Могу! - Николай Нароков

— А что ж такого? Елизавета Николаевна превосходно поухаживает за мной.

— Конечно, конечно! — с озабоченной деловитостью подтвердила Елизавета Николаевна. — И ты, Юлечка, об этом не беспокойся: я все сделаю, что нужно.

— Может быть, лучше сиделку к тебе пригласить?

Георгий Васильевич скривился и жалобно посмотрел.

— Если можно, то лучше не надо! Ты знаешь, как я не люблю чужих людей около себя. Зачем мне бэби-систер? — попробовал пошутить он.

— А ночью?

— И ночью тоже… Ведь звонок под рукой, а он очень громкий. Надавлю на кнопку, Елизавета Николаевна проснется и сделает, если что-нибудь понадобится! Ты ведь знаешь, как спокойно и крепко я всегда сплю!

— А я наоборот! — подхватила Елизавета Николаевна. — Чуть малейшее что, я сейчас же просыпаюсь!

— Но ты одна можешь не справиться!

— Справлюсь, справлюсь! — поспешно заверила Елизавета Николаевна. — Прекрасно справлюсь! А чужой человек ведь только мешать будет: он же ничего не знает, где, что и как… А пока научится, ты уже вернешься!

Решили, что сиделку сегодня брать не будут, а подождут до завтра: «Тогда виднее будет!» Елизавета Николаевна крепилась, но когда осталась одна, то сделала трагическое лицо и начала без толку ходить по комнате. Юлия Сергеевна не слушала ее, а заботилась о своем:

— Горины папки с чертежами в шкафу лежат, мама, а счета я вчера на полку положила. И когда будут приносить почту, то ты конверты сама вскрывай, ему одной рукой трудно!

— Да, да… Знаю! Но ведь это же странно, согласись, что это странно!

— Что?

— А вот то, что Павел до сих пор не звонит! Почему он не звонит?

— Вероятно, он в госпитале… Позже протелефонирует!

— А позвони ты сама в этот госпиталь! Пусть хоть оттуда скажут, в каком Вера положении…

— Да я, когда говорила с этой мадам, так растерялась, что не спросила даже: в каком госпитале Вера?

Елизавета Николаевна ушла хлопотать. А через десять минут зазвонил телефон. Юлия Сергеевна схватила трубку, уверенная, что это муж Веры вызывает ее, но услышала то, чего не ждала: голос Виктора.

— Это я… — неуверенно и робко сказал он.

Юлия Сергеевна узнала его голос сразу, по первому же звуку, и удивилась тому, как она услышала этот голос: слегка обрадовалась тому, но обрадовалась спокойно.

— Здравствуйте! — просто и приветливо ответила она.

— Вероятно, вы… Вероятно, вы не хотите, чтобы я звонил вам… — спотыкаясь, стал говорить Виктор. — Но мне… Я много думал вчера и сегодня, и я… Мне очень надо поговорить с вами… Очень! — жалобно, но и настойчиво попросил он. — Можно мне… Можно мне увидеться с вами?

— Нет, нельзя! — ровно ответила она. — Я сегодня уезжаю.

— Куда? — вырвалось у него, но он тотчас спохватился. — Простите, я, конечно, не имею права спрашивать вас, но…

— В Канзас-Сити, к сестре. С нею несчастье, и она меня вызывает. Я вечером самолетом лечу к ней.

— И надолго?

— Не знаю. На два-три дня, вероятно.

Виктор замолчал, и Юлия Сергеевна понимала, что он что-то обдумывает.

— Если так, то конечно… А можно мне… — жалостливо попросил он.

— Что?

— Можно мне приехать проводить вас?

— Ну, конечно! — очень искренно ответила Юлия Сергеевна. — Самолет отлетает в 7 с минутами.

— Я… Если можно… Я не прямо на аэродром, а сначала к вам заеду. Да?

— Как хотите! Приезжайте часов в 6 или прямо на аэродром. Как вам удобнее!

— Я к вам заеду!

— Заезжайте.

Юлия Сергеевна отошла от телефона, приостановилась и прислушалась к себе. Что в ней сейчас? Она чувствовала, что будет рада видеть Виктора, но будет видеть его именно так: пусть приедет и проводит, но не больше. Ни слова, ни взгляда — не больше. А потом пусть все и всегда будет тоже только так: пусть Виктор будет милым знакомым, хорошим человеком, близким другом в семье, с которым приятно и даже радостно видеться, о котором хочется думать и говорить, но… но больше — ничего. И для того, чтобы прогнать мысли о Викторе, она стала припоминать, не забыла ли она чего-нибудь для Георгия Васильевича? Он любит по утрам пить томатный сок, а есть ли дома этот сок? Не нужно ли купить?

Потом приехал Табурин. Узнав новость, он засуетился, забегал, начал уверять, что ничего страшного, конечно, нет, но — «если зовут, то поезжайте!». Потом решительно хлопнул себя по лбу, как от хорошей мысли, и заявил:

— И я с вами поеду!

