17 Тамплиеры 1. Рыцарь Феникса - Юрий Сазонов

Томас кивнул на первую лестницу и знаками показал Селиму, что тот должен с осторожностью подняться наверх. Араб радостно закивал в ответ. Глаза его сияли почище зеркальных окон странного корабля. Кажется, он начисто забыл о погибшей возлюбленной и намеревался вволю насладиться здешними чудесами.

Томас покачал головой. Выбрав нижнюю лестницу, он начал спускаться. Юноша внимательно прислушивался, однако изнутри корабля не доносилось ни звука, лишь слабое эхо его шагов.

Внизу оказался длинный коридор, освещенный какими-то желтыми, горящими под потолком светильниками. Светильники, наверное, тоже были волшебными, потому что Томас не заметил огня и не почувствовал запаха дыма. Зато в воздухе стоял пряный аромат курений, чуть-чуть напоминавший запах церковного ладана. Может, на этом корабле есть часовня?

По полу стелилась красная ковровая дорожка, стены были облицованы панелями из темного дерева. С правой и левой стороны виднелись закрытые двери. Томас легонько толкнул первую — заперто. Вторая, третья — то же самое. Ему повезло с четвертой дверью направо. Створка подалась внутрь, и Томас вступил в полутемную комнату. После ярко освещенного коридора глаза привыкли не сразу, потому в первую секунду Томас не заметил девушку, присевшую у низкого столика. Девушка собирала какие-то светлые, рассыпавшиеся по полу прямоугольники.

Когда Томас вошел, незнакомка вскинула голову. Сначала на лице ее появилась извиняющаяся улыбка, которая, впрочем, быстро сменилось изумлением. Если девушка и ждала кого-то, то явно не его.

Юноша уже присмотрелся к полумраку, и поэтому нескольких мгновений ему хватило, чтобы узнать обитательницу чудного корабля. В широкой темной юбке и блузе с короткими рукавами, на полу сидела давняя знакомая Томаса — коварная цыганская девка из городка Орфлёр. Это она украла кошелек, это из-за нее Томас угодил в тюрьму и месяц томился в заточении. Молодой шотландец не стал задаваться вопросом, как воровка попала на волшебный корабль, стоявший на рейде у сицилийского берега. Вместо этого он одним прыжком пересек комнату и вытянул руки, намереваясь схватить девку. Та, однако, оказалась проворней. Ловко проскользнув за столик, цыганка откинула крышку небольшого сундучка и выхватила оттуда некий черный, умещающийся в ладони предмет.

— Не подходи! — по-французски провизжала чертовка. — Что ты сделал с Саххаром?

Томас ухмыльнулся. Значит, дьяволица спелась с черным человеком. Что ж, хорошая компания. Юноша с удовольствием сообщил бы цыганке, что свернул ее дружку шею — но, к сожалению, нож проклятого Гуго де Безансона лишил его такой возможности. Вместо этого молодой шотландец медленно подался вбок, обходя стол. Черный предмет в руках девчонки не выглядел опасным, однако от колдовского судна и его команды всякого можно ожидать.

— Не подходи! — снова крикнула девка.

За спиной ее виднелось накрытое пледом ложе. Под пледом выступали контуры человеческой фигуры, белел в полумраке овал лица. Человек спал или был мертв — не разберешь. Томас отложил этот вопрос на потом, а пока медленно крался к цыганке. Нож он на всякий случай вытащил из-за пояса и сжал в кулаке, хотя ранить девчонку не хотел. По крайней мере, до тех пор, пока та не расскажет о Саххаре и его кознях…

Громыхнуло. Что-то взвизгнуло совсем рядом с ухом Томаса. Из деревянной панели у него за спиной полетели щепки. Одна, острая, впилась юноше в шею. Комнатушку заполнил резкий запах, похожий на запах порохового дыма.

— Не подходи! — опять проверещала цыганка. — В следующий раз я не промажу.

От двери закричали, и Томас не сразу понял, что кричат по-арабски. Селим.

— Не подходи к ней! — вопил застывший в дверях сарацин. — Эта вещь у нее в руке — вроде модфы, только меньше. И она убивает!

Томас тряхнул головой. В левом ухе зудело, как после взрыва в мастерской алхимика. Девушка навела на него черную маленькую модфу. Молодой шотландец ясно видел круглое отверстие дула. Дуло смотрело ему в лоб. Томас примирительно поднял левую руку. Правую, с ножом, он отвел за спину и быстро перевернул клинок — для броска. У него будет только один шанс, но, если попасть чертовке в горло…

В этот момент за спиной девушки воздвиглась высокая тень. Лежавший на кровати человек бесшумно вскочил, правой рукой перехватил запястье цыганки, а левой вцепился ей в шею. Маленькая модфа со стуком брякнулась на ковер. Девка пискнула и, дернувшись пару раз, обмякла. Но Томас не смотрел на нее. Юноша во все глаза уставился на своего нежданного спасителя. Бледное широкоскулое лицо. Черная борода. Разметавшиеся волосы, в которых вороных прядей больше, чем седины…

«Дядя!» — хотел крикнуть Томас, но изо рта его вырвалось лишь мычание.

