Гиблое место - Сергей Шхиян

Смех моментально смолк. Он сменился недоуменным молчанием. Теперь против меня стояло пятеро серьезно настроенных мужчин. Я не стал ожидать общего нападения и юркнул в избу. За мной никто не последовал. Противники, кажется, растерялись, не зная, что предпринять. Пока они совещались снаружи, я развязал рукава у рубахи, развернул найденный вчера шлем, вытряхнул из него золото и надел на голову. Пока возился, снаружи пришли к однозначному решению:

— Эй, ты там, выходи! — закричали грозно и требовательно.

Я откликнулся:

— Иду! Подождите!

Оставаться внутри было опасно. Ратники могли догадаться подпереть дверь снаружи и спалить меня вместе с избой. Окна же ее были столь малы, что пролезть в них мог разве что семилетний ребенок.

Выбираясь из вероятной ловушки, я, тем не менее, лезть на рожон не собирался. Вначале было необходимо несколько уравновесить наши силы. Приготовив лук и стрелы, я подошел к дверям, встал на колени и выглянул наружу. Великолепная пятерка стола полукругом возле дверей, ожидая, когда я, наконец, появлюсь. Я их немного разочаровал, не выйдя с повинной головой, а выстрелил с трех шагов в горло самого здорового ратника. Стрелял я по-монгольски, натягивая не тетиву, а выдвигая вперед деревянную часть лука, тут же приставляя следующую стрелу к тетиве. Скорострельность при таком способе стрельбы увеличивается раза в два. Вторая стрела вылетела секунд через пять после первой, так что никто не успел понять, что, собственно, происходит. Однако на третий выстрел времени у меня не хватило: ратники опомнились и прикрылись щитами.

Отложив лук, я выскочил наружу и ударил клинком снизу вверх под щит, которым ближний ко мне солдат защищал грудь и голову. Раненый пронзительно закричал, упал и начал кататься по земле. Теперь, когда противников осталось двое, можно было не спешить. Мне даже захотелось покуражиться над ними, как «плохому парню» из американского боевика.

— Ну, что таращите глаза! Бросайте оружие! — приказал я, играя саблей. — А то убью, как собак!

Ратники приказу не вняли и, вместо того, что бы сдаться, с криком бросились на меня. Сабли и доспехи у них были самые примитивные, да и ловкости явно не хватало. Их слепая ярость ни к чему хорошему не привела. Достать меня им не удалось, а я после нескольких ударов перерубил, в самом прямом смысле, у одного клинок у эфеса, а другому расколол железный котелок, защищавший голову. До черепа моя сабля не достала, но и представленные доводы оказались достаточно убедительными, чтобы умерить их воинский пыл.

Противники растерянно стояли, не зная, что делать. На крики и шум начали сбегаться крестьяне, но в подворье не входили, наблюдали за происходящим из-за плетня. Считая битву выигранной, я помог встать хозяйке. Она, даже не поблагодарив, бросилась к связанному мужу, неподвижно лежащему на земле.

— Иван, Иван! — закричала женщина тоскливым, полным муки голосом.

— Успокойся, — попросил я и, не обращая внимания на ратников, помог Ивану освободиться от пут.

Ему опять сильно досталось, но встать он смог сам. Лицо его приобрело землистый оттенок, но глаза лихорадочно блестели неутолимым гневом.

— Не вышло по-вашему? — спросил он недавних противников и вдруг плюнул в лицо тому, у которого я разрубил железный колпак.

Оплеванный зло покосился на Ивана и молча отерся.

— Встретимся еще… — зловеще пообещал он.

Разговор на этом оборвался. Во двор влетело очередное действующее лицо. Видимо, красавец-предводитель каким-то образом выпутался из стремени, совладал с конем и вернулся верхом. Его бархатный кафтан был весь в грязи, а сам владелец страшно зол. Оценив обстановку, он не испугался моих побед и с ходу бросился в бой…

Малый был, судя по всему, ловок и силен. Если бы он в первый раз ударил меня не по голове, а по плечу, то неизвестно, чем бы кончилось дело. Кольчуга у меня была отменная, но под ней не было ватника. Сабля вряд ли прорубила бы плетение железных колец, но поломать мне ключицу могла свободно.

…Всадник привстал на стременах, выставил вперед саблю и погнал коня прямо на меня. Расстояние, отделявшее нас, было метров двадцать. Между нами на земле лежали убитые и раненые. Я приготовился отразить атаку, но жеребец, чтобы не наступить на людей, сделал резкий скачок в сторону и встал на дыбы. Однако, грязный «рыцарь» легко удержался в седле и, ударив лошадь эфесом сабли по голове, попытался принудить встать на четыре ноги. Конь заржал и, не повинуясь, начал пятиться назад.

