычным рабам хозяева попросту запрещали совокупляться друг с другом, ибо беременность портила внешность самок, что было недопустимо, учитывая особый статус рабов из людей. И мужчин и женщин, помимо хозяйственных нужд, часто использовали на пирах, для услады, такое не считалось изменой, а кто же захочет возлечь с рожавшей и уже успевшей потерять форму, самкой. Так же, наличие рабов из людей указывало на статус хозяев дома, рабы были далеко не дешевыми, это как дорогое украшение или убранство дома.

Брат Адам был буквально взбешен этим обстоятельством, ибо как человек глубоко верующий не мог смириться с тем, что детей лишают благодати веры, и что целые поколения взращиваются вне лона Церкви. Однако поделать он ничего не мог, не за этим он практически добровольно отправился в это опасное предприятие. Поэтому он вынужден был смириться и с тем, что нарушал обет целомудрия, и с тем, что его возможные дети, родятся рабами.

Вынуждены были мириться с этим и женщины, хотя им-то как раз было куда труднее. Дитя, которое было частью их, у них отбиралось, и дальнейшая их судьба, матерям была неизвестна. Выжил ли ребенок, или умер от какой болезни, продан уже, или все еще находится на территории господского дома, все это было для них покрыто мраком. Поэтому среди женщин не редкими были самоубийства или потеря рассудка, что впрочем, было равносильно смерти, так как таких просто убивали. При этом не имело значения, была ли рабыня захвачена уже взрослой, или взращенной в неволе, они одинаково тяжело переживали разлуку с детьми, что в немалой степени было удивительным для их господ.