Эпилог

Селим долго бродил по кораблю, с восхищенными возгласами хватаясь то за ту, то за другую чудную вещь. Наконец он засел в трюме, где было много блестящих механизмов — как раз в его вкусе. Вытащить его из трюма не удалось, так что паруса пришлось с грехом пополам ставить Томасу и приору.

Зато в своих блужданиях Селим обнаружил на верхней палубе то, что немедленно обозвал «рулевым колесом». Сарацин заявил, что и сам подумывал о таком, да вот только не успел сделать. Еще он сказал, что очень хотел бы попасть в волшебную страну, жители которой умеют изготавливать такие удивительные вещи. Томас тут же представил тайный разрушенный город, и решил, что попадать в эту дивную страну совсем не хочет.

Рядом с рулевым колесом лежала бумага. Множество скрепленных друг с другом листков белейшей бумаги, исчерченной странными письменами. Шифр состоял из черточек, треугольников и квадратов, и иных фигур, как две капли воды похожих на надписи в подземном коридоре, ведущем к вратам сокрытого города. Селим обещал расшифровать записи, а пока Томас нашел бумаге другое применение. На длинном веревочном шнурке к книге крепилось волшебное перо, пишущее без чернил. То есть чернила появлялись прямо на листах, стоило чуть-чуть нажать.

Томас и его дядя, поставив паруса, устроились на верхней палубе. Там была такая же комната со стеклянными окнами, как внизу — но переднее окно было больше, и из него открывался широкий обзор на закатное море. Пока Жерар де Вилье разбирался с хитрым рулевым колесом, Томас писал. Он записывал все, что приключилось с ним за последний месяц, чтобы дядя прочел и понял. Еще юноша решил, что, куда бы они ни двинулись, он захватит бумагу и чудесное перо с собой. Это было даже лучше восковых дощечек Селима. Может, он напишет целую книгу об их похождениях, и монахи в монастырях будут переписывать ее еще сотни лет — если, конечно, церковь позволит копировать и распространять такой необычный рассказ.

Буквы выстраивались в ряд, соединяясь одна с другой. Перо, поначалу не слушавшееся огрубевших пальцев, бойко плясало по бумаге. Багряный закат зажигал море по курсу корабля и полыхал так ярко, что приходилось щурить глаза. Связанная цыганка лежала в комнате внизу. Впервые за долгие месяцы все было не так уж и плохо.

Томас, закусив губу, писал и писал, и от того, что его история ложилась на бумагу, она делалась совсем не страшной, а даже забавной и поучительной. Корабль мерно покачивался, перекатываясь с волны на волну. Розовые блики бегали по белым листам. Чайки носились низко над водой, выхватывая на лету серебристую рыбу.

…Он сам не заметил, как уснул — просто опустился щекой на новый, чистый еще лист. Спустя несколько мгновений дыхание юноши стало ровным и спокойным, и приор решил не будить племянника. Жерар де Вилье вглядывался в алую полосу горизонта и гадал, удастся ли им избежать шторма. Он также думал о том, что надо выполнить некогда данное Томасу обещание. Надо вернуться на остров Калипсо и добыть сокровища из тайного города, а потом плыть в Шотландию. Там, под рукой Роберта Брюса, он соберет оставшихся тамплиеров, и — как знать? Может быть, для ордена еще не все потеряно.

А пока корабль держал курс на запад, вдоль скалистого сицилийского берега, и верным путеводным знаком сияло впереди опускающееся в волны закатное солнце.

***

Над городом Палермо полыхал закат, и пламя затухающих на южных окраинах пожаров казалось совсем бледным в его свете — но тем отчетливей проступали тянущиеся к небу дымные столбы.

Камни набережной и причала покрывали бурые пятна крови. Ветер носил гарь и черные лоскуты. Море сердито билось о причальные кольца.

Стоявший на набережной человек в черном плаще смотрел на закат. Слева от него, ближе к стенам порта, суетились рабочие и стража. Справа, там, где выстроились рассохшиеся лодочные сараи и торговые склады, пряталась его цыганская свита. Но тут, на самой кромке воды и суши, он был один. Человек яростно смотрел на белые прямоугольники парусов. К кольцу у его ног был привязан канат, другой конец которого крепился к носу шлюпки. Шлюпка беспомощно болталась в прибое. На дне ее плескалась гнилая вода, окатывая длинные, уложенные под скамью весла.