Синдром самозванки, или Единственная для Палача (СИ) - Рокко Джулия

— Тебя заботит его судьба? — Очередной вопрос лорда прозвучал так, словно тот выскочил из него без спроса, и теперь глава Тайного Приказа досадует на собственную несдержанность.

Я тихо ликовала. Очевидно, вовсе не тема «комара» так остро заботила Рэтборна, раз он, рискуя окончательно меня оскандалить, инициировал этот странный разговор наедине. Вот только какую цель он преследовал на этот раз?

— А вам не всё ли равно, что меня заботит? — в лучших традициях еврейской темы ответила я вопросом на вопрос.

— Я начинаю думать, Реджи, что тебе нравится меня злить.

Внезапно крупная ладонь, затянутая в перчатку, коснулась моей щеки и не спеша её погладила.

Вздох застрял в горле, и я недоверчиво покосилась на сильную руку, дарящую ласку.

— У меня встречные подозрения, — парировала, стараясь, чтобы голос не дрожал от подступившего волнения.

Этот невозможный мужчина постоянно выбивал из-под моих ног почву. И хотя я прекрасно понимала, что его действия — это не более, чем попытка манипулировать, от ласкового прикосновения все равно теплело в животе и подкашивались ноги. Пресловутое притяжение между нами никуда не делось и сейчас по новой набирало силу, словно растущее цунами, готовое обрушиться на беззащитную сушу.

Рэт скупо улыбнулся, и у меня захватило дыхание от того, насколько красивым сделалось его суровое, вечно непримиримое лицо. Пускай всего на мгновение, но его хватило, чтобы спутать в голове все мысли.

— И что же мне с тобой делать? — внезапно спросил он.

Я непонимающе и, подозреваю, несколько придурковато моргнула. Больше всего хотелось ответить «Любить!», но я не могла дать ему против себя столь мощное оружие. Поэтому просто пожала плечами и благоразумно шагнула назад, разрывая контакт.

Рэтборн нахмурился и сжал руку в кулак, то ли от раздражения, то ли пытаясь сохранить гуляющее меж нами тепло.

— Мне пора, — с усилием стряхивая с себя дурман, прошептала я и уже более внятно добавила: — Не хочу пропустить обещанный рилс.

Развернувшись, я быстрым шагом направилась к выходу из галереи. Уязвленная гордость требовала не сдаваться слишком легко, поэтому я практически бежала, понимая, как близка к капитуляции, не взирая ни на какие доводы разума. Возможно, виною тому была сталкивающая нас магия, упорно не замечающая ни моей иномирности, ни его дурного характера.

На середине пути в галерее стали появляться другие ценители портретной живописи и нам пришлось замедлиться, делая вид, что прогуливаемся, отдыхая от многолюдности и шума в окружении произведений искусства.

— Дело сделано, тебе не обязательно поддерживать это знакомство, — поравнявшись со мной, ледяным тоном сообщил Рэтборн.

Хотелось горько рассмеяться, но я сдержала столь неуместный порыв.

— Да, но что если завтра окажется, что для ваших шпионских дел нам с господином послом необходимо стать друг другу ещё ближе? Прикажете начинать всё с начала? Нет уж, лучше на всякий случай подготовлю почву заранее.

— Неожиданное рвение. — Рэт не скрыл саркастичной ухмылки. — Помнится, раньше ты была категорически против.

В голосе Лорда мужское самодовольство звучало вперемешку с презрением. Видимо, моё желание закрепить достигнутый результат в охмурении его внешнеполитического противника лишний раз доказывало низменную природу всякой особи женского пола. Разумеется, тратить напрасно силы и переубеждать его я не собиралась.

— Я запрещаю, — выдержав некоторую паузу, наконец, напрямую приказал Рэт. — Озарийский опасен.

— Сознательно положив в чай соль, а не сахар, вряд ли стоит удивляться, что напиток получился солёным… — многозначительно протянула я и уточнила: — Вам так не кажется?

— Что ты хочешь этим сказать? — заставив меня остановиться уже практически перед распахнутыми настежь дверьми в бальную залу, потребовал Уркайский объяснений.

