Сильнее боли - Андрей Буторин

Он потерял счет времени, но по его ощущениям прошло не меньше десяти минут, как резко вдруг перестала болеть голова, а еще через мгновение Катя сказала усталым голосом:

– Всё.

27

В Галиной голове царил хаос. Там, приближаясь, кувыркалась земля и, удаляясь, вращалось небо. А еще – кто-то выл. На одной стремительно нарастающей ноте, столь неестественно и жутко, что лишь смерть казалась спасением от этого пронзительного воя.

Но смерти не было. Была темнота. Оборвался вой, но его место тут же заполнилось болью. Она была везде и во всем. Она была всем. Она была сильнее всего. Вся темнота и внутри, и вокруг нее как раз и была этой болью. Но если свет еще бы мог оказаться сильнее тьмы, то ничего не могло стать сильнее боли.

Потом темноту-боль, не смешиваясь с ней, наполнили звуки. Они походили на музыку, но только невообразимо чуждую, которая несла с собой не успокоение, а обещание гибели и ужасала не этим роковым обещанием, а именно своей непонятностью.

Затем в темноте появились столь же темные дыры. Казалось, их невозможно увидеть, но Галя видела. Потому что это были не просто дыры, а глаза. Немигающие, пустые, бездонные. Нечеловеческие. Они смотрели сквозь Галю в бесконечность и в вечность. И под воздействием этого невидящего, пустого взгляда она стала медленно таять, превращаясь в ничто и во всё. Но даже у вечности оказался край. И Галя сорвалась вдруг с этого края и вернулась.

На нее опять смотрели глаза. Но это были живые, человеческие глаза зеленовато-рыжего цвета с янтарными, словно осколочки солнца, крапинками внутри. Глаза излучали тепло и покой. От их мягкого взгляда и Галино тело, бывшее недавно чужим, стало вдруг снова своим, тоже теплым и мягким. Неудержимо захотелось спать. Она не стала противиться желанию, да, наверное, и не смогла бы.

А заснув, она снова увидела глаза. Огромные, синие, как вечернее небо, глаза Кости.

– Мамочка, – послышался родной голосок. – Когда ты приедешь? Я соскучился.

– Скоро, котеночек! Скоро, мое славное солнышко, – ответила Галя. И проснулась.

Она лежала на высокой кровати. Над ней был деревянный потолок. По-настоящему деревянный, не какие-то обои «под дерево», сразу видно. Галя повернула голову. Первое, что бросилось в глаза, – печь. Большая, побеленная русская печь.

Но удивлялась Галя недолго. Память вернулась и расставила все по местам. Они ехали с Тарасом в деревню. Получается, что доехали. И сейчас… Где же она сейчас? Видимо, в доме Тарасовой бабушки. Не у колдуна же! Да и не похоже, чтобы в таком месте – чистом, светлом, пахнущем свежим хлебом, травами, чем-то еще незнакомым, но удивительно уютным – жили плохие люди.

Только вот где они, эти люди? И где сам Тарас?

Галя свесила ноги с кровати и спрыгнула на пол. Пол был тоже деревянный – из некрашеных досок. По нему оказалось неожиданно приятно ступать босиком. Не найдя в комнате своих кроссовок, Галя так и вышла босая сначала в прохладные сени, а потом на крыльцо.

Слева тянулась деревенская улица. Справа она продолжалась грунтовой дорогой и поворачивала в сосновый бор.

Галя посмотрела вперед. Деревня расположилась на возвышенности, а ниже раскинулся обширный луг, травяную равнину которого разбавляли пушистые шапки кустарника. За лугом извивалась река, а уже за ней начинался лес, который казался отсюда безграничным – синеватый у самого горизонта, он держал на себе край синего неба.

От такого простора, не виданного, наверное, с далекого детства, у Гали закружилась голова. Она села на теплые доски крыльца. Когда невольный восторг схлынул, появились и менее радужные мысли. Первой была прежняя – где же Тарас? А потом Галя попыталась вспомнить, что же с ней случилось? Они ехали в автобусе, ей захотелось спать. Вот и уснула. И снились какие-то ужасы: боль, темнота, страшные нечеловеческие глаза. Впрочем, и человеческие тоже. Самое приятное, что могло присниться, – глазенки Костика. Галя улыбнулась, но тут же согнала улыбку с лица. Ну хорошо, она заснула. И что же, спала так крепко, что не смогла проснуться, когда они доехали до места? «Может, ты еще хочешь сказать, – обратилась она к себе мысленно, – что такую лошадь несчастный Тарасик смог дотащить из автобуса до дома на руках?»

Галя представила эту картину, и ей вновь стало весело. Но опять ненадолго. Все-таки отсутствие Тараса напрягало. Равно как и то, что пробел в памяти заполнить не получалось. Зато, пробежав взглядом по крыльцу, Галя обнаружила среди стоявших там сбитых туфель и резиновых сапог свои кроссовки. Желтые носочки, аккуратно свернутые, лежали внутри.