— Зачем это? — запротестовала Юлия Сергеевна.

— Затем, что затем! Не пущу я вас одну, вот и все! Нельзя вам без своего человека быть, всегда нужно, чтобы в случае чего-нибудь я вам помог. Не на бал едете, а к больной. Кто же знает, что там может быть!

— Да, да! Это будет очень хорошо, если вы поедете! — поддержала его Елизавета Николаевна. — Спасибо вам!

— Да! — обрадовался его решению и Георгий Васильевич. — Спасибо! Это очень, очень хорошо!

— Ну, ладно! Об этом и говорить нечего! — безапелляционно отстранил все возражения Табурин. — А что сейчас здесь надо сделать?

— Да ничего… Все уже сделано!

— А билет на самолет купили?

— Я по телефону заказала.

— А для меня? Сейчас закажу!..

Виктор приехал к 6 часам, а скоро после него неожиданно приехала Софья Андреевна. Узнав новость, она вежливо посочувствовала и по-дружески, как свой человек, расспросила о подробностях: кто будет ухаживать за Георгием Васильевичем, как справится одна Елизавета Николаевна? Узнав, что сиделку не пригласили, упрекнула:

— Как же так? Без сиделки вам трудно будет! Если хотите, я вам завтра пришлю: опытная и очень внимательная.

— Спасибо! Ночь переспим, а завтра посмотрим.

Потом похвалила Табурина за то, что тот едет с Юлией Сергеевной.

— Вы такой верный друг!..

Увидев, что вещи уже уложены, объявила, что поедет на аэродром провожать.

— Да зачем вам беспокоиться? — запротестовала Юлия Сергеевна. — Ведь я не на три года уезжаю и не на Северный полюс… Может быть, я завтра же и вернусь!

— Все равно! Все равно! Я ужасно люблю встречать и провожать: это моя слабость.

— Но почему Павел молчит? Почему Павел молчит? — вспомнила и заволновалась. Елизавета Николаевна.

— Да, странно! — рассеянно согласилась Юлия Сергеевна. — Но теперь уже все равно: через два часа я там буду и сама все узнаю!

— Так ты же протелефонируй, как только приедешь!

— Ну, конечно, мамочка!..

Уже надо было ехать. Табурин начал так усердно хлопотать около чемоданчика и саквояжа, что можно было подумать, будто перед ним лежат горы багажа.

— А вы с собой ничего не возьмете? — спросила его Юлия Сергеевна.

— А что мне надо? Зубную щетку, бритву и ночные туфли, вот и все. Я за ними по дороге на аэродром заеду. Вот сейчас же и поеду, чтобы не опоздать потом!

Он уехал, и Елизавета Николаевна стала требовать, чтобы и все ехали.

— Да еще рано, мама! — успокаивала ее Юлия Сергеевна.

— Ах, лучше пораньше!.. Зачем рисковать?

Сама она на аэродром не ехала, а осталась с Георгием Васильевичем, но попросила Виктора, чтобы тот потом вернулся и сказал, все ли в порядке.

— А то я беспокоиться буду!..

— Обязательно заеду! — уверял ее Виктор.

— И я тоже заеду! — любезно улыбнулась Софья Андреевна.

«Ну, а уж это совсем лишнее!» — подумала Елизавета Николаевна, но поблагодарила и улыбнулась так же любезно.

Когда прощались, Георгий Васильевич растрогался и задержал руку Юлии Сергеевны в своей руке. Долго смотрел и ласково кивал головой.

— А ведь это мы с тобой первый раз в жизни расстаемся! — сообразил он. — Всегда вместе были, куда ты, туда и я!

— Ну, ненадолго расстаемся! — подбодрила его Юлия Сергеевна.

Через час Софья Андреевна и Виктор вернулись и доложили, что все «о’кей», и самолет отлетел вовремя. Только Табурин, собирая свою зубную щетку и бритву, задержался дома и чуть было не опоздал: прибежал только тогда, когда уже начали поднимать лестницу на самолет.

Елизавета Николаевна немного вынужденно пригласила напиться чаю, и Софья Андреевна очень охотно согласилась, а Виктор отказался. Потом он немного помялся и нерешительно предложил:

— А может быть, будет лучше, если я останусь у вас и переночую здесь?

— Зачем это? — удивилась Елизавета Николаевна.

— Ну… Охранять вас!

— От бандитов или от диких зверей? — насмешливо расхохоталась Софья Андреевна.

Елизавете Николаевне, кажется, хотелось согласиться, но она быстро сообразила, что будет очень неловко обнаруживать близость Виктора к дому. «Еще, чего доброго, станут говорить, что он уж совсем своим человеком в нашем доме стал!» — подумала она и посмотрела на Софью Андреевну, словно хотела что-то проверить по ее лицу. И подметила какую-то хитрую, многозначительную улыбку на ее губах. «Вот и она, кажется, то же самое думает… Как это нехорошо!» И решительно отказалась.