Оба сдавшиеся на волю победителя ратника бросились помогать своему предводителю и окончательно смешали картину боя. Один из них, тот, кого я обезоружил, вцепился в поводья и заставил коня опуститься на ноги, после чего «рыцарь» легко соскочил с жеребца и пошел в пешую атаку.

Доспехи у него были значительно тяжелее, чем у меня: плечи защищали наплечники, грудь и спину — кирасы. Даже на бедрах были какие-то металлические пластины. Вся эта амуниция сковывала движения, но, тем не менее, действовал он довольно быстро.

Я, опустив саблю, спокойно стоял на месте и ожидал столкновения. Страха не было и в помине, напротив, адреналин нагонял веселую ярость. Красавец витязь мне активно не нравился. Было в этом человеке что-то удивительно неприятное, при ангельской внешности — наглое высокомерие и небрежная жестокость. Впрочем, времени разбираться в своих эстетических предпочтениях в тот момент у меня не было.

Мы сошлись, и наши сабли со звоном столкнулись над головами. Я легко парировал первую атаку, подняв клинок почти вертикально вверх, и спустил саблю противника к своему эфесу. Потом попытался закрутить клинки и вывернуть оружие из руки.

Однако у меня ничего не получилось. «Рыцарь» сделал правильное, профессионально точное движение кистью и отступил в подготовительную позицию. Это было необычно. В семнадцатом веке такие фехтовальные приемы я еще не встречал.

Теперь нападал я и начал ответную атаку с обманного движения, пытаясь запутать соперника и попасть острием сабли в наименее защищенную часть тела между кирасой и наплечником. Противник разгадал мое намерение, легко уклонился и в свою очередь едва не поразил меня острием в лицо.

О легкой победе можно было забыть. Похоже, что шансы у нас были равные. У меня была лучше сабля и длиннее рука, у него более надежные доспехи и отменная реакция. К сожалению, понял это не только я. «Рыцарь» больше не лез в авантюры, он готовил атаку продуманно и действовал крайне осторожно.

Мы медленно кружили по свободной середине двора, делая вялые выпады. Каждый выжидал свой шанс и ждал ошибки соперника.

— Интересно, кто он такой, и откуда у него такая техника фехтования? — думал я, глядя в прозрачные, бешеные глаза соперника.

Наверное, и у «рыцаря» возникли аналогичные вопросы, во всяком случае, он спросил:

— Ты откуда такой взялся?

— Пописать вышел, — не очень вежливо ответил я, к месту вспомнив старый анекдот с такой физиологической концовкой.

— Сейчас будешь какать! — пообещал рыцарь. Похоже, он был в чем-то прав. Оставшиеся в строю соратники собрались помочь своему командиру. Они отошли от шока, вооружились саблями павших товарищей и шли на помощь своему патрону. Этого он, стоя спиной к дому, не видел. Непрошеная помощь, как ни странно, давала мне небольшой шанс. Когда один из помощников, тот, которому Иван плюнул в лицо, почти поровнялся с командиром, я дернул в его сторону глазами. «Рыцарь» невольно проследил мой взгляд, увидел боковым зрением, что сбоку от него кто-то есть, и на мгновение рассеял внимание.

Именно этого я и ждал. Как мог быстро и точно сделал резкий выпад, целясь в вожделенный плечевой сустав. Острие клинка почти без труда пропороло кольчугу и вошло сантиметров на десять в тело. Машинально я еще и повернул в ране клинок. Красавец громко вскрикнул от боли и попытался поднять саблю, но я пошел ва-банк и, пренебрегая защитой, ударил «рыцаря» по шее, которую защищала только изящно сплетенная медная бармица. Этот металлический, защитный воротник частично погасил удар, но сила его была такова, что полученная рана была заведомо «несовместима с жизнью».

Соратники «рыцаря», пораженные такой развязкой, тут же побросали сабли и отступили к избе. «Рыцарь», как курица сотрубленной головой, еще пытался что-то сделать, шагнул в мою сторону, даже начал поднимать руку, но глаза его уже были туманными, и ничего не видели.

Я устало опустил руки и плечи. По телу запоздало потекли струйки холодного пота. На смену нервному напряжению пришла тупая апатия. Решись оставшиеся в строю ратники в тот момент напасть на меня, я не смог бы оказать им даже минимального сопротивления.

Однако они были не в лучшем состоянии и, так же как и я, не знали, что делать дальше.

Крестьяне, увидев, что кровавое действие завершилось, начали сторожко входить во двор. Иван, устало опустив руки, стоял, прислонившись к стене избы, жена плакала у него на груди. Испуганные дети молча разглядывали лежащих на земле окровавленных людей.