— Знаете… — притворно задумалась, не желая выходить из образа некой легкомысленной отстраненности, — я только сейчас поняла, что, оказывается, уже лет сто не танцевала с мужчиной, которому искренне нравлюсь.

— Реджи… — предостерегающе почти прорычал Лорд.

— Меня зовут Ада, — упрямо напомнила я, в какой-то мере побуждая саму себя не пасовать и не сдаваться.

Провоцировать Уркайского было опасно. Прежде я уже встречала людей, подобных ему. Для таких, как он, всякий сильный характер часто служил настоящим вызовом. Соблазном этот самый характер согнуть или даже вовсе сломать. Но в то же самое время моё внутреннее чутье, то самое, которое позволяло найти общий язык даже с самым сложным и неприятным клиентом, подсказывало, что слабой личности рядом с Лордом и вовсе не место.

Несмотря на всю свою ледяную скорлупу, больной вяло тлеющей паранойей характер, несмотря на всю кажущуюся неприступность, я уже хорошо знала: Рэт — такой же живой, подверженный сомнениям и тайным желаниям человек, как и все более менее нормальные люди в обоих из миров. Впрочем, как и всякий обличенный властью представитель элиты, он предпочитал изживать в себе всякую мягкость, запираясь в лабиринтах собственной души один на один со своими демонами.

Он бесконечно меня злил, бесил, раздражал. Иногда я его почти ненавидела. Но вместе с тем, я ему бесконечно сострадала. Наверное, глупо с моей стороны, учитывая то, на что глава Тайного Приказа то собственноручно меня подталкивал, то вдруг передумывал и пытался остановить.

Заиграла музыка, знаменующая начало пресловутого рилса. Я посмотрела на высокую мощную фигуру Лорда сквозь полуопущенные ресницы, а затем, не дожидаясь его реакции, юрко скользнула в залитое светом помещение. Меня вело твердое намерение заставить Рэтборна испить приготовленный им «соленый чай» до дна. До самой последней капли.

11. Радости и беды

глава одиннадцатая

РАДОСТИ И БЕДЫ

Однажды я записалась на уроки самообладания,

но преподаватель вывел меня из себя.

Даринда Джонс "Первая могила справа".

Говорят, Бог любит троицу. Похоже, это утверждение справедливо не только для моего родного мира, но и для мира приемного. Во всяком случае, три последующих дня, а точнее будет сказать, ночи принесли с собой радости и беды, столь же удивительные, сколь и необратимые. А началось всё с разыгравшейся непогоды.

Ещё до обеда светило щедрое летнее солнце, в ветвях чирикали птицы, зеленела листва, редкие кучевые облака лениво плыли по безмятежному небу. Но едва завечерело, как в деревьях тревожно зашумело, налетевший незнамо откуда яростный ветер сначала редкими порывами, а затем все чаще и чаще, стал завывать в каминных трубах, рвать нежную зелень, клонить могучие многолетние тополя к земле. Приближалась буря.

Я коротала первый свободный за долгое время вечерок на господской кухне в компании Геррарда, Флока и вечно брюзжащей Козетт. Внизу, у моих ног, практически под столом, прямо на полу сидел Тай. Привязав к прутику нитку и сложенную бантом бумажку, он играл с Фру-фру точно так же, как когда-то в далеком детстве я играла с котёнком. Попутно сынишка не забывал подкармливать своего питомца кусочками домашней колбасы, и Флок беззлобно ругал его за это.

Фру-фру и в самом деле следовало задуматься о диете. За последние дни этот ласковый, верещащий дурным голосом по утрам пуховой комочек, изрядно отяжелел и стал совершенно круглым. Из-за образовавшихся жировых запасов на пушистом пузике и щеках лапки его стали казаться совсем уж короткими. Вероятно, поэтому хомар очень любил передвигаться по дому, устроившись у меня или Тая на плече, сладко при этом посапывая. Когда Фру-фру посещало особое торжественное настроение, он распускал свой роскошный павлиний хвост, пестрые кончики которого возвышались над его головой точно корона. Словом, название этому чуду света я дала самое подходящее.

— Ну, вот. — Тай вздохнул с видом уставшего от мирской суеты философа. — Снова уснул.

— Ещё бы! Столько жрать! — фыркнула Козетт, сноровисто начищая медную сковороду.