Галя обулась и почувствовала себя чуть уверенней. Прошлась по двору, поросшему мягкой, слегка пружинящей травкой, выглянула за калитку. И сразу увидела идущих от соснового бора Тараса и незнакомую молодую женщину. Женщина была красивая. Очень красивая! У Гали вдруг перехватило дыхание и тревожно заныло сердце. Она во все глаза разглядывала приближающуюся парочку, а те, не замечая пока ее, непринужденно беседовали. Тарас говорил, слегка жестикулируя, и на лице его не отражалось каких-то особенных чувств. А вот черноволосая красавица поглядывала на собеседника совсем по-другому. Так, во всяком случае, показалось Гале, и глупое сердце вновь защемило.

Когда Тарас с незнакомкой подошли достаточно близко, Галя осторожно прикрыла калитку и быстро вернулась на крыльцо. Снова села и сделала вид, что любуется цветами, посаженными возле дома.

Скрипнула калитка. Вошедшие не сразу заметили Галю, продолжая вполголоса беседовать. Первой спохватилась черноволосая девушка – споткнулась на полуслове и остановилась, огладив ладонями подол платья. Только сейчас Галя заметила, что он был почти оторван. По контрасту с ослепительной внешностью его владелицы рваное платье смотрелось нелепо. Девушка прочла это, видимо, в Галином взгляде, вымолвила: «Извините» и быстро скрылась в доме.

Тарас немного растерялся, но все-таки искренней радости в его взгляде было несомненно больше.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он и протянул руку, будто собрался то ли погладить ей волосы, то ли пощупать лоб. Но тут же отдернул, даже убрал за спину.

– Я? Хорошо. Выспалась. – Галя демонстративно потянулась. – А ты время, смотрю, зря не теряешь. Платья на девушках рвешь. – Последняя фраза вырвалась у Гали неожиданно, и она, беспощадно ругая себя, собралась уже было извиниться, как вдруг Тарас покраснел так, что она, чувствуя, как ухнуло вниз сердце, поняла: попала в точку…

– Да я… да ты… – замямлил Тарас, отводя в сторону глаза. – Не так ты все поняла!..

– Не так? – вымученно засмеялась Галя. – Как и что я должна была понять? Да какое мне дело, как ты проводишь свободное от меня время? – Она хотела сказать что-то еще, показать свое полное безразличие, но предательские слезы покатились вдруг по щекам, и Галя закрыла лицо ладонями. Собралась уже вскочить, убежать, спрятаться, но почувствовала на плече горячую ладонь Тараса. Он присел рядом и сначала неуверенно и робко, а потом неожиданно сильно обнял ее и прижал к себе.

– Глупышоныш, – зашептал он. – Славный, милый мой глупышоныш! Моя хорошая… Моя… любимая!

Тарас осторожно отнял одной рукой ее ладони с заплаканного лица и принялся целовать ее мокрые щеки, нос, лоб, а потом – губы. И Галя забыла все. Ни обид, ни сомнений не осталось больше в ее сердце. Она, неожиданно для себя, ответила на поцелуй. Подумала краешком разума, что надо сдержаться, но тут же, отбросив эту ненужную мысль, обвила рукой шею Тараса и жадно стала ловить губами его губы, чувствуя, что сознание снова покидает ее, но не насовсем, лишь деликатно удаляется, с интересом наблюдая тем не менее за происходящим.

Сколько продолжалось это сладкое беспамятство, Галя не знала. И длилось бы оно, наверное, долго, но по деревенской улице, оглушительно тарахтя мотором, промчался мотоцикл. Галя вздрогнула и оторвалась от губ Тараса. Посмотрела в его лучащиеся счастьем глаза и улыбнулась:

– Глупышоныш? Я?

– Угу, – довольно мурлыкнул Тарас.

– А зачем тебе дурочка?

– Почему дурочка? – Умиленное благодушие разом слетело с лица Тараса.

– Ну, глупая потому что.

Тарас облегченно вздохнул:

– Глупышоныш – это не значит глупая. Это значит – моя хорошая, моя родная… Славная, смешная. Наивная чуть-чуть… Ну ты же понимаешь все! Дразнишься, да? – Он снова хотел обнять ее, но она отстранилась:

– Не знаю, не знаю. Хорошая, родная… Звучит, конечно, приятно. А вот за глупенькую меня все равно держишь! – Галя попыталась улыбнуться, чтобы придать сказанному шутливый смысл, но улыбка вышла кривой.

– Ну что же случилось? – захлопал глазами Тарас. – Ты скажи мне прямо, что тебя тревожит?

– Она, – кивнула на дверь Галя. – Она меня тревожит. Это ведь Катерина, да? Та самая колдунья?

– Тс-с!.. – оглянулся на дверь Тарас. – Она не колдунья. То есть это она, да, но… не надо ее так. Она, скорее, знахарка, ведунья…